По нехоженной земле

Участок от вскрытых льдов покрыли в три перехода. Путь был сравнительно легок — без «внеплановых» препятствий. Терраса, на которую выбрались с пловучих льдов, была очень хорошо выражена и над урезом воды имела низкую, легко проходимую полосу. Сама терраса, по мере того как мы продвигались вдоль нее к северу, тоже постепенно понижалась. Прибрежные льды стояли здесь неподвижно. На втором переходе берег еще больше понизился, появилось много небольших заливов и лагун. Высокие обрывы коренного берега круто, почти под прямым углом, отвернули на запад.

Ближайшей целью экспедиции было достижение северной оконечности острова. По карте Гидрографической экспедиции этой точкой был мыс Давыдова. После двух хороших переходов он должен был обнаружиться где-то совсем близко. Начиная третий переход, мы уже в первые часы пути ждали поворота береговой черты на юго-запад. Однако время проходило, одометры отсчитывали новые и новые километры, а берег все еще упорно тянулся на северо-запад. По всем признакам, мы прошли мыс Давыдова, потом пересекли глубокий залив, а северной оконечности острова попрежнему не видели. Теряясь в догадках, мы без остановки шли 16 часов. Поднялся ветер. Поземка скоро перешла в метель. Все вокруг запело и загудело. Мы начали терять надежду и на этот раз добраться до поворотного пункта, хотя, по нашим расчетам, уже почти вплотную приблизились к курсу кораблей Гидрографической экспедиции 1913 года. Вдруг берег сделал крутой поворот почти прямо на юг. Цель была достигнута.

Метель и облачность помешали сразу приступить к определению координат этой точки. Да мы и не спешили. После 16-часового перехода на собаках, да еще в метель, люди поневоле становятся неторопливыми. Они желают в таких случаях только самого необходимого — разбить лагерь, устроить и накормить собак, утолить собственный голод, забраться в спальные мешки и погрузиться в сон, которому не может помешать даже рев урагана. Таково было и наше желание. Это помогло нам без особых томлений дождаться окончания метели и вновь радостно встретить солнце. Сегодня оно должно помочь нам определить наше местонахождение, а также сверить карту Гидрографической экспедиции с нашими наблюдениями.

Уже за полночь. Солнце сделало полный круг. Сейчас оно перекатилось через северный сектор небосклона и, не отдыхая, вновь взбирается к востоку. Его чуть зарумянившийся диск больше по размерам, чем днем, и висит ниже над горизонтом. От этого краски на земле ярче и разнообразнее.

Наблюдения закончены, но несколько раз проверенные результаты выглядят больше чем подозрительно.

Полученные координаты пункта накладываются на карту гидрографов. Точка нашего местонахождения ложится на морское пространство далеко от береговой черты и на расстоянии менее пяти километров от вытянувшегося по параллели ряда цифр, обозначающих глубины на курсах «Таймыра» и «Вайгача».

Это выглядит действительно нелепо. Нам кажется невозможным, чтобы моряки не увидели берег на таком близком расстоянии. Но цифры остаются цифрами, не верить им в данном случае нельзя. Солнце тоже не могло соврать — на то оно и солнце! Условия для наблюдений были хорошие. Где же тогда ошибка? Может быть, мы каким-либо образом не учли один из дней нашего пути, «потеряли» этот один день? Тогда, действительно, наши вычисления могли получиться ошибочными.

Нет, память, конечно, не изменяла нам. Данные наших наблюдений для юго-восточной оконечности Земли почти совпадали со старой картой. А наши переходы оттуда все наперечет — они твердо запомнились. Пережидая длительную метель, вообще не трудно забыть об одном дне, но ни одной такой метели на данном отрезке пути не было. Все же еще раз проверил наши журналы и дневники, но не обнаружил в них никаких погрешностей.

Нужны какие-то особенно убедительные доказательства нашей правоты. Мы выходим из палатки. На северо-западе четко видны знакомые берега. Местоположение отдельных возвышенностей, гор, утесов и ледников нам хорошо известно. Пеленги на них один за другим подтверждают координаты нашего лагеря. Значит, мы правы. Значит, старая карта действительно далека от истины.

Полностью уверившись в координатах нашего пункта, начинаем искать причину ошибки Гидрографической экспедиции. Вооружившись биноклями, садимся на сугроб и тщательно изучаем лежащий на юге край плато. Скоро в его очертаниях мы без труда начинаем опознавать линии старой карты, и для нас становится ясным происхождение ошибки. Продвигаясь во льдах, моряки приняли далеко выступающую к северу низкую террасу за ледяной припай. Способствовал этому зрительному обману снежный покров, уже лежавший на земле. Поэтому на карту были положены только высокие обрывы коренного берега, и, таким образом, северная часть острова оказалась обрезанной больше чем на 32 километра.

Так происходят ошибки. Так уточняются карты.

Окончание работ

20 мая 1932 года мы открыли и положили на карту залив Микояна, а на следующий день подошли к пункту, где горные склоны, когда-то обманувшие участников Гидрографической экспедиции, вновь приблизились вплотную к морю. Эта точка и была нанесена на карту гидрографов под именем мыса Визе.

Следуя дальше, уже вдоль берегов пролива Шокальского, мы открыли два новых фиорда. Один из них назвали Партизанским, другой — фиордом Спартака. Здесь мы вновь встретили неподвижные торошенные льды, прижатые к береговым скалам. Некоторое время путь был тяжел. Но что могли значить для нас эти трудности после тех, что мы преодолели у восточных берегов острова?

22 мая, после рекордного 70-километрового перехода, экспедиция достигла фиорда Тельмана и, таким образом, сомкнула свой маршрут вокруг острова Большевик. Здесь наша радость, по случаю окончания съемки острова чуть было не омрачилась потерей половины собак. Думая, что наши помощники после 70 километров пути уже ни на что не способны, мы пожалели их и решили на часик оставить на свободе. Через полчаса вся свора сорвалась с места и умчалась в горы, повидимому за оленями. Удивляться нам было некогда. Нависла страшная опасность. Мы подняли стрельбу. Половина собак, вообразив, вероятно, что мы бьем по зверю, вернулась в лагерь и тут же была посажена на цепь. А остальные… вернулись с высунутыми языками только через три с лишним часа.

Через день, закончив астрономические наблюдения в точке смыкания маршрута, мы распрощались с островом Большевик, благополучно пересекли пролив Шокальского и форсированным маршем двинулись на свою базу. Расстояние, на преодоление которого в распутицу предыдущего года было затрачено 30 мучительных суток, на этот раз мы покрыли в 5 суток. Поход был закончен утром 28 мая. Продолжался он 45 дней. Из них 13 дней мы потратили на астрономические работы и вынужденные стоянки из-за метелей, а в остальные 32 дня прошли 1118,9 километра.

Зима 1931/32 годов была значительно мягче предыдущей. Об этом говорили и среднемесячные температуры воздуха, и характер морских льдов, и более ранний прилет птиц, и резкое потепление в последние дни мая. Надо было ожидать и более раннего наступления распутицы.

А «наши владения» еще не были полностью приведены в порядок. Надо было положить на карту еще остров Пионер и пролив Юнгштурма, отделяющий этот остров от острова Комсомолец. Задерживаясь на базе, мы вновь рисковали попасть в распутицу или оставить незаснятым заметный кусок Северной Земли.

Поэтому 1 июня, как только кончилась метель, экспедиция вышла в новый поход, благо остров Пионер лежал совсем под боком. Поход продолжался всего лишь восемь дней, за которые мы прошли 320 километров. Мы вновь побывали на мысе Серпа и Молота, откуда проливом Юнгштурма прошли на западный берег острова Пионер, переопределили астрономический пункт на мысе Буденного, положили на карту залив Калинина и, следуя вдоль южного берега острова, сомкнули маршрут на его северо-западной оконечности.

Вечером 8 июня мы уже были дома. А 9 июня с юго-запада налетел сильный шторм; потеплело, сначала повалил густой снег, а потом стал хлестать проливной дождь — началась распутица, пришло лето.