Страница 28 из 38
— Да отстаньте вы! Ничего я не продаю.
— Что у меня, глаз нет? Где взял?
— Вот, привязалась! Сказано — нет у меня ничего.
И от нее. Смешался с толпой, исчез.
Я испугался. Вот тетка Анисья, все напортила! Хорошо, если Сашка его не упустит. А вдруг упустит? Пропала тогда золотая гривна. Эх, надо было сразу дяде Володе сказать!
Я стал шарить глазами по толпе. Ну, куда Миша подевался? Вот соломенная шляпа мелькнула. Не он… Еще одна. Нет, опять не он.
И все-таки увидел. Только не Мишу — Сашку. Он влез на повозку, обеими руками мне машет отчаянно: иди сюда, скорее, скорее!
— Погоди, милый, куда! — тетка Анисья схватила меня за рукав. — Обожди!
— Не могу. Нельзя. Некогда мне.
Я вырвался и бегом к Сашке.
— Ну что? Где он?
— Вон, в столовой сидит, обедает.
— Гривну не продал?
— Нет, при нем еще… Толька, беги скорей в милицию, скажи там все, а я пока его здесь покараулю!
— Умник! Иди сам в милицию!
Сашка сжал губы:
— Хорошо, пойду. Но если ты его проморгаешь…
— Нет, тогда уж лучше я. Где милиция?
— Рядом с культтоварами. Там еще их газик синий стоял — видел?
— А, знаю.
— Скорее, скорее, не тяни!..
Когда я бежал мимо крытого ряда, увидел: тетка Анисья увязала свои жбаны с медом, тоже куда-то собралась.
Может, и она в милицию?
За всю свою жизнь я был в милиции один-единственный раз. Не сам — нас собралось там таких ничего не нарушавших нарушителей десять или даже еще больше.
Все получилось из-за Димки Спешнева из соседнего подъезда. Вернее, не самого Димки, а его братишки Витьки, который тогда еще и шести месяцев на белом свете не прожил. Их мама заболела и ее срочно положили в больницу. А папа у них военный, был в то время в далекой командировке. Даже телеграмму не знали куда дать. Димка остался с Витькой один. Кормить Витьку приходила несколько раз в день их знакомая. А все остальное делал Димка сам.
У нас во дворе Димка — главный заводила. Конечно, ему было скучно сидеть дома, караулить Витьку и смотреть в окно, как все ребята играют. Тогда он придумал новую игру, с участием Витьки; ему даже отводилась главная роль. Сверток с Витькой каждый по очереди прятал где-нибудь во дворе, а остальные искали: Кто находил первый, тот вадил, то есть снова упрятывал сверток похитрей.
Витьке тоже нравилось играть. Тащишь его на руках — орет благим матом. А как запрячешь в подвал, в пустую бочку, или за трубу отопления в подъезде засунешь — молчит. Хоть маленький, а понимает, что кричать нельзя. Иначе его сразу найдут — какой интерес!
Целых два дня шла развеселая игра. А на третий Витька пропал. Кто-то из ребят додумался спрятать его в такси. Шофер ушел пообедать и забыл закрыть заднюю дверцу. Пока мы искали по двору, такси уехало и увезло Витьку.
Что делать? Кто предлагает в таксомоторный парк бежать, кто в милицию. Наконец решили написать объявление и попросить, чтобы передали по радио — моя идея! Сочинили коротко и ясно: «Пропал в такси грудной мальчик Спешнев Витя. Просьба срочно возвратить по адресу…» И двинули всей компанией через дорогу, в радиокомитет. А оттуда, уже в сопровождении работника радио, прямым ходом в отделение милиции.
И только мы стали по ступенькам подниматься — слышим, Витька уже здесь. У него голос почти как у Имы Сумак, ну, может, только чуточку погромче.
Димка все рассказал милиционеру, у которого Витька на руках, и попросил:
— Отдайте братика. Его уже пора кормить.
А милиционер:
— Как ты докажешь, что он твой? Какие признаки? Ну, какие у Витьки особые признаки: грудняшка и грудняшка. А Димка вот додумался:
— Сейчас я его спрячу и увидите, что будет.
Взял сверток с Витькой у милиционера и подложил под диван. Сразу стало тихо, словно Витьке в рот соску сунули. Он, наверное, подумал, что с ним опять в прятки играют.
Милиционер удивился, попробовал сам. Витька срабатывал безотказно.
— Условный рефлекс, — сказал милиционер и отдал нам Витьку.
Димка попросил:
— Пожалуйста, только бумажек про, меня домой не посылайте. У нас дама все равно никого нет.
— Ну, раз нет, так и быть, не пошлю.
— А играть с ним можно? — поинтересовались мы.
— Играйте, раз он такой у вас дрессированный. Только не кладите больше в машины.
Но играть все равно больше не пришлось. На другой день приехал из командировки их папа и запретил всякие игры с участием Витьки. Все были недовольны. И мы, и Димка. Я уже не говорю про Витьку. Он давал такие концерты, что звенели стекла во всем доме.
Это все произошло два года назад. И больше с тех пор я в милиции не был.
Как встретят меня во второй раз?
Я бежал по проезжей части улицы — чтобы прохожие не мешали — и все время подгонял сам себя. Скорей! Скорей! Третью скорость! Четвертую!.. Вот уже Мише принесли щи. Вот он поднес ко рту ложку. Вот следующую…
Лишь один раз я заскочил на тротуар, когда навстречу попалась машина с сеном, занявшая весь неширокий проезд. Заскочил — и сразу услышал тихое: «Сыночек, а сыночек!» Маленькая, сухонькая старушка растерянно топталась у стены дома и просительно смотрела на меня сквозь очки с толстенными круглыми стеклами.
Я машинально сбросил скорость, чуть не споткнулся, подняв кедами ржавое облако пыли.
— Вы мне, бабушка?
— Где райсобес, сыночек? Райсобес где?
— Не знаю, бабушка!
Я опять включил наивысшую скорость и вышел на финишную прямую: милиция была отсюда через три дома.
— Райсобес, сыночек… — прошелестело мне вслед. — Райсобес очень мне надо.
Если бы она крикнула, я бы ни за что не остановился. Сделал бы вид, что не слышал, — и все. Но она не кричала… И у меня ноги уже не бежали дальше. Райсобес… Там пенсии, кажется, выдают.
Я вернулся к старушке.
— Пойдемте, бабушка, тут милиция рядам, там скажут.
— Райсобес, сыночек, райсобес мне.
Она еще и глухая!
Старушка едва волочила ноги. Я тащил ее за собой на буксире, Пятьдесят метров до милиции, казались мне бесконечными. Вот Миша доедает свои щи. Вот поднимает за край тарелку, собирает в ложку остатки… Все! С первым покончено!
Дежурный милиционер сидел в середине длинного коридора, возле зарешеченного окошка. Перед ним лежала бумага, он надорванно хрипел в телефонную трубку:
— Слушаешь? Слушаешь?.. Фамилия — Заболоцкий. Повторяю по буквам: Зина, Анна, Борис, Ольга, Леонид, Ольга… Це… Буква це, понимаешь? Фу ты, имя никак не подберу! — Он поднял глаза от бумаги, посмотрел на нас, прося о помощи.
— Райсобес, — сказала старушка, — мне в райсобес, милый.
— Цицерон, — сказал я.
— А? — не понял милиционер.
— Цицерон. Был такой известный лектор… Или Цезарь. Римский царь. Нет, император, — вспомнил я, — но это все равно.
— О! — сказал, милиционер, подняв палец. — Цезарь — годится. — И снова захрипел в телефон: — Слушаешь? Це… Как Цезарь. Константин, Иван, Иван краткий… За-бо-лоц-кий…
— Товарищ старшина, — подступил я к самому столу. — Там, на базаре…
Старушка не дала мне договорить:
— Райсобес где, милый?
— Следующий дом, — просипел милиционер. — Покажи ей, пацан. — И снова в трубку: — Слушаешь? Слушаешь? Даю дальше.
Я выкрикнул:
— Он уйдет!
Но милиционеру было не до меня. Он давал дальше — целые обоймы каких-то цифр.
— Пойдемте скорее!
Я ухватил старушку за рукав и поволок к выходу. Миша уже ест второе. Хорошо, если ему попалось жесткое мясо и его долго жевать. А если он взял котлету?
Дотащил старушку до крыльца, крикнул в самое ухо: «Вот ваш райсобес» и метнулся обратно в милицию.
Дежурный милиционер все еще разговаривал с трубкой. Но я уже знал, что делать. Прошмыгнул мимо него и ворвался в первую попавшуюся дверь.
Седой человек в обычном штатском костюме, совсем не похожий на милиционера, стоя у окна, брился электрической бритвой.