Страница 7 из 23
8. Боевые будни
В один из первых мартовских дней разведка доложила командованию отряда, что в деревню Комарово должна прибыть немецкая карательная группа. Решено было организовать засаду. Ее устроили в сарае на краю деревни. Здесь и Фриц Шменкель.
Вот на дороге показались сани карателей.
— Подпустим как можно ближе, — приказал старший партизанской группы.
Гитлеровцы все ближе и ближе. Отчетливо слышны скрип полозьев, немецкая речь, ясно — через щели сарая — видны клубы пара от дыхания разгоряченных лошадей, белые повязки на рукавах полицаев, знаки различия на погонах сидевшего в первой повозке офицера.
Кивок: «Пора!» Из распахнувшихся дверей сарая полетели в фашистов гранаты, затрещали автоматы. Каратели бросились врассыпную. Фриц выскочил на дорогу, подхватил брошенный вражескими солдатами ручной пулемет и открыл стрельбу по убегавшим. Ни один из них не ушел. С этим пулеметом Шменкель не расставался до самого конца своего пребывания в отряде.
Дерзкая вылазка партизан под самым носом у крупных сил противника, всего в каких-нибудь 12 километрах от города Сафоново, озлобила гитлеровцев. На другой день они бросили войска на деревню Комарово, чтобы выбить оттуда партизан. На горстку смельчаков свыше двух батальонов! С трех сторон обложили фашисты деревню.
Шменкель на самом ответственном участке: с пулеметом на чердаке возвышающегося на пригорке дома. Отсюда подступы к деревне как на ладони.
Наступающие хорошо понимают: пока огневая точка не будет уничтожена, им пути вперед нет.
Свинцовый град барабанит по крыше, прошивая кровлю. Вот над домом взметнулся столб черного дыма. Смолк пулемет Шменкеля.
Тревога прошла по партизанским рядам. Фашисты поднялись в атаку. Казалось, их теперь уже не остановить. И вдруг оживает пулемет Фрица. Вздох облегчения вырвался из груди командира.
После боя партизаны сразу же бросились к объятому пламенем дому. Надо спасать пулеметчиков. Подгоревшие балки вот-вот рухнут, и тогда пылающая крыша накроет их. Подбежавшие бойцы увидели: из дома Фриц вытаскивал раненого товарища. Лица, руки обоих черны от копоти. Лишь белели зубы да блестели глаза. Бойцы подхватили раненого, а Фриц, не говоря ни слова, нырнул в огонь.
— Куда ты? — раздалось сразу несколько голосов.
Человека четыре бросились за ним в сени, но пламя желто-белым языком метнулось им навстречу.
— Погиб человек! — сокрушенно произнес кто-то.
С треском повалилась на потолок полыхавшая крыша, и горячая волна обдала всех, кто стоял около избы.
В это время там, где лишь угадывался дверной проем, показалось сначала дуло пулемета, а потом уж и сам Фриц. Одежда на нем горела. Его сразу же повалили на землю, накрыли вмиг сброшенными с плеч полушубками.
— Ну зачем ты это? — только и сказал после командир Фрицу.
Пулеметчик в слабой улыбке обнажил белоснежные зубы. На другое оправдание в эту минуту у него не было сил.
А позднее на базе Фриц на укор Петра Рыбакова — стоило ли рисковать жизнью из-за пулемета? — ответил:
— Как же я мог бросить его, друга, если он меня ни разу не подводил?
Фриц не скрывал радости, когда командир огласил приказ о награждении его почетным знаком «Отличный пулеметчик» и собственноручно привинтил к кителю награду.
…Весна брала свое. Набухали березовые почки. С юга, несмотря на войну, к родным полям и селам потянулись грачи. На проталинах лесных опушек замигали голубые глаза подснежников. Лес оглашался птичьими концертами. Но эту весеннюю симфонию пробуждающейся природы заглушали другие звуки, в пейзажи вписывались иные краски.
Партизанские отряды трех Вадинских бригад, действовавших на больших пространствах Смоленской и Калининской областей, не давали покоя захватчикам. Повсюду можно было видеть зарева полыхающих казарм, костры подожженных танков, грохот летящих под откос составов, взорванных мостов…
17 апреля 1942 года. Деревня Дяблово Пречистенского района. В придорожных кустах замер отряд. Вот вражеское подразделение растянулось на дороге перед невидимой им партизанской цепью, и тут раздались дружные залпы. Весенний воздух наполнился криками раненых, ржаньем лошадей, ревом моторов, руганью, автоматными и пулеметными очередями. Бой был коротким. Оставив раненых и убитых, фашисты бежали. Когда стали подбирать трофеи, на месте не оказалось Шменкеля. Партизаны небольшими группами обошли все вокруг, но его не нашли ни среди раненых, ни среди убитых.
Где Ваня? Что с ним? Всех взволновала его судьба. Петр Рыбаков не находил себе места.
А в это время вдали от засады звучали последние выстрелы начатого партизанами боя. Два гитлеровца при черных же залпах отделились от своего отряда и бросились бежать в березняк. Их заметил Шменкель. Он рванулся наперерез. Его отрывистое «Хальт! Хальт!» только подстегивало бегущих. Но вот падает один, другой все еще отстреливается, пытаясь пробиться в глубь леса. Наконец падает и второй. А вскоре Шменкель, увешанный трофейным оружием, докладывает командиру об успешно закончившейся схватке.
Русское имя настолько приживается к немцу, что оно начинает упоминаться в официальных документах. Он уже не только Иван, но даже Иван Иванович. «За отличное несение караульной службы, — это строки из приказа командира отряда, — Шменкелю Ивану Ивановичу объявить благодарность».
…Лагерь. Одни чистят оружие, другие латают одежду, третьи меняют повязки на ранах. Шменкель откладывает в сторону ленту пулемета, в которую набивал патроны. Вызывают в командирскую землянку.
— Значит, нынче опять что-нибудь будет, — говорит его друг Аркадий Глазунов, — посоветоваться, наверное, вызывает.
— А может быть, снова за языком? — говорит его сосед, не отрываясь от цигарки.
— И то, — соглашается Аркадий.
Всем памятен недавний поиск Шменкеля. Командованию бригады пленный был нужен до зарезу: участились передвижения немецких войск, все больше стало попадаться солдат и офицеров в эсэсовских мундирах. Что хочет предпринять враг, каковы его намерения? Добыть «языка» было поручено отряду «Смерть фашизму». Выстроив бойцов, командир ставит задачу:
— Это сложная операция: имеются сведения, что в последнее время немецкие гарнизоны значительно усилились, караулы только групповые, по два-три солдата. Но язык нужен. Кто пойдет?
Вызвались многие, но свой выбор командир остановил на Шменкеле. Под покровом ночи Фриц, облаченный в мундир гитлеровского офицера, уходит во вражеский стан…
Вот и караул. Кажется, двое. Одни отошел… Глухой удар. Часовой рухнул.
— Что случилось? — слышится по-немецки. — Стой, кто идет? Курт, это ты?
— Не узнаешь, болван, обер-лейтенанта? — отвечает из темноты строгий немецкий голос.
Луч фонарика скользнул по лицу вышедшего, по серебряному витку погона.
— Виноват! — вытянулся в струнку часовой.
Шменкель вплотную подошел к солдату, наставил пистолет, скомандовал:
— Оружие на землю! Кругом! Шагом марш!
Солдату ничего не оставалось, как выполнить приказание. Он был доставлен в расположение отряда.
А наутро оба немца встретились снова в партизанском штабе: одного допрашивали, другой был переводчиком.
…Май одевал лес яркой зеленью. Казалось, сама природа заботилась о маскировке партизанских тропинок и землянок. Большаки превращались для фашистов в дорогу смерти. Каждая коряга мерещилась пришельцам мстителем, каждый лесной шорох казался шагами партизана, каждый порыв ветра — дыханием засады. Фашистское командование вынуждено было для сопровождения войск снимать танки с фронта. Но не всегда и это помогало.
10 мая 1942 года. Большак Духовщина — Белый. Отряд в засаде на опушке леса, недалеко от деревни Титово. Партизанская разведка сообщила о передвижении колонны гитлеровцев по этой дороге: восемь танков, на броне которых пристроились солдаты, два бронированных тягача с орудиями на прицепах, два грузовика с солдатами.