Страница 18 из 61
В Сингапуре евреев нет, зато в Китае…
Существует такое расхожее выражение: «Где армянин прошел, еврею делать нечего». А вот в Юго-Восточной Азии мерилом всего и вся (хитрости, всепроходимости, ума, кстати) служит китаец. Сингапур населен китайцами прежде всего. А основали его англичане. Оба этих сведения важны для дальнейшего нашего рассказа.
Еврейская история города (еще не государства) начинается в 1840 году, когда очень богатое еврейское семейство из Багдада — Сассун — открыло в относительно недавно основанном Сингапуре свое торговое предприятие. Все доверенные лица и приказчики Сассунов были евреи, в основном родственники. Их было много — на Востоке маленьких семей не бывает. К 1878 году их стало еще больше, и открыта была первая синагога. Чтобы увязать с началом рассказа: примерно тогда же построили и армянскую церковь. Евреи были из Ирака, а армяне — из Ирана. И никто друг другу не мешал.
В начале XX века построили вторую синагогу — на деньги сэра Менаше Меира, считавшегося самым богатым евреем Дальнего Востока. Титул «сэр» пусть не вводит вас в заблуждение: нормальный багдадский еврей. Так сказать, баронет из туземцев. Естественно, что на растущий и процветающий Сингапур положили глаз и евреи из Великобритании. Но их следует рассматривать как часть английской колонизаторской общины. Кстати, евреи в Сингапуре были среди крупнейших владельцев недвижимости. В этом им не уступали только здешние арабы — из большей частью южнойеменского Хадрамаута. Вот ведь какая история: мало им Ближнего Востока, так и на Дальнем конкурируют!
К тридцатым годам евреев в городе было человек восемьсот. И еще примерно столько же прибыло нормальных ашкеназов — через Китай. Они уходили от немецкой оккупации из Европы. Когда пришли японцы, большая часть евреев эвакуировалась, как и все европейцы. А кто остался, был японцами интернирован — как граждане враждебных Японии стран. Занятно, но не коснулось это только немецких евреев, они-то были из страны-союзника, откуда и бежали на конец света. И как ни настаивало немецкое консульство, японцы разбираться в «спорах славян между собою» не стали: хватало у них своих забот, чтобы еще разбираться, какой немец (т. е. гражданин Германии) хороший, а какой плохой. Для японцев и те, и эти одинаково длинноносые. После войны большинство евреев уехали в США, Англию, Австралию и даже в Израиль. Тем не менее первым главным министром сингапурского самоуправления стал именно еврей мистер Маршалл. (Наверное, все же как представитель англичан.)
Может быть, человек двести евреев сейчас в независимом Сингапуре найдется. Люди пожилые, кому некуда было податься. И в обеих синагогах набирается по субботам миньян. Надолго ли? И дело здесь не в том, что после китайца никому уже делать нечего. Гостиницы богатейших армян Дальнего Востока тоже уже принадлежат г-дам Ку и Ео, лицам китайской национальности.
Все европейцы, включая иракских евреев, иранских армян и турецких греков, пришли с англичанами. И ушли с ними… А китайских евреев в Сингапуре, видать, не было. Или же их никто — и они сами — не выделял из китайцев.
О китайских (кайфынских) евреях, представляющих собой одну из наиболее загадочных и плохо исследованных еврейских этнических групп, рассказал автору его старый друг и учитель Иван Гаврилович Лобода, китаист по профессии, проведший в Китае не один год. Блестящее знание языка и традиций страны помогали ему в общении со столь недоверчивыми к иностранцам и закрытыми людьми, как китайцы. Он сейчас живет в Иерусалиме, где сейчас учится большое количество китайцев, так что Ивану Гавриловичу есть с кем поговорить и на китайском, и на иврите. И выяснить новые детали из жизни еврейской общины Китая.
Вот рассказ Ивана Гавриловича Лободы:
«То, что в Китае есть евреи, я знал и раньше и даже с ними встречался в Харбине и в Тяньцзине. В этом последнем я даже купил великолепный талес для своего тестя Льва Моисеевича. Впоследствии полюбоваться на этот талес сходились в синагогу в Малаховке тонкие знатоки и ценители. Но евреи, которых я встречал в Китае, ничем не отличались от моих тестя с тещей и родом были из тех же мест за чертой оседлости, и говорил я с ними по-русски, вставляя фразы на идише, как это делал мой тесть. Вот только раз, когда я беседовал в Тяньцзине с неким Григорием Яковлевичем, который подбирал мне для тестя еще и мезузу, вошел его шофер-китаец и благоговейно поцеловал мезузу у косяка.
— У вас научился? — спросил я с улыбкой.
— Почему у меня? Что он, сам этого не знал? — чуть ли не с обидой возразил хозяин. — Что он, не еврей?
Я с недоверием всматривался в лицо шофера, круглое и безмятежное, с раскосыми глазами и совсем не еврейским носом. Единственное, что отличало его от среднего китайца, была заметная черная щетина — от скул. У китайцев борода растет слабо и только на подбородке. Выяснить мне тогда ничего не удалось: времени не было, да и не тема это была для беседы с советским офицером, даже таким, который покупает для тестя талес и мезузу.
Где-то после 1950 года, еще будучи офицером Советской Армии и работая при Главном политическом управлении китайской армии, я не раз ездил в Кайфын по служебным делам. Закончив работу, не спешил возвращаться в Пекин, посещал интересные места в городе и его окрестностях. Когда казалось, что все уже осмотрено, хозяева-китайцы предложили съездить к католическому миссионеру (шеньфу по-китайски), видимо, считая его чем-то вроде музейного экспоната, раритетом города.
Кайфынский миссионер был старым человеком. Он прожил более шестидесяти лет в большом мрачном помещении без потолка, только с черепичной крышей. Окитаился он совершенно, о чем говорила одежда — куртка-гуаза да туфли из много раз простроченных старых лоскутов, а также хороший китайский язык, манеры, обстановка жилья.
При моем появлении душа старика ушла в пятки, особенно он испугался, когда я назвал себя. Пришлось успокаивать, сказать, что приехал безо всякого дела, просто познакомиться с ним.
Мало-помалу разговор с миссионером становился откровенней. Он сказал, что слишком близок к смерти, чтобы скрывать свои мысли. На вопросы отвечал, молитвенно склоняя голову. Сказал, что в переменах, происходящих вокруг, видит опасность, жизнь материальная может еще больше поглотить жизнь духовную, что он после первых пяти лет пребывания здесь готов был сказать, что все понял, во всем разобрался. Через двадцать лет этого уже он сказать не мог. А теперь вокруг еще больше непостижимого и даже таинственного.
Мне казалось, что шеньфу есть что рассказать о Кайфыне. И я не ошибся в таких догадках. Он поведал, что в городе с давних времен была значительная еврейская колония. Существовала синагога, но сейчас она пришла в упадок. Он даже вызвался показать то место, где несколько столетий стояло еврейское святилище. Через руки шеньфу проходили книги иудеев, написанные иероглифами. Их будто бы проверяли миссионеры в Шанхае и убедились в соответствии оригиналам. Как и многие христианские миссионеры, он проявлял к китайским евреям большой интерес, считая, что их, единобожников, можно будет обратить в христианство. Но именно среди китайских евреев не нашлось ни одного, который бы сменил веру.
Он лично знал иностранцев, которые изучали судьбу евреев в Китае, знал также, что в Шанхае в библиотеке Британского королевского азиатского общества и в книгохранилище Морской таможни были книги и рукописи о евреях, появившихся в Хэнани в начале второго тысячелетия нашей эры.
Более трехсот лет назад испанский миссионер Матео Ричи обнаружил в бывшей столице Китая Кайфыне еврейскую колонию. Евреи пришли в Китай после долгих скитаний по миру. Их путь следования до сих пор не установлен учеными.
В Китае евреев встретили дружелюбно, разрешили поселиться в городах, исповедовать свою веру и построить синагогу в Кайфыне. Прочно державшиеся за веру своих отцов, они упорно изучали иврит, один из первых языков человечества, на котором писали пророки и была написана Библия. До середины XVIII века иудеи-китайцы соблюдали субботу, отмечали такие праздники еврейского народа, как Песах, Пурим и др. Они называли себя потомками древних евреев, хотя внешне давно уже перестали отличаться от китайцев.