Страница 25 из 70
Осмотрев место происшествия, Арзубов со следователем пришли к заключению — обычное самоубийство. Тем более что опрошенные показали: муж той женщины частенько приходил пьяный, в доме вспыхивали скандалы, и женщине приходилось ночевать у знакомых.
Но когда они собрались уходить, к ним подбежал мальчишка лет десяти, вихрастый и конопатый, и прошепелявил:
— Дяденьки, она не шама повешилась.
— Как не сама? Ты что — видел? — удивился Арзубов.
— Не шама, не шама, — замахал тонкими руками мальчик.
— Пар-р-р-шивец, — заорал на мальчонку хозяин дома. — Кто тебя звал сюда? Вон! — Лицо его вдруг почернело, а глаза налились кровью, стали страшными.
В этот момент Арзубов еще раз взглянул на петлю и обнаружил, что узел ее необычный, морской. Этот узел и явился ключом к раскрытию преступления. Произвели тщательный обыск и нашли: золотые червонцы, золотой крест, золотые часы, перстни, кольца, сережки, более пуда серебряных монет — все тщательно упакованное. Убийца был отведен в милицию.
«Здесь тоже «узел», — думал начальник уголовного розыска. — Мальчишка не видел, как вешали женщину, но он чутьем уловил страшное преступление. А жена Каретина? Она тоже чувствует, что муж ее не убийца. Может, все собранные улики — только совпадение? Нет, слишком уж их много. И каждое неопровержимо...»
Совещание закончилось тем, что Николай Савельевич приказал старшему оперуполномоченному разработать дополнительный план по раскрытию преступления в конторе геологической экспедиции и тщательно отработать выдвинутые версии.
Закопченный термометр, висевший на косяке у парадной двери Управления внутренних дел, показывал минус сорок два градуса. День начинался хмурый, седой. Стоял плотной стеной морозный туман. В ста шагах ничего не было видно. Машины двигались медленно, с зажженными фарами. Люди торопливо бежали на работу.
Арзубов пришел в управление раньше обычного. Но его уже ждала жена арестованного — Анна Каретина. Она выглядела еще более усталой, чем раньше. Глаза у нее опухли. Видно было, что она много плакала.
— Беда у нас, товарищ начальник, — сказала она. — Сегодня мать Игоря померла. Он у нее единственный, похоронить некому.
Арзубов растерялся. Он понял, зачем пришла эта хрупкая женщина, такая слабая и беспомощная в своем горе. Надо помочь ей. Но единолично он ничего решить не может. Попросив Анну подождать, Арзубов вышел. Вернувшись, объявил:
— Начальник управления согласился отпустить вашего мужа под подписку о невыезде. Вот прокурор... как посмотрит. Да ладно, согласуем, — махнул он рукой.
— Спасибо вам, товарищ начальник. Большое спасибо. А уж Игорь... — всхлипывала Анна.
Николай Савельевич приказал привести Каретина и взять у него подписку о невыезде.
Привели Каретина. Арзубов сказал:
— Распишитесь вот здесь, и вы свободны.
Каретин, не читая, подписал документ и стоял, переминаясь с ноги на ногу. Последних слов он явно не понял.
— Вы свободны. Можете идти домой! — повторил еще раз Арзубов. — Когда потребуетесь — вызовем.
Каретин вдруг понял, что с ним не шутят, что у него в руках пропуск на выход из здания и что ему действительно можно уходить. И, несмотря на печальное известие о смерти близкого человека, он почувствовал, как по сердцу прошла теплая волна, и с благодарностью взглянул на Арзубова.
Решение начальника уголовного розыска сотрудников насторожило. Но после того как управление облетела новость о задержании опасного преступника Ершова, все, даже те, кто не одобрял «нянченье» Николая Савельевича с Каретиным, откровенно восхитились.
— У Арзубова нюх что надо.
Однако, когда Арзубов вызвал к себе Ершова и спросил его, не причастен ли он к преступлению в конторе геологической экспедиции, тот возмутился.
— Вы что, смеетесь, гражданин начальник? Не знаете мою профессию? Я на «мокрые» дела не ходил и не пойду. Ограбить, обчистить — с превеликим удовольствием! За что и попал в третий раз. А убить — нет!
— Ну а кто же убил сторожа и ограбил кассу? — не отступал Арзубов.
— Кому, как не вам, знать! Вы — главный сыщик, вам и карты в руки. Каретина тоже зря схватили. У него голова трещит за чужое похмелье.
— Вам откуда все это известно? — удивился Арзубов.
Ершов засмеялся.
— Кто убил сторожа и ограбил кассу? — громко спросил он..
— Будете кричать, я вам ничего не скажу. Из ненависти к убийцам хотел помочь...
Арзубов остыл, успокоился.
— Извини, — похлопал он по плечу Ершова. — А Каретина мы вчера выпустили.
— Ну-у... — Ершов поднял брови, — тогда другое дело. За откровенность плачу тем же.
Арзубов внимательно слушал. Закурил сам и предложил папиросу арестованному. Тот глубоко затянулся, выпустив изо рта несколько сизых колечек.
— Вы слышали, гражданин начальник, о двух ворах по кличкам Червонец и Шмель?
— Допустим.
— Они недавно вернулись со срока. Живут без прописки. Говорят, что у одного в городе есть бабушка, чуть ли не заслуженная учительница. У другого — мать в Кузнечных рядах, очень легкого поведения. В городе оба болтаются уже недели три. Я их не видел, фамилий не знаю, но слышал, что они были на каком-то «мокром» деле и сейчас собираются выехать из города. Их старые связи — Уголек, Вертуха, Рябой, Глухой тетерев.
Ершов попросил воды и залпом осушил стакан.
— Все, гражданин начальник, сегодня разрешите мне выспаться.
Арзубов отправил Ершова в камеру.
Из воров-рецидивистов в городе находился только Глухой тетерев. Эту кличку он получил за то, что недослышал и часто отвечал невпопад.
Глухой тетерев доверительно сообщил начальнику уголовного розыска, что он Червонца видел один раз у матери Шмеля, но того дома не было. Что мать Шмеля — женщина хитрая и скрытная, сама раза два сидела в тюрьме. Она ничего не скажет. Назвал улицу, дом, квартиру. Предупредил, что у Шмеля имеется пистолет ТТ, срезанный несколько лет тому назад у милиционера.
Арзубов решил часа в три ночи проверить квартиру.
Машина остановилась в темном переулке. Отыскав нужный дом, Арзубов и его сотрудники прошли тесным коридором и остановились у квартиры матери Шмеля. Постучали. Из-за двери послышался дребезжащий, пропитой женский голос:
— Кто?
— Из милиции.
— Леший вас носит!
Дверь скрипнула и открылась. Растрепанная хозяйка мутными глазами смотрела на пришедших.
— Где сын? — спросил Арзубов.
— Вам лучше знать. Я его сама пятый год не вижу.
В комнате на столе стояли рюмки с недопитой водкой, три пустые бутылки, валялись обглоданные кости, лимонные корки, раскрошенный хлеб. На старой широченной деревянной кровати, уткнув лицо в подушку, спала белокурая женщина.
— Кто такая? Откуда? — кивнул в сторону спящей Николай Савельевич.
— Племянница. Из Одессы приехала. Вечером с радости малость выпили, — загораживая неприбранный стол, объяснила хозяйка.
— Проснись, голубушка, — подошел к спящей лейтенант Митрюков. Женщина зевнула, нехотя приоткрыла сонные глаза, потянулась... и вдруг быстро-быстро заморгала.
— Господи! Никак уголовный розыск вместе с начальником!
— Он самый... Жигина?! — воскликнул Арзубов. — Вот не ожидал. А мы тебя по всему городу ищем.
Известная среди воров-рецидивистов цыганка Раиса Жигина совершила шесть краж и обманула трех колхозников: вытянула у них немалые суммы денег, пообещав купить мотоциклы.
На допросе в управлении Жигина подробно рассказывала о разных мелочах, умалчивая о том, что могло бы ее изобличить. И надо было в безобидной болтовне рецидивистки уловить такие выражения и слова, которые помогли бы ее запутать и заставить в конце концов говорить правду.
Николай Савельевич умел это делать. Он разговаривал с преступниками на понятном им языке, отлично знал их биографии и, как правило, добивался успеха. Вот и сейчас Арзубов припомнил Жигиной некоторые пикантные подробности ее жизни. Это настолько поразило Раису, что, когда Николай Савельевич начал расспрашивать ее о Викторе Пищулине (Шмеле), Раиса даже не стала запираться, созналась, что тот за час-полтора до приезда милиции ушел из дома. Куда — не сказал. Просил подготовить к отъезду кое-какие вещи. И предупредил, что зайдет часов в восемь вечера.