Страница 31 из 40
— Что ж делать-то? — спросила озадаченная Таня.
— На ферму гнать надо. — Федя взял на руки мокрого, дрожащего телёнка и позвал за собой Лыску.
Корова повернула голову и жалобно замычала. Потом с трудом поднялась, но с первых же шагов по брюхо провалилась в снег.
— Обессилела. Не дойти ей, — решил Федя и подложил телёнка обратно к корове.
— Пошли тогда домой скорее, — предложила Таня. — Скажем про Лыску дояркам.
— Нет, так не годится. Ты вот что… Давай-ка ходом в колхоз. Пусть грузовик высылают. А я подежурю здесь. Как бы телёнка морозом не прихватило…
Таня пошла к Родникам. Мороз крепчал, но от быстрой ходьбы на лыжах ей вскоре стало жарко. Прошло не менее часа, пока Таня добралась до дома.
— Откуда такая запаренная? Словно гнались за тобой… — удивился отец.
Таня рассказала про отелившуюся в лесу корову Лыску, про Федю Стрешнева…
Отец с удивлением спросил, с какой это стати дочь оказалась со Стрешневым в лесу. Таня объяснила.
— Я же говорил учительнице — бросовая там земля, негодная. И незачем с ней связываться! — нахмурился отец.
Таня попросила у отца машину.
— И не выдумывай! — отмахнулся отец. — Никуда наша Лыска не убегала. На ферме она, сам недавно видел.
Таня оторопела. Неужели Федя ошибся? Но он теперь ни за что не отступится, чья бы ни была эта корова — родниковская или соседнего колхоза. Значит, всё равно надо высылать грузовую машину.
— Экая ты добренькая! Соседи ротозейничают, корову упустили, а мы их выручай. Нет уж, уволь. Да и нету у меня машины — в отъезде она.
Таня с недоумением покосилась на отца — значит, не зря говорят, что у него снега зимой не выпросишь.
— Тогда хоть подводу разреши взять, — попросила Таня. — Ведь мороз на улице, а Федя там ждёт…
— Тоже мне радетель за чужое добро! — нахмурился отец и велел дочери сходить к Стрешневым и предупредить Федькиных отца с матерью.
Пусть Прохор запряжёт подводу и срочно едет за парнем, пока тот не поморозился. А с коровой чтоб они не связывались, пусть о ней хозяева думают.
Таня вышла из дома. Но с какими же глазами заявится она к Стрешневым? И что она должна сказать дяде Прохору? Что её отец не разрешает спасать чужую корову с телёнком? Нет, у Тани на это язык не повернется.
Лучше она сама возьмёт на конюшне подводу и поедет за Федей. А там видно будет. Может, они и корову с телёнком сумеют погрузить на подводу. Надо только побольше ребят позвать на помощь.
Таня решила начать с Димки.
Подойдя к дому Клепиковых, она заметила, что у них в переулке стоит грузовая машина — Семён частенько оставлял её на ночь около двора.
«Вот как… и про машину соврал. Совсем она не в отъезде», — с неприязнью подумала Таня про отца.
Первой её мыслью было вернуться домой и сказать об этом отцу. Интересно, что он ответит?
Но Таня вспомнила про Федю, про Лыску в лесу и поспешила к Клепиковым.
— Дядя Семён, заводите машину… Отец приказал.
— Это на ночь глядя-то? — удивился Клепиков.
— Срочное дело. Там в лесу корова отелилась… Спасать надо. — Потом Таня кивнула Димке и позвала его собирать ребят.
Семён с недовольным видом принялся одеваться.
Через четверть часа грузовик с ребятами вышел из Родников.
А ещё через час машина привезла укрытых брезентом корову с телёнком на ферму.
— Вот, принимайте Лыску, да ещё с потомством, — сказал Федя. — Мы их в лесу нашли.
Евдокия Стрешнева, закончив дойку, поднялась со скамеечки и с недоумением посмотрела на ребят:
— Да нет… Вы что-то путаете. Наши коровы все на месте. И Лыска на месте. Да и телиться ей ещё рано. — Доярка с нежностью погладила по шее крупную рыжую корову с белой звёздочкой на лбу, потом посмотрела на «Лыску», привезённую ребятами. — И впрямь вылитая Лыска, как сестра родная…
— Не иначе, как из соседнего колхоза корова… Из «Коммунара», — сказала Марина Клепикова.
К машине подошёл Фонарёв, заглянул в кузов и спросил Клепикова, кто ему позволил возить чужих коров.
— Так вы же сами распорядились… Вот через неё, через дочку.
— Что? Когда это я распорядился? — удивился председатель и в упор посмотрел на Таню.
Но та твёрдо выдержала его взгляд. Крякнув, Кузьма Егорович обернулся к Феде, который, чтоб отогреть замёрзшие ноги, пританцовывал около машины.
— Ты всех перебаламутил? Срочное дело — машину ему подай. А сам своей коровы от чужой отличить не может…
Федя растерянно пожал плечами и принялся вытаскивать из кузова машины рюкзаки с пробами почв.
— Ну и что? — вступилась за него Таня. — Ну пусть и чужая… Мы у неё паспорта не спрашивали. А выручать всё равно надо…
— Тоже мне хозяева! — Председатель махнул рукой и велел Клепикову отвезти корову с телёнком в «Коммунар».
Несколько вечеров подряд ребята провели в школьной агрохимлаборатории, обрабатывая принесённые пробы почв.
Просушив землю в термостате, они растворили её в дистиллированной воде, потом влили в раствор химические реактивы, дали отстояться и по расцветке сличили с образцами. В конце концов анализы были сделаны.
Просмотрев их, Варвара Степановна подтвердила, что почва на Ерёминой пустоши хотя и бедна фосфором и калием и обладает повышенной кислотностью, зато достаточно богата азотом. Если провести известкование да хорошо обработать и удобрить эту почву, то на ней смело можно выращивать хлеб и картофель.
— А здорово получается! — удивился Федя. — Мы теперь вроде как насквозь землю видим…
— А ты как думал: это ж агрохимия, наука, — подтвердил Саша. — От неё ничего не скроешь…
— Так уж и ничего?.. — допытывался Федя. — И всё-всё узнать можно, до самой мелочи: чего в земле есть, чего не хватает?.. А, Варвара Степановна?
— Это уж как вы научитесь пробы брать да анализы делать, — сказала учительница. — Химия — наука точная. Всё зависит от вашего умения.
В тот же день она отправилась к Фонарёву.
— Не так уж плоха земля на пустоши. Напрасно, Кузьма Егорович, вы охаяли её. — И она показала председателю анализы почв. — Так что берём её, будем раскорчёвывать.
Фонарёв долго рассматривал анализы, словно выгадывая время, потом вернул их учительнице.
— Не силён я в вашей науке, но моя практика другое говорит: пустая земля, неродящая. Её у нас даже из плана пахотных угодий списали. А потом, и нужна нам эта пустошь. Единственное место для выпаса скота.
— Не понимаю… — удивилась Варвара Степановна. — То вы одно говорите, то другое.
— А вот влезьте в мою шкуру, тогда поймёте. Скотину ведь надо где-то пасти. Нет, не цельтесь на Ерёмину пустошь. Никак не могу её школе уступить. Выделю я вам пятнадцать — двадцать гектаров, и хватит с вас.
— Придётся тогда о земле снова на правлении разговаривать, — помолчав, сказала Варвара Степановна.
— Да где угодно, — отмахнулся Фонарёв. — А пока я хозяин в колхозе, и план с меня спрашивают, а не с вас, учителей да школьников. И вы не мудрите со своей химией. Делайте своё дело в школе, а в моё хозяйство не лезьте.
Варвара Степановна решила поговорить о земельном участке с Григорием Ивановичем. Она рассказала о желании ребят поднять Ерёмину пустошь и о том, что Фонарёв не даёт школе эту бросовую, никому не нужную землю.
— Вы зря пустошь оговариваете. Я вот со старыми хлеборобами беседовал — так они подтверждают, что земля там годная и добрая. Её в своё время и пахали, и засевали, и урожай снимали неплохой.
— Почему же теперь не пашут? — удивилась Варвара Степановна.
— Забросили её нерадивые хозяева, — невесело усмехнулся Григорий Иванович. — Земля на пустоши, конечно, тяжёлая, лесная, особого прилежания требует, а Фонарёву не до того… Разве же вы его характера не знаете? Мужик он сметливый, оборотистый, обменять что, перепродать, словчить где — это у него в крови. А вот землю он не любит, чурается её. Ну, и запустил Ерёмино поле под пустошь, на ней, мол, только скот пасти. А потом добился, что эту землю из плана пахотных угодий списали. Чтоб, значит, с колхоза спрос был поменьше. И всё это втихую делалось, без ведома колхозников. А мой предшественник, бывший секретарь парткома, примирился с этим. — Григорий Иванович тяжело вздохнул. — Словом, живём на земле, кормимся от неё, а её же, матушку-землю, прячем от себя. Словно скряги какие, добро под спудом держим…