Страница 48 из 82
— Убирайтесь, иначе я позову соседей, и они вас вышвырнут вон!
— И это ваше последнее слово, пани? — ростовщик не спеша встал и подошел вплотную к Анне, дохнув ей в лицо неприятным запахом чеснока.
— Если вы еще раз побеспокоите меня, я позову полицию…
— Ого-го-го! А пани не знает — полиция сидит у меня вот тут, в кармане. Пани тоже имеет такой большой карман? Молчите? Ну, так дайте же мне знать, сколько пани хочет отступного, и будьте здоровы.
В дверях он еще раз обернулся и так же нагло добавил:
— А про полицию пусть пани забудет, она поможет ей как покойнику валерианка.
Глава вторая
УДИВИТЕЛЬНОЕ СХОДСТВО
В тот же воскресный сентябрьский день, примерно часов около четырех, Ярослав в элегантном светлом костюме вышел из Стрыйского парка и направился на южную окраину города, в район Софиевки, где на пригорке сквозь хитросплетение лесов выглядывал домик Ивана Сокола. Хозяин достраивавшегося дома Сокол намеревался познакомить Ярослава с Кузьмой Гаем и Степаном Стахуром.
Встретились они в будущем кабинете журналиста. В комнате без оконных рам, без дверей сидеть пришлось на досках, подстелив газеты.
Сокол был весел, шутил. В своем праздничном синем костюме и вышитой рубашке он выглядел помолодевшим, несмотря на седину. Время не пощадило и Стахура. Его приятное, располагающее к себе лицо покрыли морщины, виски побелели, хотя сам он по-прежнему выглядел осанистым, крепким.
Присутствующих удивило внешнее сходство Ярослава и Кузьмы Гая.
Гай невольно поймал себя на мысли: «Так похожи бывают только очень близкие родственники — братья, отец и сын… Уж не подшутила ли надо мной природа, укоряя: смотри, Кузьма, у тебя мог быть такой сын… А остался ты бобыль-бобылем».
Опять вспомнил Анну, чувствуя, как прошлое все сильнее охватывает его и он не властен противиться ему.
«Вышла замуж… Я беспредельно доверяю Остапу Мартынчуку, но… разве не мог он ошибиться? Может, принял за Анну совсем другую женщину? Бывают же люди так похожи, как я с этим студентом…»
— Удивительно, как наш молодой друг похож на Кузьму… Правда, Степан? — обратился Сокол к Стахуру.
— Действительно, сходство есть, — подтвердил Стахур.
— Тот, кто не знает, непременно решит, что мы — отец и сын, — согласился Гай.
— Я знал вашего отца, пан Калиновский, — хмурясь и как-то особенно подчеркнув «пан Калиновский», проговорил Стахур. Он как бы давал понять Соколу: зря ты назвал студента «нашим другом». Мол, что общего может быть между ним и сыном промышленника. — Если ты не забыл, Иван, лет двадцать назад я работал на бориславском нефтяном промысле, — обратился Стахур к Соколу.
— Помню.
— Промысел принадлежал вашему отцу, пан Ярослав. Внешне вы на него не похожи… Не в обиду будет сказано, но Людвиг Калиновский был жестоким эксплуататором, — ехидно кольнул Ярослава Стахур. — Рабочие его ненавидели. И, честно говоря, я не понимаю, что заставило вас стать социалистом, пан Ярослав?
Другой на месте Ярослава в такой момент не утерпел бы и открыл свою тайну: он не сын Калиновского, его отец — революционер Руденко-Ясинский, казненный в России. Но студент сдержал себя, подумав: «Если человек стоит перед дверью, открытой в темную комнату, и боится туда войти, потому что ему кажется, что в темноте притаился хищный зверь, бессмысленно уговаривать его. Нужно зажечь в комнате свет, чтобы он увидел — комната пуста. Но как мне убедить Стахура в его ошибке? Чем я докажу, что мой отец не Калиновский?»
Бестактность Стахура показалась Гаю неуместной, несправедливой. Разве Стахур не знает, что отец Фридриха Энгельса был фабрикантом, а сын стал одним из создателей теории научного коммунизма, вождем пролетариата?
— Если бы все сыновья шли по стопам своих отцов, я думаю, общество развивалось бы значительно медленнее, — возразил Стахуру Иван Сокол.
— Святая правда, — подтвердил Гай и, немного подумав, с досадой в голосе заметил: — И как же мы отстали в пропаганде основ научного социализма! Вот пан Стахур — не простой рабочий, один из лидеров движения, а «Происхождение семьи, частной собственности и государства» не прочитал. Ведь не прочитали? А книжка у вас три месяца лежит.
— Дважды начинал и не осилил. Трудно понять, — попытался выкрутиться Стахур. Получив книгу от Гая, он сразу же отнес ее Вайцелю, а тот до сих пор не вернул.
— Теперь у нас будет прекрасный пропагандист, — сказал Гай, обнимая за плечи Ярослава. — Вот кто поможет вам понять книгу, дорогой Степан.
Заговорил Ярослав:
— Пане Стахур, люди не все делают из корыстных побуждений. Вот, к слову, если бы вы заботились только о своем благополучии, вряд ли рискнули заниматься делом, связанным с постоянными опасностями и лишениями. Куда спокойнее стать агентом какой-нибудь фирмы, заниматься продажей мебели или… Да, наконец, Мало ли есть занятий, приносящих хороший доход? Однако вы — один из организаторов рабочего движения, успех которого принесет свободу миллионам обездоленных. Благо народа — цель вашей жизни. Так почему же вы не допускаете мысли, что у выходца из эксплуататорского класса сложились убеждения, которые привели его к мысли о необходимости вступить в борьбу за счастье народа? Неужели вы серьезно считаете, что сын купца должен непременно стать купцом, а рабочим — только сын рабочего? Я это говорю не потому, что хочу защищаться, поймите меня правильно.
Кислая физиономия Стахура рассмешила Сокола. Гай тоже мягко улыбнулся. Ему понравился умный, хорошо воспитанный студент, и он чувствовал удовольствие от того, что молодой человек проучил Стахура.
— Видишь, друже Степан, какую отповедь ты получил! — полушутя заметил Сокол. — Сила не в годах, а в знаниях. И зря ты обидел нашего молодого приятеля.
— Помилуй, Иване, у меня и мысли такой не было, обидеть его. Разве я не понимаю: родители — одно, а дети — другое? Видно, от своего отца наш академик унаследовал не только деньги, но и способность за душу словами брать. Недаром же его отец был еще и адвокатом, — опять съязвил Стахур. Дружески улыбаясь, он смотрел Ярославу в глаза, а про себя со злостью подумал: «Тебе повезло, сучий сын. Родитель крепко нагрел руки на моей земле… Мне такие деньги — плюнул бы я на Вайцеля и не играл бы здесь в кошки-мышки. Откупил бы я у акционерного общества трамвай. Убрал бы конку на Подзамче и там проложил бы линию. О-о, какой доход дает трамвай!..»
— Скажите, пожалуйста, Ярослав, — обратился к студенту Гай, — не возглавили бы вы один кружок? У печатников. Народ грамотный, туда нужен хорошо подкованный пропагандист.
— Я согласен, — скромно ответил Ярослав.
— Замечательно, — проговорил довольный Гай.
— Вот что, друзья, сегодня воскресенье, спешить некуда, давайте осмотрим мой «дворец», — неожиданно предложил Иван Сокол, — Степан, а знаешь, о чем думает сейчас Кузьма? Разумеется, что я богат, что у меня денег куры не клюют, а соорудить дом получше поскупился. Угадал ли я ваши мысли, пан Кузьма?
— Попали пальцем в небо, — засмеялся в ответ Гай. — Совсем не то, — ив голосе его зазвучал сарказм: — Вот вам убийственный памфлет на нашу действительность. Иван Сокол — один из выдающихся журналистов, автор десятков статей, не имеет крыши над головой. И только случайность — лотерейный билет — дает ему возможность обрести эту крышу.
— Э-Э, брат, мне в лотерее не везет. Выиграла жена, а не я. Чтобы достроить дом, пришлось взять в банке деньги под проценты. Боюсь, умру, а процентов не выплачу.
Пока осматривали еще не оштукатуренные комнаты, Сокол, радуясь как ребенок, пояснял:
— Спальня. Здесь я буду отдыхать, — показал он на комнату, где были разбросаны стружки.
— Отдыхать на стружках, — попытался шутить Стахур.
— Нет, брат, я женат, — также шуткой ответил Сокол. — Мне и на перине можно, а вот ты — кавалер, тебе полезно поспать на стружках, авось и подумаешь о домашнем очаге. Поднимемся наверх — там две комнаты.