Костная мука

Сборы не заняли много времени. Обуться, взять сумку, запереть за собой дверь — на это потребовалось всего полминуты.

— Получается, — уже спускаясь по лестнице, Михаил снова набрался смелости обратиться к Петру Александровичу, — не все вампиры… ой, простите… обращенные плохие?

— Нет, — флегматично ответил старик, тяжело переставляя ноги по ступеням. — Страшнее всего, когда мука попадает в посторонние руки. Примерно так и появляются диктаторы, садисты, злые гении. Нашел отставной ефрейтор, а по совместительству еще и художник-неудачник, кольцо прабабушки, в котором была щепотка — получите Адольфа Шикльгрубера. У благородных людей, в силу все той же преемственности, более ответственное отношение ко всему этому делу.

— Хотя должен признать, — остановившись на лестничном пролете, профессор повернулся к Перевозову, — не все люди неблагородного происхождения использовали свалившиеся на них способности во зло. Кто-то убедил своих современников в том, что он гениальный художник, кто-то отстаивал свои сугубо философские воззрения, кто-то использовал дар убеждения для соблазнения женщин. Дон Жуан, к примеру. Это не вымышленный персонаж.

«Марина!» — тотчас пронеслось в голове Перевозова.

Так вот почему она так легко соглашалась с ним во всем! Оказывается, дело вовсе не в природном обаянии Михаила! Мука… Вот и все объяснение. Михаилу стало неприятно и очень обидно.

— Кстати, нас ждут…

Михаил, который в эту секунду открывал дверь парадного, еще не успел понять последних слов профессора, как чья-то очень могучая рука бесцеремонно схватила его за шиворот и с силой выдернула наружу.

… Лежать лицом в асфальт было, мягко говоря, очень некомфортно. Особенно со сведенными за спину руками, которые к тому же еще и закованы в наручники. Перевозов чувствовал, как наливается кровью здоровенная ссадина на левой щеке. Всех троих скрутили за несколько секунд. Михаил даже не понял, сколько было нападавших. Может, пятеро, может, больше. Но действовали они очень слаженно.

Единственное, что в подобном положении оставалось делать, так это только недоуменно перемигиваться с Петром Александровичем, который лежал в двух метрах в точно такой же позе.

Старик был бледен, но при этом всем своим видом давал понять, что ничего экстраординарного не произошло, что все будет в порядке.

Между ними лежала сумка с банкой. Михаил бы с легкостью мог до нее дотянуться, если бы его руки были свободными.

— Лежать, сказал! Голову прижал к земле! — прозвучал совсем рядом властный грубый голос.

По всей видимости, эти слова адресовались Нику, так как ни Петр Александрович, ни Михаил ни о чем подобном даже не помышляли.

— Да вы вообще что творите, беспредельщики? Да вы знаете, с кем связались? — верещал профессорский помощник.

— Пасть закрыл, ушлепок, — прозвучал ответ.

Послышался несильный пинок. Ник заскулил.

— Майор, этот вот, — послышался второй голос. — Точно — он. Все сходится с ориентировками. Перевозов Михаил Сергеевич. С этими двумя что делать будем?

— А что делать? — в разговор вступил кто-то третий. — В отдел, а там уже разберемся. Знать бы, кто информатор, можно было бы ему и проставиться за такое дело. Уделали мы фээсбэшников по полной.

Профессор почесал подбородок об асфальт:

— Господа полицейские, это какое-то недоразумение! Господа! Я со своим помощником тут оказался совершенно случайно! И этого молодого человека, который из ваших ориентировок, мы не знаем, мы просто вместе выходили из парадного! Я профессор Буканов. Документы у меня с собой. Пожалуйста, посмотрите во внутреннем кармане. Вы еще можете позвонить в университет, вам там все подтвердят.

Для Михаила сказанное Петром Александровичем стало ушатом холодной воды. Как так? Этот сушеный старикашка обещал, что все проблемы для Перевозова закончились! А теперь что? Я не я и хата не моя?!!!

Перевозов нервно сглотнул. Он ощутил дикое желание задушить профессора. В этот момент раздалась короткая автоматная очередь.

Звук упавшего тела. Еще одна короткая очередь. Чей-то сдавленный крик.

Послышались быстрые шаги, переходящие в бег. Кто-то очень быстрый проскочил между Михаилом и Петром Александровичем. Михаил успел рассмотреть только ноги и руку, которая подхватила лежащую на асфальте сумку. Но этого было достаточно, чтобы Перевозов узнал стрелка.

Послышалась еще одна короткая автоматная очередь. Снова звук падающего тела. Несколько нестройных пистолетных выстрелов вслед автоматчику. Топот ног…

… Сколько времени прошло? Три, четыре, пять часов? Точно не меньше трех.

Блеклая лампочка под потолком, холод, бетонные стены, на которых даже нельзя сфокусировать внимание. И тишина. Гнетущая тишина, выматывающая тишина, сводящая с ума тишина.

Михаил потер запястья, на которых даже в царящем полумраке можно было разглядеть следы от наручников. Он устал сидеть, устал ходить из угла в угол, он устал лежать на жесткой шконке. Особенно он устал думать.

Точки-черточки, рожки-чертики…

Ему и так все было понятно. Беглый ефрейтор, как и профессор с Ником, вычислил местоположение Михаила по зову костной муки. Потом Влад вызвал полицию и стал ждать удобного момента. Дождался. С математической точностью высчитал каждый свой шаг. Несостоявшийся аспирант оказался хитрее всех.

Крестики-нолики, шарики за ролики…

Что касается профессора, то ни ему, ни его помощнику нет до Михаила дела. Они бросили его тут — в каком-то отделении полиции, куда его привезли сразу после перестрелки, а потом просто затолкали в камеру.

Игры-колики, деньги-анаболики…

Его не били и не допрашивали. Только один раз дверь открылась. На пороге постоял шкафообразный оперативник. Некоторое время он побуравил Михаила полным злобы взглядом, поиграл желваками, а потом захлопнул дверь.

Михаил слез со шконки, на которой до этого сидел поджав под себя ноги. Сделал пару приседаний, несколько раз отжался от пола…

Теплые лужицы, фильмы ужасов…

Опять, опять пришло ощущение, что кто-то находится рядом. Только в этот раз это уже было не просто ощущение, а уверенность. Его снова пытались читать…

— Пошел к черту! Я знаю кто ты! Я тебя не боюсь! — глядя прямо перед собой четко произнес Михаил.

В воздухе почувствовался запах озона. Шуршание невидимых страниц.

— Не боюсь! — твердо повторил Михаил.

Что-то коснулось его шеи. Как будто кисточка робкого художника прошлась по коже. Это было одновременно и щекотно, и неприятно. Но с каждой секундой легкое поглаживание превращалось в сдавливание. Еще сильнее, еще.

Дышать становилось трудней. Прямо перед Перевозовым, словно на опущенной в раствор проявителя карточке, стал прорисовываться силуэт. Нечеткий, но вполне различимый. Вот когда стало по-настоящему страшно.

Михаилу захотелось кричать, звать на помощь, но вместо этого из глотки вылетало только приглушенное шипение. Перевозов попытался оттолкнуть от себя невидимку, ударить его, но руки бессильно рассекали воздух. Хватка чуть ослабла, всего лишь чуть-чуть.

Раздался скрежет открывающегося замка…

… Михаил шагнул в поздний питерский вечер. Выйдя за порог отделения полиции, он ощутил невероятное облегчение. Его отпустили. Просто отпустили. Правда, перед этим был один неприятный разговор в дежурке.

— Сука, я не знаю, что у тебя за подвязы, но тебе это с рук не сойдет, — хрипел тот самый оперативник, который заходил в камеру. — Мне насрать на то, кто за тобой стоит! Слышишь?! Сука, я тебя сейчас отпущу, мне так приказали! Но я тебя потом найду! Слово офицера! Ты мне ответишь за тех двух ребят, что завалили у парадного, когда вас брали! За тебя, мразь, еще три человека погибло! Найду, найду…

Перевозову было наплевать.

— Я к этому не имею никакого отношения, — ответил он, глядя прямо в глаза полицейскому.

Показалось, что после этих слов оперативник как-то уменьшился в размерах, он будто съежился, и что-то раболепно-услужливое появилось в его глазах.