Страница 45 из 46
Они выехали из города. Было темно. По обеим сторонам дороги стоял лес. Деревьев уже не было видно — просто высокие стены сплошного черного забора касались звезд своими неровными острыми зубцами. Дорога подсохла, и «победа» легко тянула по дороге. Иногда им попадались встречные полуторки и еще издалека начинали перемигиваться с «победой» тусклыми желтоватыми огнями.
Валерка вспомнил, как однажды к нему домой зашел Егоров. Мать поставила чай, послала Валерку за «клубничной». Они вспоминали Валеркиного отца, уголовный розыск и сидели утомленные и потеплевшие, ставшие словно ближе друг другу.
— Знай, Валерий, — говорил Егоров, — тебе придется десятки раз выбирать между своим и общим, оставаясь один на один со своею совестью. Жена будет встречать многие праздники без тебя. Может случиться, что в новогоднюю ночь ты только пожмешь руки товарищам и никуда не уйдешь из кабинета… Но будут дни, когда ты почувствуешь себя самым нужным человеком в целом городе, потому, что ты, ты спас жизнь людям! Ты никогда не пресытишься этим чувством: тебя всегда будут ждать другие, такие же нужные дела, и всякий раз раскрытие преступления начинается с самого начала… Я лично — выбираю уголовный розыск…
Метрах в двухстах от клуба они остановились. Где-то невдалеке прокричал паровоз, раздался лязг сцепляемых вагонов. Станция была рядом.
— Ну пока, ни пера, ни пуха, — шепнул Эдик, хотя вокруг никого не было.
Барков ушел на станцию, а Валерка замешался в толпу ребят — студентов сельскохозяйственного института, проходивших практику в совхозе. Купив билет, он подошел к пожилому лейтенанту, стоявшему у дверей, и передал привет от Ратанова. Это был участковый уполномоченный Созинов, о котором их предупредил начальник отделения.
В клубе хозяйничали девчата. Они сновали по двухэтажному зданию из зала, находившегося на втором этаже, в раздевалку, к большому прямоугольному зеркалу, вставленному в массивную дубовую раму.
Лоев сразу заметил заведующую клубом — девушку лет двадцати трех, с большими голубыми глазами и толстой длинной косой, закрученной вокруг головы. Она рассеянно, слегка морща лоб, слушала плотного крепыша в очках, говорившего ей что-то низким грубоватым голосом.
«Когда березку стройную ты встретишь на пути, — пела радиола, — ты на нее, пожалуйста, вниманье обрати…»
В городе эту песню уже давно не пели.
Валеркой никто не интересовался, как и он бывало, не обращал внимания на сидевших в зале незнакомых ребят, когда приходил в клуб на танцы. А ведь, наверное, были случаи, когда и там, рядом с ним, сидели такие же Лоевы, которые тоже отказывались от чего-то своего ради его спокойствия и его счастья.
Дядя Вася кивнул Лоеву. Валерка вышел в коридор.
— Десятый час. Все тихо. Я, пожалуй, к Бусыгинскому клубу подамся. А заведующую я на всякий случай предупредил и тебя ей показал… Ты не против?
— Ничего… Счастливо!
Высокая, еще совсем прямая фигура участкового мелькнула в проеме дверей…
Показался Барков. Они вышли на крыльцо. Теперь музыка звучала тише, приглушеннее, как будто рождалась она на бетонированном лесном шоссе вместе с ночным ветром и шелестом сухих осенних листьев; ночной холодок медленно обволакивал и крыльцо, и сад, и побелевшие далекие звезды.
На шоссе слышались чьи-то голоса.
— Грустишь? — спросил Барков.
— Выбираю уголовный розыск…
С шоссе взлетела уже новая мелодия: «Все часы сговорились и не идут…»
Четверо мужчин прошли мимо них в клуб. Они шли гуськом, и один из них негромко сказал:
— Ушел. Я сам видел. И здесь потеплее.
Валерка вздрогнул. Барков с силой наступил ему на ногу.
— Он. Их четверо, нам его вдвоем не взять… Беги к Бусыгину, зови дядю Васю… Поднимай наших…
Валерка отошел от крыльца, темнота словно смыла его и выбросила где-то далеко от клуба. Выждав несколько минут, Барков погасил папиросу, осторожно вошел в клуб. И сразу увидел Волчару. Рядом с ним стоял второй мужчина, лицо которого Баркову показалось тоже очень знакомым, как будто он повторял уже кому-то эти запоминающиеся приметы: «волосы черные, рост средний, телосложение крепкое, в сапо…»
Как сон!
Рядом с Варнавиным стоял оживший робот — Николаев. Черень.
Барков вспотел. Он больше не смотрел на них, боясь вызвать то самое странное притяжение, когда человек мгновенно оглядывается, будто почувствовав затылком устремленный на него тяжелый взгляд.
Черень посмотрел на часы и что-то сказал Варнавину.
«Поезд, — вспомнил Барков, — запаздывающий на час поезд!»
Теперь все зависело только от него. До поезда оставалось минут тридцать и до этого времени Валерка все равно не успеет.
Барков обошел здание и по пожарной лестнице поднялся к окну. Заведующая клубом вывела из зала злостного курильщика и читала ему нотацию в коридоре. Волчара и Черень спокойно стояли у дверей.
А в это время Валерка уже свернул с шоссе и бежал по узкой едва заметной тропинке, но не к Бусыгину, а к Ридину, удлиняя вдвое и без того дальнюю дорогу.
Барков снова вернулся на крыльцо. Здесь стояли двое парней, пришедших с Волчарой и Черенем.
«Надо спешить, надо действовать!»
Минутная стрелка, казалось, летела по циферблату часов.
Он поманил к себе заведующую клубом.
— Я вас давно знаю, — улыбаясь, сказала она, — я учусь в техникуме, вы дружите с…
— Правильно! — перебил он. — Посмотрите на тех двух мужчин! Заманите их в свой кабинет! Во что бы то ни стало! Попросите их передвинуть денежный ящик! Им не отказаться от этого!
— Но у меня нет денежного ящика!
— Неважно… Пусть только зайдут! Быстрее!
Отойдя в сторону, он переложил «ПМ» в боковой карман пиджака и загнал патрон в патронник: теперь ему достаточно было опустить большим пальцем предохранитель, чтобы сделать подряд восемь выстрелов. Это было крайней мерой. Потом Барков оглянулся: Волчара и Черень спускались по лестнице. За ними странно семенила молоденькая заведующая.
Они прошли в двух шагах от него.
— Пора! — ударило сердце.
Барков вытер платком правую руку, сунул ее в карман и распахнул дверь в кабинет. Заведующая стояла за столом, дергая запертый выдвижной ящик. Впереди, у окна, прислонившись к стене, стоял Волчара, а у стола — Черень, удивленно смотревший на Баркова.
То, что они стояли не у самой двери, было чистой удачей, потому что он забыл подумать об этом.
— Я из уголовного розыска. Не двигаться!
Он сказал это не очень громко, но твердо — не голосом, всем своим существом, так, как учил его Егоров, так, чтобы и Волчара и Черень поняли, что он из тех, кто скорее умрет, чем струсит, а если и умрет, то перед смертью все равно вцепится им в руки, в горло, в одежду и будет держать самой последней, самой страшной хваткой, пока не прибудут свои.
Не вынимая руку из кармана, он щелкнул предохранителем. Если бы в этот момент они бросились вперед, он выстрелил бы прямо через карман.
— Ни с места, — сказал еще Барков, — стрелять буду сразу.
Он не спускал с них глаз, не чувствуя больше ни растерянности, ни тревоги, а только свою большую правоту, которая позволяла ему так поступать с ними. И еще вспомнил он в эту минуту дом на Смежном переулке и те бурые пятна на асфальте, которые из осторожности называют в протоколах «похожими на кровь».
— Варнавин, повернитесь к стене! Руками одежды не касаться! Ну! А вы вернетесь в зал. — Голос его и тон не изменились, и на заведующую он не смотрел. — Если их друзья спросят вас, скажите, что ушли с девушками. Танцы закончите пораньше. А сейчас потушите здесь свет и закройте нас снаружи на ключ. Не проходите между нами, идите позади меня. Все! Гасите свет!
Щелкнул выключатель. Девушка еще долго возилась в коридоре с замком, слышно было, как она дважды уронила ключ, потом дернула ручку двери. Дверь была заперта.
Барков держал на прицеле Череня, Варнавин стоял от него дальше, сбоку от окна.