Страница 10 из 43
Уже совсем стемнело, когда я кончил возиться с грузовичком, и только тут я сообразил, что мне предстоит долгий пеший путь назад, притом в одиночку. Велико было искушение, не возвращаясь, переночевать в Городе. Ведь до каюты в яслях я добрался бы мигом… Но тут я представил себе, какое выражение лица будет поутру у Мальчускина. Одолев сомнения, я обогнул Город, отыскал пути, ведущие на север, и зашагал обратно к холмам. Один на равнине ночью — ощущение оказалось не из приятных. Похолодало, с запада дул сильный ветер, который пронизывал мою тоненькую форму насквозь. Впереди, на тусклом фоне облачного неба, я различал темный кант холмов. В выемке, вычерченной на горизонте, виднелись четкие контуры рам с колесами, а подле них дозорной тропой по-прежнему вышагивали два стражника. Едва я приблизился, меня окликнули:
— Стой, ни с места! — Они и сами замерли, и хотя я не мог ничего разглядеть наверняка, инстинкт подсказывал мне, что арбалеты нацелились в мою сторону. — Кто таков?
— Ученик гильдиера Гельвард Манн.
— Что ты делаешь за чертой Города?
— Работаю с путейцем Мальчускиным. Совсем недавно я проезжал мимо вас на грузовике.
— Верно. Подойди сюда.
Я подошел.
— Что-то я не знаю тебя, — сказал один из стражников. — Ты что, только приступил?
— Да, с милю назад.
— В какую гильдию тебя приняли?
— В разведчики будущего.
Говоривший рассмеялся.
— Тебе не позавидуешь.
— Почему?
— Лучше жить подольше.
— Он достаточно молод, — заметил второй.
— О чем это вы? — удивился я.
— В будущем ты уже был?
— Нет.
— А в прошлом?
— Тоже нет. Я же принял клятву лишь несколько дней назад.
Тут меня осенило. Я не видел во тьме их лиц, но, судя по голосам, они не могли быть намного старше меня. Им, наверное, миль по семьсот или чуть больше. Но если так, я должен знать их, они же учились почти вместе со мной!
— Как тебя зовут? — обратился я к одному из них.
— Корнуэлл Стернер. Для тебя — арбалетчик Стернер.
— Ты учился в яслях?
— Учился. Но тебя не помню. Да ты тогда был совсем малышом.
— Я только что из яслей. Тебя там не было.
Они оба снова рассмеялись, и я почувствовал, как во мне нарастает гнев.
— Мы побывали в прошлом, сынок.
— Ну и что?
— А то, что мы теперь мужчины.
— Тебе пора в кроватку, сынок. Здесь по ночам опасно.
— Да никого же нет вокруг, — возразил я.
— Сейчас нет. Но пока слабачки из Города изволят баиньки, мы бережем их от мартышек.
— От кого-кого?
— От мартышек. Аборигенов. Короче, от местных подонков, которые прыгают из кустиков на юных ученичков.
Я двинулся было дальше. Я уже жалел, что не заночевал в Городе и что пошел этой дорогой. Однако любопытство оказалось сильнее, и я спросил:
— Нет, правда, что ты имеешь в виду?
— Тут живут мартышки, которым Город очень не по нутру. Не уследи мы за ними, и они повредят пути. Вон видишь шкивы? Они бы их давно опрокинули, если бы не мы.
— Но они же помогали их ставить!
— Это те, которых мы наняли. А есть и много других, которых мы не нанимали.
— Иди-ка ты спать, сынок. Предоставь мартышек нам.
— И вы вдвоем с ними справитесь?
— Да, мы вдвоем и еще дюжина других, что стоят по всему гребню. Торопись к себе в постельку, сынок, и позаботься, как бы не получить стрелу меж глаз.
Я отвернулся и пошел прочь. Гнев во мне кипел и рвался наружу, и, задержись я на минуту дольше, я того и гляди набросился бы на кого-нибудь из них с кулаками. Я ненавидел эту якобы взрослую покровительственную манеру разговора, но в то же время чувствовал, что и сам сумел поддеть их. Два молоденьких стрелка с арбалетами никак не могли устоять против нападения, и они сами прекрасно все понимали, но для их самолюбия важно было, чтобы я об этом не догадался.
Отойдя достаточно далеко, чтобы они не услышали, я бросился бежать, но тут же споткнулся о шпалу. Я отошел чуть подальше от полотна и снова побежал. Мальчускин поджидал меня в хижине, и мы разделили очередную трапезу из все той же синтетической пищи.
6
Еще два дня работы с Мальчускиным — и настала пора моего первого отпуска. В течение этих двух дней путеец пришпоривал свою бригаду пуще прежнего, и мы кое-чего добились. Вообще говоря, укладывать новые пути было тяжелее, чем выкапывать старые шпалы, однако было тут и свое преимущество — мы видели конкретные плоды своего труда, полотно день ото дня вытягивалось все дальше. Прежде чем уложить шпалы, а на них рельсы, приходилось еще и копать ямы под бетонные основания. Но к северу от Города работали сразу три путевые бригады, протяженность проложенных ими путей была примерно одинакова, и волей-неволей возникало соперничество: кто сделает больше. Не без удивления следил я за тем, как эти, казалось бы, подневольные люди рвались обогнать друг друга и, напрягаясь до седьмого пота, еще и подтрунивали над теми, кто отставал.
— Два дня, — сказал Мальчускин перед тем, как отпустить меня в Город, — и ни минутой больше. Скоро начнется перемещение, на счету будет каждая пара рук.
— Через два дня я должен вернуться к вам?
— Это определит твоя гильдия… Впрочем, да, еще две мили ты проведешь со мной. Затем, на следующие три мили, тебя передадут в другую гильдию.
— А в какую именно?
— Не знаю. Это решат твои начальники.
В тот день мы закончили работу очень поздно, и я заночевал в хижине. Честно говоря, у меня была на то и еще одна причина: мне ничуть не улыбалось, проходя в сумерках через выемку, снова столкнуться со стражниками. В дневное время их почти не было видно, но Мальчускин рассказал, что ночные охранные патрули с каждым днем будут становиться все многочисленнее, а перед самым перемещением пути будут стеречь как зеницу ока.
Наутро я отправился вдоль путей вниз, в Город.
Теперь, когда я попал в Город на законном основании, разыскать Викторию оказалось несложно. В прошлый раз я не решился на активные поиски: ведь в глубине души я сознавал, что обязан как можно скорее вернуться к Мальчускину. Два долгих дня отпуска меняли дело — теперь уж никто не посмеет упрекнуть меня, что я уклоняюсь от своих обязанностей.
Впрочем, я все равно понятия не имел, как найти ее, и был вынужден унизиться до расспросов. Сперва я все время попадал не туда, но наконец меня направили в одну из комнат четвертого уровня, где Виктория и еще трое-четверо молодых людей корпели над чем-то под началом женщины-администратора. Заметив меня в дверях, Виктория шепнула ей несколько слов и подбежала ко мне. Мы вышли в коридор.
— Привет, Гельвард, — сказала она, затворяя за собой дверь.
— Привет… Но если ты занята, я могу зайти и попозже.
— Не беспокойся, все в порядке. Ты же в отпуске?
— Да.
— Тогда и я в отпуске. Пошли.
Она повела меня по коридору. Мы свернули в боковой проход, потом спустились по лесенке на полэтажа и очутились в узком коридорчике, по обе стороны которого тянулись двери. Одну из этих дверей она и открыла, поманив меня за собой.
Комната, куда мы попали, оказалась самым большим жилым помещением, какое я до сих пор видел в Городе. В глаза прежде всего бросалась широкая кровать, но была здесь и другая мебель, добротная и удобная, и еще оставалось на удивление много свободного места. У одной из стен примостились раковина и маленькая плита, а кроме того, в комнате стояли стол с двумя стульями, платяной шкаф и еще два кресла. Больше всего поразило меня то, что в комнате было окно.
Я тут же устремился к нему и выглянул наружу. Окно выходило во дворик и на противоположную стену со множеством других окон. Дворик был неширок, окно невелико — и что находилось по сторонам, видно не было.
— Нравится? — спросила Виктория.
— Какая большая комната! Она, что, твоя?
— Отчасти. Наша, как только мы поженимся.
— Ах, да, кто-то уже говорил, что мне положено отдельное жилье.