Страница 1 из 50
Фридрих С. Перлз
Гештальт-подход. Свидетель терапии
Предисловие
Две книги – «Гештальт-подход» и «Свидетель терапии» – можно рассматривать как одну. Фриц Перлз держал их план в голове и работал над ними обеими незадолго до своей смерти. Мне кажется, что ему понравилось бы такое соединение.
«Гештальт-подход» несомненно станет одной из основных книг в литературе по гештальту. Мне кажется, что Фриц вполне преуспел в выполнении поставленной им перед собой задачи. «Любой разумный подход к психологии, не прячущийся за профессиональным жаргоном, должен быть понятен интеллигентному читателю и должен основываться на фактах человеческого поведения.» – Фриц написал «Гештальт-подход», потому что его уже не удовлетворяли две предыдущие теоретические работы. Как «Это, голод и агрессия» (1947), так и «Гештальт-терапия» (1950) трудны для чтения, и обе они устарели.
За прошедшие два десятилетия Фриц многое почерпнул из различных источников, – в особенности из восточных религиозных учений, медитации, психоделического опыта и работы с телом. Еще более важно, что два десятилетия он жил, любил, боролся и практиковал психотерапию. В своей уникальности Фриц не ограничивал себя ролями врача, врага, харизматического овода, любовника, грязного старикашки, артиста или писателя. Он не старел, в том смысле, как мы представляем себе старение на Западе; годы совершенствовали его способность жить в настоящем и виртуозность в искусствах, которые он практиковал.
Большую часть «Гештальт-подхода» Фриц написал в Эсалене. Он продолжал работать над книгой в Кауичене, куда переехал в мае 1969 года. Кауичен – маленький лесной городок на озере, в пятидесяти милях к северу от Виктории, на Ванкувер Айленд, в Британской Колумбии. Фриц хотел создать здесь гештальтистское сообщество. Я полагаю, что он не предопределял форму, которую оно примет. Он надеялся на возникновение жизненного стиля, способствующего возрастающему сознаванию, когда каждый будет интегрировать ранее отчужденные части своей личности и принимать ответственность за состояние собственного сознания. Он хотел создать центр, где терапевты могли бы жить и обучаться в течение нескольких месяцев.
Я был в Кауичене последние два месяца пребывания там Фрица. Он говорил, что никогда не был более счастливым. Неторопливо, в ногу с происходящим, он учил, занимался терапией, играл, любил и писал.
Фрица все более беспокоило, что многие терапевты подражали его техническим приемам, не понимая толком его представлений в целом. Он хотел в единой форме, пригодной для обучения, соединить свою жизненную философию, теорию и практику психотерапии. Он просил меня опубликовать книгу «Свидетель терапии», в которой использовались бы фрагменты теории из «Гештальт-подхода» и тексты его терапевтических сессий и лекций в Кауичене, расшифрованных с киносъемки. Он передал мне эти материалы, уезжая из Кауичена в начале декабря 1969 года. Фриц собирался вернуться весной и закончить эту работу. Он умер той зимой. Я попросил Ричарда Бэндлера отредактировать эти материалы.
«Гештальт-подход» может читаться как самостоятельная книга, но он также служит введением к текстам «Свидетеля терапии». Ричард Бэндлер выбирал преимущественно те фрагменты киносъемки, которые понятны сами по себе и являются введением в гештальт-работу. Включены также несколько фрагментов, представляющих более сложные и развернутые гештальт-сессии; другие фрагменты такого рода войдут в следующие тома.
Предполагается выпустить еще два тома, по своей форме подобные этому. Каждый из них будет начинаться дидактическими материалами, преимущественно из лекций Фрица в Кауичене. Эти лекции неформальны, иногда они производят большое эмоциональное впечатление, демонстрируя влияние восточной философии на Фрица. За ними последуют фрагменты более развернутой гештальт-работы, записанные на магнитофон или отснятые камерой. Фриц любил эти записи и рекомендовал интенсивное изучение фильмов со стенограммой в руках. Стенограммы будут прокомментированы опытными гештальт-терапевтами, которые хорошо знали Фрица.
Роберт С. Спитцер, д.м., гл. редактор «Science and Behavior Books»
Введение
Современный человек живет на низком уровне жизненной энергии. Хотя в общем он не слишком глубоко страдает, но при этом он столь же мало знает об истинно творческой жизни. Он превратился в тревожащийся автомат. Мир предлагает ему много возможностей для более богатой и счастливой жизни, он же бесцельно бродит, плохо понимая, чего он хочет, и еще хуже – как этого достичь. Он не чувствует возбуждения и пыла, отправляясь в приключение жизни.
Он, по-видимому, полагает, что время веселья, удовольствия и роста – это детство и юность, и готов отвергнуть саму жизнь, достигнув «зрелости». Он совершает массу движений, но выражение его лица выдает отсутствие какого бы то ни было реального интереса к тому, что он делает. Он либо скучает, сохраняя каменное лицо, либо раздражается. Он, кажется, потерял всю свою спонтанность, потерял способность чувствовать и выражать себя непосредственно и творчески.
Он хорошо рассказывает о своих трудностях, но плохо с ними справляется. Он сводит свою жизнь к словесным и интеллектуальным упражнениям, он топит себя в море слов. Он подменяет саму жизнь психиатрическими и псевдопсихиатрическими ее объяснениями. Он тратит массу времени, чтобы восстановить прошлое или определить будущее. Его деятельность – выполнение скучных и утомительных обязанностей. Временами он даже не сознает того, что он в данный момент делает.
Эти утверждения могут показаться огульными, но пришло время, когда это необходимо высказать. За последние пятьдесят лет человек стал в гораздо большей степени понимать самого себя. Мы невероятно много узнали о физиологических и психологических механизмах, посредством которых мы поддерживаем свое равновесие под давлением постоянно изменяющихся условий жизни. Но в то же время мы не научились в равной степени радоваться себе, использовать свои знания в своих интересах, расширять и углублять свое ощущение жизни (aliveness) и роста.
Понимание человеческого поведения ради самого понимания – приятная интеллектуальная игра, приятный (или мучительный) способ убивания времени, но оно может не оказаться полезным для повседневных дел жизни. По-видимому, многое в невротической неудовлетворенности собой и нашим миром происходит из-за того, что, проглотив целиком многие термины и представления современной психиатрии и психологии, мы не разжевали их, не попробовали на вкус, не попытались использовать наше словесное и интеллектуальное знание как силу, которой оно могло бы быть.
Напротив того, многие используют психиатрические представления в качестве рационализации, в качестве способа продлевания неудовлетворительного поведения. Мы оправдываем нынешние трудности прошлым опытом, мы купаемся в своих несчастьях. Мы используем свои знания о человеке как оправдание для социально-деструктивного или саморазрушительного поведения. Вырастая из детского «Я не могу с этим справиться», мы начинаем говорить «Я не могу с этим справиться, потому что…» – потому что мама отвергала меня в детстве, потому что я не умею обходиться со своим эдиповым комплексом, потому что я слишком интровертирован и пр.
Между тем психиатрия и психология не предназначались для того, чтобы оправдывать невротическое поведение, лишающее человека возможности жить, реализуя максимум своих способностей. Цель этих наук не просто в том, чтобы предложить объяснения поведения; они должны помочь нам обрести самопознание, удовлетворение и способность опираться на себя (self-support).
Возможно, что одна из причин подобного искажения психиатрии состоит в том, что слишком многие классические теории превращаются своими сторонниками в окаменевшую догму. В попытке вместить самые различные формы и тонкости человеческого поведения в прокрустово ложе излюбленной теории, многие психиатрические школы игнорируют те аспекты человеческой жизни, которые упрямо не поддаются объяснению в терминах застарелых представлений. Вместо того, чтобы отказаться от теории, которая не соответствует фактам, или изменить ее, они пытаются переделать факты, чтобы они соответствовали теории. Это не способствует ни более глубокому пониманию, ни разрешению человеческих трудностей.