Страница 12 из 61
Увы, представители другого рода — все как один тайные советники (на звезду больше, чем у Гинцбурга) — братья Поляковы до конца жизни говорили по-русски с таким акцентом, что становилось ясно: очень хотят от него избавиться, но ничего не получается. Братья Яков, Самуил и Лазарь родились в семье мелкого торговца в большом и шумном городе Дубровно Витебской губернии. Занимались братья разными делами: держали винокуренный откуп, основали Азовско-Донской банк, но прославились и миллиарды сделали на строительстве железных дорог. За что, кстати, честь им и хвала, ибо не без их стараний Россия в конце XIX века превратилась в великую железнодорожную державу. Не хотелось бы, чтобы автора этих строк обвинили в том, что во всех успехах рода человеческого он видит евреев, но в России тех времен слова «железнодорожник» и «еврей» иной раз звучали как синонимы. (Я имею в виду, естественно, не скромных тружеников, скажем, машинистов и кочегаров, а владельцев. Машинисты тоже были, но в синонимическом употреблении слова имели в виду не их. И не Лазаря Моисеевича Кагановича: время железного наркома еще не пришло.)
Так вот, когда Яков первым получил звание тайного советника и соответственно — потомственное дворянство, ни одно дворянское собрание империи не пожелало его к себе приписать. Пришлось, как тогда говорили, дать, и дворяне Области Войска Донского приняли его в свои ряды. Они, право слово, были антисемитами, зато дворянами сами были сомнительными…
С братьями Самуилом и Лазарем таких проблем не возникло. Зато Самуил прославился своим демократизмом. Он сказал чиновникам желдорведомства:
— Что ви язик себе ломаете: Самуил Соломонович да Самуил Соломонович! Гово’ите п’осто: ваше п’евосходительство!
Странноватые профессии, или Всех быстрее
Не ждите после этого заглавия заметок об успехах еврейских спортсменов. То есть — спортсмены есть, успехи есть, но утверждать, что евреи бегают, прыгают и на лыжах ходят быстрее всех, было бы явным преувеличением. Совсем не об этом мы хотим рассказать.
Тут не обойтись без литературных примеров. Югославский писатель, лауреат Нобелевской премии Иво Андрич (кстати, с очень большой симпатией описывавший балканских — особенно боснийских — евреев) в своем великолепном романе «Травницкая хроника» рассказывает о приезде в город Травник нового паши. Времена были турецкие, паша представлял собой что-то вроде нашего прежнего секретаря обкома или нынешнего губернатора. Самовластию его тоже не было предела. И составить себе состояние за время правления он тоже стремился. Итак, новый паша, человек очень опытный в своем деле, прибывает в Травник. И первым делом приказывает арестовать глав всех еврейских семей в городе. Человек он не злой, против евреев имеет не больше, чем другие. Но знает, что никто так быстро не платит и так стремительно не распространяет панические слухи, как евреи. И действительно, вечером все арестованные уже были дома, а через черный ход к ним устремились представители всех профессий и конфессий, которые могли предположить, что подобное случится и с ними. Когда на следующий день янычары явились за главами местных армянских и греческих семей, уже был собран выкуп. Начни паша с других, еще неизвестно: так ли быстро можно было бы достичь желаемого результата. С тех пор он правил Травником справедливо и мирно. Евреи щедро делились с горожанами своим опытом, и всем было ясно, чего ждать от властей. А согласитесь, такое взаимопонимание между властями и вверенным им населением — верный залог стабильности.
Увы, история распорядилась так, что евреи принимали каждую — даже самую мерзкую — выдумку властей по отношению к ним весьма серьезно и знали, что существует лишь один прием: откупиться.
А потому во многих местах власти просто упражнялись как на конкурсе — если и не веселых, то находчивых.
В Марокко дофранцузского периода каждый чиновник имел право призвать местную еврейскую общину для выполнения срочных и тяжких работ. Запретить ему это мог только чиновник более высокого уровня. Сами понимаете, кому платили (раз в год), чтобы у мелких чиновников не взыграло ретивое. В средневековом папском Риме евреи обязаны были представлять на карнавал нескольких человек для участия в весьма позорных состязаниях с ослами. Причем деньги на организацию бегов должны были предоставлять евреи же. Не хотите участвовать сами — платите в два раза больше!
Министр внутренних дел России (царской, конечно!) граф Игнатьев, который был человеком цивилизованным, а совсем не травницким пашой, и дружил, можно сказать, с финансистом бароном Гинцбургом, во многом представлявшим еврейские интересы в стране. Так вот, граф имел обыкновение предупреждать барона о антиеврейских замыслах властей. Сам-то он, понимаете, конечно, против таких мер, но что ж он сделать-то может, простой граф и бесправный министр? Обычно барон, договорившись с состоятельными единоверцами, приглашал графа в один из лучших петербургских ресторанов. Там они обычно сходились во взглядах: граф готов был пожертвовать даже своим реноме, чтобы только не допустить подобного свинства. Во взглядах они сходились обычно в отдельном кабинете. Через некоторое время отяжелевший граф начинал посапывать носом. Заметив это, все присутствующие на цыпочках покидали кабинет. Потом один возвращался и тихонько совал в графский карман конверт. И выходил. Если при следующем заходе оказывалось, что его сиятельство еще спят, совали конверт добавочный. Когда же граф просыпался, он с улыбкой говорил барону — тот уже в кабинете оставался с глазу на глаз:
— Сделаю все, что могу. Если бы вы знали, сколько людей непорядочных…
И добивался. Причем история покрывает завесой тайны: действительно ли что-то затевалось или…
Интеллигентный был человек граф Игнатьев. Это вам не паша из боснийского города Травник…
Беня-палач
Словосочетание, вынесенное нами в заголовок, настолько противоестественно для нормального еврейского уха, что мы не решились написать его на общедоступном русском языке, а перешли на ту — далекую от языковых норм — форму идиша, на которую переходили еврейские бабушки, когда не хотели, чтобы их поняли соседи. (Правильнее и литературнее было бы «а кат», «а хэнкер», «а тольен», в конце концов.)
Действительно: слышали ли вы когда-нибудь (и где-нибудь) такую беседу двух еврейских мамаш:
— А Беня кем работает? Я же его вот таким маленьким помню!
— Ой, Беня, это же ж моя радость! Он работает городским палачом!
— Ой, что вы! А глик от им гетрофен! Мазлтов! (Счастье ему привалило! Поздравляю!)
Нет, вы не слышали и слышать не могли такой беседы. Даже году этак в тридцать седьмом, когда такой Беня вполне мог трудиться «исполнителем», он бы не распространялся об этом перед близкими. И близкие на вопрос «А Беня кем работает?» вряд ли гордо отвечали бы примерно так:
— Борис? Он — чекист. Такой, знаете! Он мне так и сказал: «Никакой мацы в доме! Кончилось это мракобесие!»
Но увы… Были страны и времена, когда именно еврейская община обязана была поставлять городу такого специалиста. Все дело в том, что профессия палача всегда была необходимой. Европейский совет еще не существовал и не мог потребовать не лишать драгоценной жизни, скажем, убийцу детей или героя-террориста. Но при этом занятие это всегда считалось презренным. В средневековой Европе палач жил в доме за городской стеной, не мог посвататься к девушке не из палаческой семьи и бывать в свободное от работы время среди нормальных людей. А если и случалось наливать ему вина, то делать это следовало не правой, а левой рукой и лить в направлении не к большому пальцу, а к мизинцу. Не стоит удивляться, что хорошего специалиста на штатной основе найти было всегда трудно. Хотя, кстати, доходы у палача были довольно приличными: то взятку возьмет, чтобы мук не причинять, то тело казненного продаст врачам для тайных занятий анатомией, да и веревка повешенного денег стоила.