Страница 9 из 67
— Я так и не понял тебя. Получится у нас что-нибудь или нет?
— Получится! Об этом не волнуйся. Просто мне хочется полностью парализовать этот Майданек. Вот если бы взорвать еще шахты…
— Дай тебе волю, ты взорвешь весь мир. Выведем из строя резервации на месяц, и то хорошо. За это время можно поднять вокруг этого большой шум.
— Рискованно это.
— Почему?
— Да не оставят они свидетелей! Понимаешь? Они их сразу же ликвидируют. Здесь же все приговорены судом к смерти. Их расстреляют без всяких церемоний, сразу же, как только ты подымешь шум.
— Мы это предусмотрим.
— Как?
— Твое дело — хорошо организовать взрыв, а политическую кампанию организую я и… другие компетентные люди. Во всем должен чувствоваться профессионализм. Ты геолог, подрывник… в общем, техническое лицо. А я юрист, следовательно, политический деятель… Доставай свой динамит. Я к нему и прикоснуться боюсь.
Взрыв произошел в 10 часов 02 минуты, сразу же после того, как на дорожках зажглись фонари. Резервации потонули в густо-синем растворе ночи.
— Ты уверен, что трансформатор подвески не пострадал? спросил Страатен, все еще лежа на земле.
— Уверен. Вставай, пойдем отсюда. Там же семь секций: четыре обслуживают резервацию, две — шахту и одна — подвеску. Ошибиться невозможно.
— А ее не заденет при взрыве?
— Не думаю. Хорошо, если как следует обработает те, что нам надо. Слишком мало взрывчатки всетаки…
— Больше не унести. Жаль, что взорвалось так рано. Надо бы попозже, пока все уснут.
— Не рассчитал немного длину шнура. Сойдет и так. Даже лучше, что так получилось. Считай, что лечение началось. Мы переночуем прямо у подвески?
— Конечно! Кто нас увидит? Безлюдье… Ровно в шесть заберемся в вагонетку, и — прощай, резервация рогатых смертников.
— Палатку, я думаю, ставить не будем. Не хочется распаковывать.
— И не надо. Место сухое. Переночуем и так.
Мы уже подходили к подвеске, когда услышали рокот. Так шуршат муравьи, растекающиеся всепожирающей лавиной по джунглям, и гудит зачинающийся над сухим вельдом пожар. Сначала ни я, ни Страатен не обратили на него особого внимания. Мало ли что может шуметь теплой африканской ночью! Но шум нарастал, и мне показалось, что я слышу какие-то стоны, всхлипы, отдельные выкрики.
— Что это может быть? — спросил Страатен и потянул меня за рукав.
— Не пойму никак… Вроде толпы на площади…
— А если это они?
— Не может быть, — сказал я и вдруг увидел, как ночь загорелась яркими огоньками. Точно в сонном городе вдруг зажглись окна или затанцевал рой светляков.
— Да, это они, — спокойно сказал Страатен. — Они надели каски и зажгли фонари. Может быть, нам уйти?
— Зачем? И некуда уходить. Они почти окружили нас. Разве что бросить все и побежать вдоль подвески.
Серп из золотых мятущихся огоньков медленно и плавно смыкался в кольцо. Мне стало страшно. Я лихорадочно искал выхода. Мы слишком промедлили. Теперь, вероятно, было поздно бежать даже вдоль подвески.
— Наверное, это просто паника тоски и отчаяния. Побеснуются и успокоятся. Они же не знают, в чем тут дело, — сказал я.
— Как ты думаешь, если мы залезем на опору, они нас заметят?
— Не знаю. Скорее всего — нет.
Кольцо вокруг нас сомкнулось и стало сжиматься. Но я все еще хранил какие-то иллюзии.
— Откуда они знают, что мы. вообще есть на свете? — сказал я. — Тем более, они и подозревать не могут, что мы причастны к взрыву, который лишил их приятных снов.
— Доставай скорее автомат и полезай вверх.
— Почему я?
— Да не тяни время, идиот! Я же лучше тебя умею… Лезь. Я сам найду. Куда ты его сунул?
— Он на дне твоего рюкзака. Кто мог знать, что…
Я зажмурился от яркого света и шарахнулся в сторону. Но со всех сторон набегали желтые кометы. Золотые яблоки с режущими нитями лучей.
Страатен толкнул меня к опоре, нагнулся и подставил плечо. Я почти ничего не сознавал тогда. Как в сонной одури или в гипнозе, я полез вверх, в кровь обдирая руки на острых стальных ребрах. Я оглянулся, как только вырвался из светового плена. Толпа смыкалась уже почти подо мной. Я успел увидеть только мощную фигуру Брайтона. Он указывал на меня пальцем и что-то кричал. Но я не слышал слов. И еще я увидел Страатена. Лицо его серебрилось в электрическом свете, как самолет, пойманный на скрещении прожекторов. Он так и не успел достать автомат. Но я не знаю, почему он не стрелял из пистолета. Пистолет у него был. Они сомкнулись над ним, как створки ворот. В середине стало темнее, чем по краям. Они топтали его, опустив головы с сияющими огнями на лбу.
Я лез все выше и выше, становясь невесомым от страха. Не помню, как достиг вершины и пошел по тросам.
Когда я наконец обернулся, никто не преследовал меня. Море света отхлынуло и растекалось в бессильном отливе.
Они шли чинить трансформаторы.
Зеленая креветка
Начальник штаба дружины Володя Корешов получил письмо от невесты. В кабинете было темно и тихо. В окно стучалась ночная бабочка. По белому листу бумаги карабкалось какое-то чахлое существо с прозрачными зелеными крылышками. Володя сдул его на пол и мечтательно уставился в потолок.
Спешить было некуда, и он мог себе позволить оттянуть те приятные минуты, которые обещал ему голубой конверт авиапочты, окаймленный красно-синей полосой.
Глаша, невеста Володи, улетела в Антарктиду сразу же после распределения. Она окончила Ленинградский институт климатов и работала младшим научным сотрудником в лаборатории искусственного солнца. Володя тоже в ближайшее время собирался в Антарктиду.
Через три с половиной месяца кончается срок его полномочий (по специальности он инженер-дозиметрист и до сих пор не может понять, почему именно его избрали начальником штаба). Впрочем, за все время пребывания его на этом посту не произошло ни одного события, которое потребовало бы железной физической силы, хитроумных заключений или напряжения воли. Раньше Володя втайне гордился, что выбравшие его товарищи сумели разглядеть в нем, скромном и тихом парне, все эти замечательные качества, но теперь он с горечью думал, что с такой работой может справиться кто угодно. Он искренне жалел, что ему ни разу не пришлось хоть как-то проявить себя, но уже примирился с бесцельно, как он считал, потраченным временем.
И вот сейчас, держа в руке письмо из Антарктиды, он думал о той интересной работе, которая ему там предстояла. Это были приятные мысли.
Вдруг пронзительно взвыл зуммер.
Володе показалось, что обрушилась стройная и сверкающая стеклянная башня. Хрустальные конусы и призмы раскалывались друг о друга, со звоном и скрежетом растрескивались зеркальные плиты. Володя удивленно и оторопело смотрел на висящий в углу красный видеофон спецсвязи. За все двадцать месяцев, которые Володя провел в этом кабинете, аппарат ни разу не звонил. В течение какого-то мгновения, пока аппарат молчал, Володя готов был поверить в слуховую галлюцинацию. Он уже собрался облегченно вздохнуть, но зуммер вновь распорол тишину.
Володя вскочил, опрокинув стул. Зацепился ногой за ковер и чуть не упал. Больно ударился плечом об угол стола. Потер ушибленное место и, выставив вперед руки, точно лунатик, пробрался к аппарату и нажал кнопку.
Экран не засветился. Значит, это звонил автомат. Бесстрастно и четко он отчеканил: "Катастрофа на комбинате «Металлопласт». Тревога объявлена. Через две минуты за вами заедет пожарная машина ПМ-1075. Сигнал тревоги подал инженер-диспетчер Борис Михайлович Слезкин. Все приведено в готовность. Какие будут распоряжения?"
— Никаких! — ответил Володя, уже успев прийти в себя.
Выключив аппарат и взглянув на часы, открыл дверцы стенного шкафа. Снял с вешалки плащ, достал из ящика стола сигареты. Огляделся по сторонам, не забыл ли чего, и, выключив свет, вышел из кабинета.
Большой голубой конверт остался нераспечатанным. А в нем содержались удивительные вещи.