Страница 9 из 23
Верблюда словно подменили. Он неистово забился в грязи и повалился на бок. В таком положении силы его словно удесятерились: верблюд ползком, на боку двинулся по грязи к воде — дальше от волка, но и от берега.
А Волчок всё не решался броситься вперёд. Недалеко сверкнули фары машины — это возвращались чабаны с досками. Волчок метнулся в сторону и исчез в темноте.
Тем временем верблюд добрался к воде и поплыл, всё так же лёжа на боку, изогнув шею и подняв голову над поверхностью. Его бок при этом возвышался над водой, как пузырь. Житель пустыни быстро плыл, горизонтально лёжа в воде, как ни одно животное. Описав полукруг, он «пристал» к берегу и благополучно выбрался на сухое место, навстречу людям.
Во время одного из дневных переходов вдруг набежали осенние тучи. Стемнело, как вечером. Зашумел ветер. Ослепительная молния на один миг соединила землю с небом, и над самой отарой грохнуло, словно из тяжёлого орудия. Сразу хлынул дождь как из ведра. Овцы испугались и бросились бежать по ветру.
— Кругом, кругом! — отчаянно закричали чабаны собакам.
И через минуту впереди овец раздался лай, едва слышный против ветра.
Но ни собаки, ни чабаны на этот раз не могли остановить овец. Они разбежались по степи.
К счастью, ветром быстро прогнало тучу. Яркое солнце засверкало на лужицах, и от мокрой одежды чабанов заклубился пар.
Овцы успокоились. До темноты удалось собрать вместе всю отару. Потерь не было. Волчку на этот раз не повезло.
Несколько дней после этого перегон проходил спокойно, и каждый новый день напоминал вчерашний.
Однажды в полдень ветерок дал понять овцам, что где-то недалеко есть посев зелёной сочной люцерны. Овцы вскинули головы, насторожили уши и всей отарой затрусили к манящему запаху свежей зелени. Но молодая люцерна — это овечья смерть от темпонита [Темпонит — вздутие живота].
Чабаны загородили дорогу овцам лошадьми.
— Ой, бой, там четыр, четыр! — волновался старший чабан, наезжая конём на овец.
Но они оббегали лошадей справа и слева, даже проскакивали под брюхом.
На этот раз собакам с трудом, но удалось задержать овец. Свирепо лая, они носились перед овечьими мордами, прыгали и даже кусали. Отара остановилась.
К началу второго месяца отара подошла к мосту через бурный Чилик. У склонов хребта Турайгыр, около посёлка Актогай, овцы перешли по мосту и стали подниматься в горы к перевалу через Заилийский хребет Северного Тянь-Шаня.
Волчок пролежал в кустах на берегу Чилика до ночи. Когда стемнело, он подкрался к мосту и понюхал следы овец, весь вытянувшись от напряжения, с хвостом, поджатым к животу.
На мосту никого не было. Только шумела горная река, стремительно проносясь мимо. Но от досок так угрожающе пахло людьми, машинами, собаками и множеством других опасных запахов, собранных сюда в одно место со всей степи!
Волчок отскочил от моста и понёсся скачками подальше от «опасного» места. Со всего хода он бросился в воду и поплыл. Бурное течение горной реки подхватило старого волка и швырнуло вниз по течению.
Больше чем за километр от моста выполз на другой берег измученный волк и долго неподвижно лежал на гальке. Потом поднялся, пошатываясь пошёл в гору. Вскоре он окончательно пришёл в себя и побежал догонять отару.
На одной из горных речек сорвало мост. На берегу собрались чабаны. После недавних дождей вода ревела около их ног, ворочая по дну камни с глухим стуком. Перегонять через такую бурную речку овец было равносильно их убийству. Нужен мост!
Из ближайшего аула прискакали на помощь всадники — всё взрослое население. Каждый привёз по волосяному аркану. Их собрали со всего аула.
Овец отогнали в сторону и остановили на большой ровной площадке, подальше от обрывов, чтобы овцы не свалились туда, если у них возникнет паника.
Там, где две высокие ёлки росли на обоих берегах одна против другой, застучали топоры. Часть корней у елей перерубили. Арканами вершины елей потянули друг другу навстречу. Ели вздрогнули, качнули вершинами и медленно повалились поперёк реки. Они густо переплелись ветвями, словно обнялись. Ели крепко связали вместе, отрубили на них сучки, которые торчали вверх, и поверх густо набросали ветвей и земли.
Так быстро возник шаткий висячий мостик через бурную горную речку.
К мосту подогнали овец.
— Тарт, серке! — закричали чабаны, и овцы покорно пошли за козлами и погремушкой из консервных банок.
Сотня за сотней овцы благополучно переходили над бешено ревущей речкой. Без малейших задержек отара шла по настилу поверх елей, соря вниз хвоей. Люди стояли на берегах, держали собак и напряжённо следили за переправой. Старший чабан то и дело вытирал обильный пот.
Вдруг одна из овец споткнулась и упала на колени. Задние надвинулись на неё. Овца вскочила, но ничтожная задержка образовала мгновенную пробку, и одна крайняя овца сорвалась и полетела вниз, И тотчас, как загипнотизированная, вторая овца сама прыгнула за первой в объятие смерти. Третья, четвёртая — целый овечий водопад полился в реку. Люди с криком бросались вперёд, руками оттаскивая овец, но другие, как безумные, прыгали через них прямо в ревущий поток.
Много овец погибло на этой переправе, и едва не утонул один из чабанов — его столкнули с моста овцы.
К злополучному мостику на следующее утро подошла новая отара. Чабаны узнали о несчастье и остановили овец. Старший чабан послал верховых вниз и вверх по течению реки искать тихое место. И оно было найдено недалеко от моста: там речка бежала совершенно спокойно над глубокой ямой. Выше и ниже она бурлила и пенилась на камнях, словно кипяток. Сюда подогнали овец.
Старик чабан разделся, схватил за рога козла и подтащил его к берегу. Вместе с ним чабан кинулся в снеговую холодную воду и поплыл на тот берег. И тотчас овцы под крики чабанов живым каскадом сами бросились за козлом в речку, точно с того места, где чабан стащил в воду их рогатого вожака. Спокойный плёс речки покрылся сотнями голов овец. А в воду сыпались всё новые и новые!
Чабан легко переплыл узенькую горную речку. Тело старика покраснело от ледяной осенней воды. Спички у него были на голове под тюбетейкой, и он бросился разводить костёр.
Волчок не пошёл дальше за отарой. На много километров вниз по речке вода раскидала по берегам трупы овец — пищей он был обеспечен.
Недолго Волчок прожил сытой жизнью на берегах горной речки, питаясь трупами овец. Нашлось немало желающих пировать на даровом угощении. С воронами и сороками Волчок не ссорился — они клевали трупы днём, а он пожирал их ночью. Лисицы трусливо убегали при одном его появлении. Но однажды ночью семь молодых волков и крупная волчица встретили его около трупа овцы сверкающими оскалами зубов и грозным рычанием. Раньше Волчок бросился бы и разогнал в разные стороны непрошеных гостей. Но времена эти давно прошли для старого волка. Он сам поджал хвост и жалобно заскулил. Поджатый хвост — это понятный для всякого показатель слабости: волчица смело бросилась на старика и прогнала его.
Для Волчка наступило трудное время. Кое-где по берегам речки желтели грозди облепихи. Ветерок размахивал на рябинах красными кистями ягод, как праздничными флажками. Но это угощение находилось высоко и было доступно сорокам, фазанам и дроздам, а не волку. Только изредка ему удавалось найти облепиху над самым снегом.
Волчок голодал по нескольку суток. По ночам в поисках пищи он пробегал десятки километров. Днём дремал где-нибудь в ущелье на бесснежном южном склоне. Так Волчок оказался опять в знакомом Кокпекском ущелье. И сразу удача — на рассвете волк заметил зайца. Он, как пьяный, прыгал по склону, спотыкаясь, пошатываясь и широко расставляя лапы, чтобы не упасть. В несколько прыжков Волчок догнал зайца, съел и весь день проспал.
Проснулся Волчок в сумерки. Всю ночь он бродил по ущельям и под утро проглотил маленькую мышь — она лежала мёртвая на снегу.
Из-за гор медленно поднялось солнце. На скалах закричали кеклики. Над кордоном столбом поднимался дым: жена егеря затопила печь. Старшая дочь Зина подоила корову и пустила её и тёлку пастись на южный бесснежный склон.