Страница 9 из 17
— Погоди…
Она пристально смотрела на меня. Поколебавшись, потянулась за сумкой.
Интересно, что же она еще оттуда достанет? Она протянула небольшой пузырек.
— На, возьми.
Пузырек был обычный, как для лекарства. В нем какая-то бесцветная жидкость. На этикетке было написано:
НАРУЖНОЕ
Спиритус вини ректификати
100 мл.
Что такое спиритус вини я знал. А 100 мл, наверное, означало сто граммов на латинском языке.
— Выпей, — сказала она. — Если ты уж без этого не можешь.
Она брезгливо поставила передо мной пластмассовый стаканчик.
Я с удовольствием выпил бы сейчас газировки с сиропом из автомата.
— Слушай, — сказал я. — Здесь написано «Наружное». Наверное, его пить нельзя.
— Почему нельзя? Это же самый чистый спирт. Медицинский. Просто внутрь его не прописывают.
Отец рассказывал, что на Дальнем Востоке, где он одно время работал, они пили спирт, разводя его соком консервированных ананасов.
Ананасов у нас не было.
— Развести нечем, — сказал я. — Вот досада!
И вернул пузырек.
— Погоди!
Она вскочила со стула, заметалась по кабине. Она хотела во что бы то ни стало найти для меня воду.
И нашла.
За дверцей на задней стенке кабины был шкафчик, где машинисты хранили продукты. В специальном гнезде стоял термос. Она взболтнула его.
— Там что-то есть!
Она отвинтила колпачок, вытащила пробку, принюхалась.
— Кажется, кофе… Точно! Холодный кофе, сладкий! Пойдет?
Мне деваться было некуда.
— Пойдет, — сказал я.
Мы налили себе кофе. Она в колпачок от термоса, а я в пластмассовый стаканчик. Я храбро плеснул туда немного спирта.
— Тебе налить? — спросил я.
Она колебалась, но любопытство пересилило.
— А это вкусно?
— Еще бы. Кофе с коньяком пробовала? То же самое.
Пару раз в кафе-мороженом я видел, как пьют кофе с коньяком.
Она подставила колпачок.
— Только немного. Довольно!
Она с опаской пригубила. Я следил за выражением ее лица.
— А знаешь, ничего! — сказала она.
Я задержал дыхание и залпом выпил свой стаканчик. Потом закусил сладкий кофе соленым помидором.
— Ну как?
— Ничего, — сказал я. — Слабовато только, Надо побольше спирта.
Я налил себе еще стаканчик кофе и добавил туда спирта из пузырька.
— А тебе плохо не будет? — поинтересовалась она.
Я покраснел.
— Ну ладно, — сказала она. — Давай за знакомство.
Мы чокнулись.
— Диспетчера Сортировочной! — надрывался Петька. — Срочно!
— В течение часа, — произнес бесстрастный голос на другом конце провода.
— Девушка! — взмолился Петька — Милая…
— Я не ваша милая, — оборвал голос, — а дежурная телефонистка. Линия занята, разговор могу предоставить в течение часа.
— Тут человек погибает! — заорал Петька. — Дайте вашего самого главного!
— Соединяю со старшей, — бесстрастно произнес голос.
В трубке что-то щелкнуло, и другой строгий голос проговорил:
— Старшая смены слушает!
У старшей смены Елены Сергеевны Селезневой весь день не выходило из головы, что ее Олежка сегодня первый раз пошел на работу в депо вечером и она не смогла проводить его. Все последние дни она вставала рано, готовила завтрак и провожала сына так же, как много лет назад мужа. Тогда он был еще не ведущим инженером, а молодым помощником машиниста.
Какая-то смутная тревога не оставляла ее, и поэтому, когда юношеский голос сбивчиво стал объяснять, что ему необходимо срочно поговорить с диспетчером Сортировочной, Елена Сергеевна решила нарушить правила и дать разговор вне очереди.
— Хорошо, — сказала она. — Сейчас приму заказ. Вы как оплачивать будете? В кредит, по талону?
— У меня нет талона!
— Вы говорите с квартиры?
— Нет.
— Тогда предоставить разговор в кредит не могу, — вздохнула Селезнева.
— Какой кредит!.. Товарищ погибает!..
Парень на том конце провода чуть не плакал.
Начальник разъезда «38-й километр» зябко поежился, прислушался.
— Не слыхать еще…
Они стояли с дежурным у слабо освещенной фонарем железнодорожной стрелки. Ответвление от главного пути вело к тупику, возвышавшемуся над глубоким рвом.
Легкая дрожь прошла по рельсам. Вдали у поворота дороги показался слабый, колеблющийся свет.
— Тебя Олег зовут?
— Да.
— Хорошее имя. Олег, Олежка… А меня Люся. Ты тоже здесь зайцем?
Она разговаривала вполне нормально, и я осмелел.
— Зайчиха — это ты, — сказал я и отхлебнул из стаканчика. — А я потомственный почетный железнодорожник.
— Звучит. А точнее?
Неожиданно для себя я произнес:
— Техник, — и сам удивился.
— Техник?
Люся недоверчиво оглядела меня.
— Практикант, — на всякий случай добавил я.
— Вот как… Сколько же тебе лет?
И опять я, к собственному удивлению, произнес:
— Семнадцать. Скоро восемнадцать будет. Шестого июня.
— Ты хорошо сохранился!
Она тоже выпила свой колпачок. Щеки у нее порозовели.
— Это у нас наследственное, — сказал я. — У меня отцу никто сорока не дает. Тридцать пять — не больше. Вот на меня его хромосомы и действуют. ДНК.
Люся усмехнулась.
— Коллективно читаете в обеденный перерыв журнал «Науку и жизнь»?
«Науку и жизнь» я не читал, а о хромосомах и ДНК слышал на лекции о наследственности в Доме санитарного просвещения.
— Читаем, — сказал я. — А как же! Ты разве не читаешь?
— Регулярно.
— Это заметно, — сказал я. — У тебя жизнь по науке. Полный набор жизненно необходимых предметов в болгарской сумке. Включая медицинский спирт.
Люся пожала плечами.
— Нечему удивляться. Я учусь в медицинском училище.
— Где?.. В нашем городе нет медицинского училища.
— Я не живу в вашем городе. Я была там всего один день, проездом.
— Да здравствует медицина! — сказал я. — Уважаю эту науку. Самая теплая наука на свете…
Неосвещенный состав не был виден, и казалось, луч света, обращенный назад, сам по себе непостижимым образом стремительно приближается к разъезду.
Рельсы гудели вибрируя.
— Пора! — дежурный взялся за рукоятку стрелки. — Сейчас мигом в укрытие!
Начальник разъезда послушно кивнул. Глухо щелкнули переводимые стрелки.
— Беги!
Две темные фигуры метнулись от стрелки, перемахнули через пути и упали в глубокую канаву по другую сторону тупика.
Грохот мчащегося состава был уже совсем рядом.
— Стой! — раздался истошный крик. — Стой! Отставить!!!
— Что такое? — поднял голову начальник разъезда.
От здания станции бежал кто-то, размахивая фонарем.
— Челове-ек та-ам!!
Начальник разъезда вздрогнул. Между ними и стрелкой лежал путь, по которому через мгновение промчатся тепловозы.
Он хотел вскочить, броситься к стрелке, но ноги его не послушались. Чувство, которое было сильнее его порыва, придавило тело к земле.
Он прижался лицом к густо политой мазутом щебенке. Сейчас раздастся грохот, и он заглушит слабый крик человека…
Даже на расстоянии он почувствовал жар поравнявшихся с ним тепловозов.
Но грохота не последовало. Шум состава постепенно стихал. Начальник разъезда осторожно поднял голову.
Он лежал один. Дежурного рядом не было.
Ничего не понимая, начальник разъезда встал. В полосе света у стрелки стоял дежурный.
— Ты!.. — голос начальника сорвался. — Жив?!
Дежурный не ответил. Он смотрел вслед сцепке.
— Видал? — спросил он.
— Слушай… — пробормотал начальник. — Я хотел…
— Двое их там, — перебил дежурный. — Парень и девушка… Руками машут…