Страница 13 из 40
— Ли тут основал Общество Скуки, пока тебя не было, — с усмешкой объяснил мне Тагм. — Пока что он единственный его член.
— Все в порядке, — сказал Ли, — и, между прочим, я уже изменил название тайного общества на Лигу Тоски. Да, скука — это прискорбно обойденный вниманием аспект жизни в такой псевдо-цивилизации, как эта. Хотя сперва я считал, что людям, изнывающим от скуки, может показаться любопытным собраться вместе — просто так, от нечего делать, — но теперь осознал, что истинно значимый и глубокий опыт состоит в том, чтобы валять дурака от скуки в полном одиночестве.
— Ты думаешь, в этом вопросе нам нечему поучиться у землян? — спросил Тагм. Помолчав, он развернулся к ближайшей стене и сказал, обращаясь к ней: — Корабль, включи вентиляцию, пожалуйста.
— Земля — планета, порабощенная скукой, — веско сказал Ли. Из одного конца зала потянул свежий ветерок, дувший в направлении противоположной стены. Мы дрейфовали под этот бриз.
— Земля? Скукой? — переспросила я. Моя кожа постепенно высохла.
— Ну а чего ты ожидала от планеты, где негде ногу поставить, не опасаясь пнуть кого-нибудь, кто в этот момент отбирает у другого жизнь, или же рисует, или же сочиняет музыку, или продвигает вперед науку, или подвергается пыткам, или совершает самоубийство, или гибнет в автокатастрофе, или скрывается от полиции, или страдает от какой-то непонятной болезни, или же…
Мы приближались к мягкой, пористой стене, поглощавшей ветер («Как меня тошнит от этих стен…» — со смешком пробормотала Рогрес). Трое из нас оттолкнулись от нее и, вежливо расступившись, пропустили Ли, все еще движущегося в противоположном направлении, головой к стене. Рогрес наблюдала за ним с любопытством пьяницы-естествоиспытателя, изучающего перемещения мухи по ободку опустевшего бокала с выпивкой.
— … или же просто идет ко всем чертям.
— Как бы ни было, — сказала я, когда мы поравнялись, — разве может все это вызывать скуку? Очевидно ведь, что там происходит столько…
— Все это крайне утомительно и скучно. Чрезмерно скучная вещь не может быть интересна, кроме как в определенном академическом смысле. По определению, никакое место не является скучным, если ты в состоянии как следует порыться там в поисках того, что, может статься, тебя заинтересует. Но если какое-то место не вызывает никакого интереса, абсолютно никакого интереса, то где-нибудь существует и его полная противоположность, квинтэссенция всего интересного и нескучного. — Ли оттолкнулся от стены. Мы замедлились, остановились и полетели обратно, то есть — теперь — вниз. Рогрес помахала Ли, пролетая мимо него.
— Ну, — сказала я, — выходит, на Земле — позволь мне называть ее истинным именем — на Земле, где все это происходит, столько всего интересного, что это даже вызывает у тебя скуку. — Я прищурилась. — Так следует тебя понимать?
— Типа того.
— Ты совсем сбрендил.
— А ты невыносимо скучна.
Я говорила с кораблем о Линтере на следующий же день после того, как увиделась с ним в Париже, и еще несколько раз — позже; не думаю, что в моих словах сквозила хоть какая-то надежда на то, что этот человек способен переменить свое решение. Когда мы беседовали о нем, голос корабля казался мне скорее Подавленным.
Разумеется, корабль мог бы при желании сделать все эти аргументы чисто теоретическими, просто взяв и похитив Линтера. Чем больше я раздумывала над такой возможностью, тем крепче становилась моя уверенность в том, что корабль послал шпионить за ним микродронов или «жучков»; впервые такая догадка мелькнула у меня, когда он сказал, что, хотя выходил наружу без терминала, Капризному тем не менее должно быть известно его местонахождение. Я подозревала, что эта штука подглядывает за всеми нами, хотя, будучи прямо спрошен, корабль отрицал это (вообще говоря, если уж ОКК пожелает уклониться от разговора, то вам покажется, что нет в Галактике существа более изворотливого и скрытного; так что о прямом ответе, конечно, не могло идти и речи (Думаю, что такая привычка ужасно раздражает, но она сама с этим не соглашается. — Примеч. дрона.), так что делайте собственные выводы).
Ничто не могло быть для корабля проще, чем накачать Линтера наркотиками или послать дрона оглушить его, а потом запихнуть в спасательный модуль. С технической точки зрения.
Я даже предположила как-то, что его можно было бы просто заместить — ну, вы знаете все эти исчезновения в лучах света, как в сериале Звездный путь, о котором корабль без хохота и говорить не мог (Госпожа Сма путает передачу материи (!) с межпространственным замещением ею индуцированной на расстоянии сингулярности. Я в шоке. — Примеч. дрона.). Но я не думала, что он и впрямь на такое пойдет.
Мне предстояло встретиться с кораблем еще раз — и нельзя сказать, что я была этим довольна; я знала, что его трудно уязвить как по части интеллектуальных способностей, так и относительно физически проявляемой мощи, но для корабля возможное похищение Линтера стало бы лишним признанием того, что в остроумии он человека превзойти не может. Не было сомнений, что он сделает все возможное, чтобы заручиться всеми возможными оправданиями такого поступка, если уже не озаботился такой задачей; и, конечно, справится с ней — ведь в отсутствие других Разумов ни о каком созыве кворума, который мог бы дать ему шанс уйти от ответственности, речи не шло. Но он, пожалуй, потеряет лицо. А ОКК могут быть настроены исключительно злопыхательски. Так что Капризный серьезно рисковал стать мишенью для насмешек всего флота Контакта на несколько месяцев, это в лучшем случае.
— Ты пришел к какому-то решению насчет всего этого?
— Я обдумываю все варианты, — кисло ответил корабль. — Но не думаю, что я на это пойду. Даже в качестве отчаянной меры.
Мы всей гурьбой недавно посмотрели Кинг-Конга и теперь сидели в бассейне, перекусывая снеками из казу[36] и запивая их французскими винами (виноград, конечно, был выращен на корабле, но, согласно данным статистического анализа, вино было ближе к классическим образцам, чем какое бы то ни было из доступных нам на Земле, как он нас убедил… всех, кроме меня). Я размышляла о Линтере и в конце концов отважилась спросить у автономного дрона, какие планы разработаны на тот случай, если ситуация обернется наихудшим образом (Вообще-то Сма обращалась в тот момент к управляемому кораблем подносу с напитками, но она сама решила, что было бы глупо рассказывать, как она разговаривала с подносом. — Примеч. дрона.).
— Отчаянной меры?..
— Не знаю, как сказать… Можно было бы, допустим, следить за ним до тех пор, пока местные не обнаружат, что он не один из них — скажем, в больнице. Потом устроить там… маленький ядерный взрыв.
— Что?
— Они бы об этом такого насочиняли… назвали бы это Взорванной Тайной.
— Ты серьезно?
— Вполне. Что изменится в этом зоопарке — там, на планете — от еще одного акта бессмысленной жестокости? Это было бы вполне логично. Попал в Рим? Так сожги его[37].
— Ты ведь это на самом деле не всерьез, правда?
— Сма, да за кого ты меня принимаешь? Конечно же, не всерьез!!! Ты что, совсем того? Да к чертям собачьим моральные препоны: это было бы так некрасиво! Ты за кого меня держишь, в самом деле?!
И дрон оскорбленно удалился.
Я поболтала ногами в бассейне. Играл джаз тридцатых годов, в нереставрированной версии; были слышны все хрипы и щелчки оригинальной записи. Корабль сейчас как раз увлекался этой музыкой, а также грегорианскими хоралами, хотя совсем недавно (как раз в то время, когда я была в Берлине) пытался всех приобщить к Штокхаузену[38]. Я не испытывала особого сожаления, что пропустила период постоянных шатаний корабля от одного стиля к другому.
36
Японский ресторан.
37
Досл.: When in Rome, burn it. Бэнкс здесь обыгрывает как известную историю о сожжении Рима от скуки Нероном, который пожелал полюбоваться зрелищем катастрофы, так и английскую пословицу When in Rome do as the Romans do, примерно соответствующую русской «Не езди в Тулу со своим самоваром».
38
Карл-Хайнц Штокхаузен (1928–2007) — немецкий композитор, лидер европейского электронного авангарда второй половины ХХ в.