Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 2 из 17



В маленьком зале было тепло. Олег приходил туда к десяти часам, садился в последний ряд и, вместо того чтобы заниматься алгеброй и химией, слушал лекции о борьбе с бруцеллезом или о том, как предупредить гипертоническую болезнь.

Мать ничего не замечала. Утром он уходил, как всегда. Вечером мать часто дежурила на работе. Она работает на междугородной телефонной станции старшей смены. По телефону ее всегда называют «девушка», и Олег знает, что ей это нравится. Она ведь немолодая — ей тридцать шесть исполнилось.

В школе Олег был «чужой», поэтому им не очень интересовались.

Так он провел зиму, а к весне стало ясно, что экзамены ему не выдержать и придется оставаться в восьмом классе на второй год.

Олег решил не дожидаться неизбежного и сказал, что хочет идти работать на железную дорогу, как отец.

Мать сначала ничего не могла понять, сколько он ни твердил, что ему уже шестнадцать лет, он имеет паспорт и хочет начать трудовую жизнь, а потом пошла в школу, и все выяснилось…

…Господи, как я в тот день трусил! У меня просто тряслось все внутри, когда мы шли домой из школы. Сейчас даже смешно вспомнить…

Я ждал грозы. Мама у меня невыдержанная. Но тут она всю дорогу молчала.

Дома нас ждало письмо от отца. Я всегда читаю его письма первым, но на этот раз не посмел взять. Мама разогрела ужин, сама есть не стала.

Письмо пробежала быстро, а не так, как всегда. Обычно она каждое письмо целый день читает.

Я потихоньку взял письмо, вышел на улицу и прочел при свете уличного фонаря.

Отец спрашивал, с какими отметками заканчиваю я восьмой класс, обещал привезти в подарок живого крокодила. Это было похоже на него. Он все думает, что мне тринадцать лет.

Когда я вернулся, мама уже лежала в постели. Свет был погашен. Я тоже лег на свою тахту. Заснуть никак не удавалось.

Свет от проезжавших по улице автомашин скользил по потолку и выхватывал из темноты склоненные, полные напряжения лица атлантов. Они вечно несли свой тяжкий груз.

Я услышал сдержанные всхлипывания. Плакала мама.

Я не посмел встать и подойти к ней. Накрылся с головой одеялом и заткнул уши…

Когда это было? Кажется, прошел целый год.

Потом мы ходили с мамой в депо. Там хорошо знали отца и меня согласились взять учеником слесаря.

Сегодня, как все последние дни, я собрался на работу. Первый раз я пошел в депо в вечернюю смену.

Думал ли я, что буду возвращаться домой в мягком вагоне скорого поезда…

На столе лежала записка:

«Обед в холодильнике. Обязательно съешь суп. Не забудь взять костюм из чистки».

Олег вышел умыться и наткнулся на соседку Зинаиду Станиславовну. Раньше она работала методистом во дворце культуры, а теперь на пенсии.

Олег вежливо пожелал ей доброго утра и хотел пройти, но Зинаида Станиславовна заулыбалась:

— Какое же сейчас утро? По радио уже производственную гимнастику передавали. Добрые люди полдня отработали!

— А мне не к спеху, — сказал Олег. — Я сегодня в депо в вечернюю выхожу.

Кажется, у него это не плохо получилось, но на Зинаиду Станиславовну впечатления не произвело.

— Та-ак! — протянула она. — Значит, все-таки в депо? Ну что ж, хорошо, что не в дворники… Да, был бы здесь отец…

Дальше Олег не слушал. Он прошмыгнул мимо нее в уборную. Сюда уж она за ним не пойдет.

И какое ей дело до его отца? Он сам с ним объяснится, как мужчина с мужчиной.

Олег уже почти написал письмо отцу. Он так хорошо его вчера начал:

«Папа, ты, может быть, не вполне еще понимаешь, но я очень вырос за эти годы. Я теперь совсем взрослый…»



Суп Олег есть не стал, а на второе в холодильнике были его любимые картофельные котлеты с грибным соусом. Конечно, котлеты и соус надо было разогреть, но для этого пришлось бы снова выходить на кухню, а там Зинаида Станиславовна.

Олег съел котлеты и соус холодными, прямо из кастрюльки, чтобы не пачкать посуду. Атланты с укоризной смотрели на него. Все шесть.

— Ну что? — сказал им Олег. — Нечего глядеть, старики. Не всем дано родиться героями. Потом нужны обстоятельства. Вот мой папа — он в четырнадцать лет оказался в осажденном Сталинграде. Его оттуда вывозили через Волгу под бомбежкой, по горящей от нефти воде. Я бы там, может, тоже не испугался. А эта Зинаида Станиславовна страшней термоядерной войны. Кстати, папа ее тоже боится.

Олег запил котлеты компотом. Получилось совсем неплохо.

Надо было идти в химчистку. Мать выпустила рукава его старого костюма и отдала в чистку, чтобы Олег ходил в нем на работу. Но Олегу совсем не хотелось выходить сегодня на улицу в костюме, у которого рукава по локоть, а на брюках аккуратная заплата.

Вдруг он встретит ту девчонку с длинными глазами. Правда, он не знал, как покажется ей после вчерашнего вечера. Но встретить ее случайно, конечно, мог.

И потом в депо ему сказали, что сегодня выдадут спецовку. Так что он вполне мог пойти на работу в приличном виде.

Олег надел свой серый английский дакроновый костюм. Его прислал ему отец ко дню рождения в посылке вместе с нейлоновой рубашкой.

В коридоре, конечно, снова оказалась Зинаида Станиславовна.

— Куда это ты так вырядился? — прищурилась она.

— В депо, — сказал Олег. — У нас сегодня культпоход в народный театр.

— Что же вы идете смотреть? — заинтересовалась Зинаида Станиславовна.

Она страстная театралка.

— «Школу злословия», — вежливо ответил Олег и скрылся за дверью.

Спецовки ему не дали. Оказалась закрытой кладовая. Как последний стиляга болтался он среди слесарей и смазчиков в своем дакроновом костюме.

Бригадира куда-то вызвали к начальству. Все были заняты своим делом и на него только покрикивали, чтобы посторонился.

Олег вышел из депо. Постоял у ворот. Он всегда завидовал курящим. Вынул человек сигарету, сунул в рот — и вроде при деле. А тут не знаешь, куда себя девать.

Олег пробовал курить еще во втором классе, но так и не привык. Потом наслушался в доме санитарного просвещения лекций о вреде никотина: оказывается, 75 процентов людей, умерших от рака легких, — курильщики, так совсем решил никогда не курить. Но теперь, наверное, придется начать. Те, кто курит, легче знакомятся. Угостил человека папиросой — и уже приятели. Завтра же надо купить пачку «Казбека». В перекур вынет из кармана, скажет: «Пожалуйста, угощайтесь».

Торчать у депо было тоже неудобно: казалось, все обращают внимание на человека, стоящего без дела. Олег решил поискать бригадира.

Вечерело. По путям Сортировочной станции сновали маневровые тепловозы. Хриплый голос распекал по радио Сударкина, который загнал не на тот путь вагоны. Никогда не слышал Олег, чтобы по радио говорили такие слова.

Олег шагал по шпалам. Идти по ним неудобно, это все знают. Если наступать на каждую — шаги очень маленькие, а если через одну — то слишком большие. Олег стал шагать через одну.

Он шагал и думал о вчерашней девчонке. Удивительно крепко засела она у него в голове. Олег вспомнил ее взгляд, и снова стало нехорошо на душе.

А все Петька Щукин. Он виноват…

Чей-то крик заставил Олега поднять голову.

Впереди стоял человек и махал руками.

Олег не понял, что он хочет, но на всякий случай остановился. Человек замахал еще отчаянней.

Сзади послышался шум. Олег обернулся.

По рельсам на него стремительно катилась платформа. Тепловоза не было ни спереди, ни сзади. Платформа катилась сама собой, как в страшном сне.

Олег едва успел отскочить в сторону.

Платформа промчалась мимо и вдруг с разбегу остановилась, споткнувшись о подставленный башмак.

Человек у путей выпрямился и произнес в адрес Олега несколько слов. Текст, который достался Сударкину, был по сравнению с ними просто из «Родной речи» для первого класса.