Страница 19 из 76
— Вы оставили его в больнице, в кармане куртки. Я забрал все вещи. На правах вашего родственника…
— Когда это мы успели породниться? — иронически прищурилась она.
— Забыли? Когда я давал врачам расписку. Ну помните, чтобы вам отменили уколы!
— А! Правда.
— Теперь, пожалуйста, отоприте гараж.
— Зачем?
— Увидите, — загадочно улыбнулся он.
Крышка раковины откинулась. И Ира издала восторженный вопль:
— Мотя! Мотенька!
Ее «хонда», пострадавшая в аварии, стояла на своем месте, отремонтированная и перекрашенная.
Мотоцикл выглядел совершенно новым. Ирина даже проверила номер двигателя: не подмена ли это? Нет, тот самый! Старый друг, которого она уже не чаяла увидеть.
Это было просто чудо. Как будто механизмы тоже обладают способностью к регенерации, подобно медузам и людям!
— Это ты сделал… Володя?
Не хватало слов, и переход на «ты» был единственным способом, которым она могла отблагодарить человека, доставившего ей такую радость. Человека, только что признавшегося ей в любви.
Странные все-таки существа женщины. Это строптивое создание не пожелало рассыпаться в благодарностях за то, что о ней заботились, а за спасенный мотоцикл готова была расцеловать, что, собственно говоря, она и сделала: в дополнение к щедро подаренному «ты» бросилась к нему на шею и звонко трижды чмокнула в щеку. Но это были подчеркнуто дружеские, а не любовные поцелуи: «Чтобы не вообразил лишнего!»
Но Владимир все равно опьянел от счастья.
Все у воскресшей Моти было отлажено и пригнано, все на своих местах, даже залиты масло и бензин. Хоть сейчас вскакивай на нее верхом и — вперед!
И Ирина не удержалась. Как не проделать по двору круг почета после всего, что они с Мотей пережили!
Мотька, ты жива, и я тоже! Так вперед же, мой стремительный железный конь! Н-но-о!
Они обе мчались после долгого периода вынужденной неподвижности. И наслаждались. Судьба пыталась разлучить их, но теперь они снова слились воедино: яркая девушка и сверкающая машина.
Обе побывали в «состоянии, несовместимом с жизнью», обе с честью выкарабкались из него.
Причем вот что самое интересное: и та и другая — при помощи одного человека, Владимира Павловича Львова.
Ира включила максимальную скорость, ветер привычно засвистел в ушах, и, как это всегда происходило с ней при самом быстром движении, внезапно прояснились мысли. Они стали логичными и упорядоченными.
И тогда в голове один за другим начали всплывать резонные, но неприятные вопросы.
Откуда у Владимира ключ от гаража — это он сумел объяснить.
Как узнал ее адрес? понять тоже можно: во время аварии у Иры были при себе документы, и данные занесли в клинике в историю болезни. А потом, очнувшись, пострадавшая подтвердила их правильность.
Но где он раздобыл саму Мотю? Как вообще узнал, что у Ирины был мотоцикл? Положим, в ее одежде остались права.
А гараж? О гараже ни в правах, ни в паспорте не упоминается.
О «ракушке», как и о местонахождении Моти, могли знать лишь гаишники. И о том, что «хонда» пострадала в уличном столкновении, — тоже.
Да, в курсе событий были только милиционеры и еще… участники аварии: во-первых, сама Ирина, и, во-вторых, владелец того проклятого золотистого автомобиля.
Следовательно… простейшим методом исключения можно вычислить… Львов и есть один из этих двоих, не так ли?
Еще один бешеный виток вокруг двора, и еще один. Наконец все встало на свои места, все прояснилось!
Лицемер… Теперь понятно, почему он очутился рядом со мной в клинике…
Все эти словеса о любви — ложь.
Трус! Он пытался — и сейчас пытается — любым способом задобрить меня.
Боится судебного разбирательства? Ну конечно же!
Я ведь могу потребовать возмещения ущерба. Какие в кодексе есть статьи? Нанесение тяжких увечий, к примеру.
А ущерб моральный? Тут последствия могут быть еще серьезнее: все могут подтвердить, что я претендовала на европейское золото… А он отнял этот шанс и у меня, и у российской сборной в целом.
Я чуть было не попалась на его удочку!
Как ужасно, что никому нельзя верить.
Ирина затормозила резко, всего в нескольких сантиметрах от улыбающегося Владимира.
Она ничего не спросила, только уперлась в него ледяным взглядом. И улыбка тотчас сбежала с его лица.
— Вы, по-моему, все поняли? — догадался он.
Девушка еле заметно кивнула.
Львов вздохнул. Но не обреченно, а почему-то, напротив, облегченно.
— Вот и хорошо. А то я никак не решался вам сообщить. Теперь уже объяснений и не требуется.
Ирина сузила глаза, и опять, как всегда в минуты гнева, ноздри ее раздулись, а шрам на лице выделился ярче обычного.
— Какие уж тут объяснения, — процедила она. — Ты поломал мне не просто руки и ноги, а всю мою жизнь. Я теперь за бортом. Из-за тебя я превратилась в ничто, в абсолютный ноль, без настоящего и будущего.
И на этот раз «ты» выражало не признательность, а ненависть и презрение.
— Убирайся прочь… благодетель! — Это было сказано тоном безапелляционного приказа. — И никогда больше не попадайся на моем пути. Ни-ког-да. Понял?
— Понял, — покорно и почтительно кивнул он. — Уйду. И не волнуйтесь, Ирина Владиславовна: никакого иска я возбуждать не собираюсь. Вас к ответственности не привлекут, я заявил, что претензий не предъявлю.
Он крутанулся на каблуках и пошел, не оборачиваясь, прочь со двора, где у обочины улицы Сергея Лазо был припаркован его автомобиль.
Ира провожала взглядом его светлый затылок… и вдруг почувствовала, что затылок заломило у нее самой. Будто от удара… от того самого удара, который она в момент аварии ощутить не успела. Вот когда он дал о себе знать! Словно сработала мина замедленного действия.
И сразу же всплыла в памяти та самая секунда, когда именинница рванула на желтый свет, наудачу, а…
…Желтый слился с красным, и они, смешавшись, образовали оранжевый!
О чем говорил этот человек только что? Он не станет возбуждать иск? Против меня?
Не станет, а мог бы! Ведь это я, я поехала тогда на красный.
Я одна и виновата!
А он, пострадавший от моего лихачества, еще и выхаживал меня.
Обидела хорошего человека. Обидела ни за что!
…Стряхнув оцепенение, она пришпорила Мотю и вырулила на улицу, но золотистый автомобиль марки «Сааб-9000» уже свернул в один из переулков.
В какой именно? Направо или налево?
Владимир Павлович Львов исчез, не оставив своего адреса.
И теперь уже Ирине Первенцевой хотелось разыскать его. Они поменялись местами.
Он уехал, так и не сделав последнего, третьего признания: о том, что нанял детективов для ее розыска.
Жаль. Может быть, Ирина воспользовалась бы этой идеей и догадалась пустить по его следу сыщиков…
Да нет, не пустила бы. Не в ее это характере. Что сделано — то сделано. Не поправишь, не вернешь.
— Не поправишь, — шептала она, — не вернешь.
По телевидению шла прямая трансляция чемпионата Европы по фехтованию.
Трибуны были забиты до отказа: казалось, весь Париж — город мушкетеров — собрался посмотреть состязания.
На экране мягко скользили по белой дорожке люди в белом. Они были в сетчатых масках, но Ирина узнавала каждого еще до того, как они по окончании поединка молниеносным жестом открывали лица.
Вот француженка Лулу Даньель сражается со знаменитой опытной Линдой Груэрман.
Сенсация! Лулу побеждает с перевесом в два очка и выходит в финал! Не зря говорят, что дома и стены помогают.
Эмоциональные французы повскакали с мест, размахивают своими полосатыми флагами-триколорами. Наверное, Даньель станет для них отныне национальной героиней.
А вот китаянка Ляо Сунь. Маленькая, приземистая, она работает точно и аккуратно. Без напора, зато и без ошибок. Как будто не фехтовальщица, а бухгалтер.