Страница 36 из 46
Одна из машинисток заволновалась:
— У нас не курят!
— Отставить! — тем же тоном приказал старший.
Арслана допрашивали уже два раза — в основном о его взаимоотношениях с Барковым и их последнем телефонном разговоре. Сама кража и его откровенный разговор с Гошкой, когда Волчара убегал за машиной, их не интересовали или они ему не верили. Их интересовало другое: что сказал Арслан в ответ на приглашение Волчары участвовать в краже.
«Ну, хорошо, — сказал я, — смотри…»
— Одобрил, так сказать, — засмеялся тогда Скуряков, записывая.
Несмотря на запрещение, Арслан тайком закурил, пуская дым сквозь согнутую ладонь к полу. Вторая машинистка, не говоря ни слова, открыла окно, и один из милиционеров конвоя по кивку старшего встал у окна. Из-за его спины были видны новые корпуса завода агрегатных станков, подъемные краны, разбросанные среди игрушечных красных кубиков корпусов на том, более низком берегу, где до последнего времени ничего не было, кроме трех-четырех церквей да нескольких сотен некрашенных деревянных изб.
В углу приемной, под потолком затрещал звонок, и секретарша прошла в кабинет. Через секунду вернулась:
— Вводите!
Первым, кого увидел в кабинете Арслан, был Барков. Он сидел у приставного столика, повернувшись лицом к двери. По старой привычке Арслан посмотрел на Баркова непроницаемым взглядом и остановился, ожидая приглашения сесть.
— Садитесь, — улыбнулся Скуряков, — друзья встречаются вновь.
— Здравствуй, Арслан, — серьезно сказал Барков.
Арслан сел напротив.
— Ладно, — нахмурился Скуряков, — приступим к официальной программе нашей встречи. Барков, к вам вопрос: знаете ли вы сидящего перед вами на очной ставке гражданина?
— Знаю, — улыбнулся формальному вопросу Барков. — Это Джалилов Арслан, бывший вор, будущий учащийся профтехшколы. Познакомился я с ним в начале года. Взаимоотношения нормальные.
— Прошу быть серьезнее, — заметил Скуряков. — Джалилов, знаете ли вы сидящего напротив вас на очной ставке гражданина? Нет ли у вас каких-нибудь личных счетов или неприязненных отношений.
— Знаю, — кивнул Джалилов, — ничего нет.
— Знаете ли вы, как его зовут и где он работает?
— Барков работает в оперчасти…
— Еще вопрос к Джалилову: заходили ли вы в мае месяце к Баркову на квартиру?
— Заходил. Я ведь сказал об этом.
— А теперь скажите, чтобы слышал Барков. Что там происходило?
— Ничего…
— Я имею в виду, распивали ли там в это время спиртные напитки?
Барков заерзал на стуле.
— Вы бы лучше меня спросили!
— Я вас пока не спрашиваю. Пора бы знать процессуальный закон… Вот так вы, вероятно, и работали…
Скуряков иронически улыбнулся.
— Когда я пришел, — неохотно начал Арслан, — там было еще двое: один молодой, в очках, другой постарше, высокий такой, русый…
— Тамулис и Мартынов, — с горечью подсказал Барков.
— Так, так, продолжайте, — сказал Скуряков, — потом пришел Егоров? Так? Выпивка была?
Арслан замолчал.
— Говори все, Арслан, как было. — Барков вынул папиросу, не глядя, зажег спичку. — Скрывать нечего!
— У них была бутылка «столичной». Все выпили. И я тоже. Вот и все. — Он облегченно вздохнул.
— Это был день рождения Тамулиса, — добавил Барков.
— День рождения Тамулиса был позже. Но дело не в этом, дело в составе приглашенных. — Скуряков придвинул к себе записку с заранее приготовленными вопросами. — Женщины не заходили в это время? Не помните?
— Была Галя, знакомая Баркова.
— Так. — Скуряков внимательно посмотрел в его сторону. — А вашей сестры не было?
Арслан покраснел.
— Не было.
«Это было бы хорошо для «шапки» обвинительного заключения, — пожалел про себя Скуряков, — «Обвиняемые Егоров и Барков систематически устраивали попойки на холостой квартире Баркова, в которой, кроме обвиняемых, принимали участие особы сомнительного поведения».
— Скажите еще раз, Джалилов, — попросил Скуряков, — когда вы сообщили Баркову о предполагаемой краже, предупреждал ли он вас категорически, чтобы вы ни в коем случае не сопровождали Варнавина.
— Нет, — ответил за него Барков.
— Я должен был ему позвонить еще раз, но не успел…
— Значит, сам себе хозяин: хочу — иду, хочу — не иду!
— Я пошел, когда увидел у Волчары пистолет.
— Разве у него был пистолет? — удивился Барков.
— Я вопросы друг другу не разрешал! Джалилов, распишитесь в конце каждого листа…
Скуряков нажал кнопку звонка, и вошел старший конвоя.
— Этого пока вниз.
— Был пистолет, я сам видел, до свиданья, — сказал Арслан. Он хотел что-то сказать, но дверь перед ним услужливо открылась.
Когда Арслана увели, Скуряков сел рядом с Германом, вздохнул. Чистенькие старческие щечки его порозовели, и Барков вдруг увидел глаза Скурякова, голубые-голубые, как у юноши.
— Как ты мог, Герман, связаться с этим типом? Что у тебя с ним общего? Помню, я в твои годы закончил рабфак, был секретарем комсомольской организации столовой… Разве мог я мысль допустить?! Потом меня в о р г а н ы взяли… Я тебя понимаю, Герман, ты попал, как кур во щи. Ратанов делал вид, что ничего не знает, Егоров незаметно для тебя подхлестнул: дадим дело!
Он говорил быстро и каким-то извиняющимся тоном, словно расходуя запас слов, не использованных во время очной ставки.
— Я тебе дам бумаги, авторучку, садись напиши, как было дело… Надо и о себе подумать: молодой человек, вся жизнь впереди… Пора, пора браться, Герман, за ум…
— Вы в каком году в органы поступили? — спросил вдруг Барков.
— В тридцать девятом… А что?
— Да так. Я думал, раньше…
— Садись за тот стол, никто тебе не помешает…
Барков сел за стол, придвинул к себе лист бумаги и вынул авторучку.
Скуряков, неслышно ступая по ковру, отошел в дальний угол кабинета, с озабоченным лицом придвинулся к книжному шкафу. Со стеклянной дверцы шкафа на него глянуло еще не старое, благообразное лицо, белый накрахмаленный воротничок, строгий черный галстук. «Утру я нос этому выскочке, — подумал он о Розянчикове, — а то он совсем заколебался… Трудности, видишь ли, встретились…»
Потом поспешно вернулся к Баркову.
Барков писал не торопясь, иногда откладывал перо, раскуривал гаснущую папиросу и делал глубокие затяжки.
Скуряков пододвинул спички, сел рядом и осторожно взглянул на бумагу.
— Что ты пишешь?
— Отвод. Вам нельзя вести наше дело… Вы его не расследуете, а фабрикуете! Я написал областному прокурору…
— Ладно, ладно, — поспешно вставая и отодвигаясь от него, уже совершенно другим тоном сказал Скуряков, — вы еще раскаетесь. Скажите мне лучше, не заходил ли к вам домой некий Володин. — Он взглянул на запись в отрывном календаре. — Вы его почему-то простили, когда он совершил кражу часов в комиссионном…
— Вам, видно, хотелось бы посадить нас в тюрьму, — сказал Барков, — да только не за что…
— Можете идти, — сказал Скуряков, — пока вы свободны.
Секретарша в приемной сказала:
— Товарищ Барков, вас просили зайти в шестнадцатую…
В шестнадцатой размещался следственный отдел областной прокуратуры. Баркова там ждали.
— Ну? — спросил Карамышев.
— Злоупотребление властью, превышение власти, дискредитация.
Он знал, что в этой комнате никто не поверит, что бы ни написал о нем Скуряков. Он приходил в эту комнату вместе с Ратановым, Мартыновым, когда им было особенно трудно, и знал, что старшие следователи прокуратуры будут вместе с ними ломать голову над делами и не уйдут домой, пока не посоветуют что-нибудь дельное.
— Я буду говорить с прокурором сразу же после актива, — сказал начальник отдела, седой крепкий старик в пенсне, без пиджака, в белоснежной, накрахмаленной сорочке; он взмахнул рукой, и в воздухе блеснула перламутровая запонка. — Безобразие! Розянчиков никого, кроме Скурякова, к делу не подпускает…
— Выбрал себе помощника, — сказал Станислав, высокий парень в очках, с двумя рядами орденских колодок. — Ты слышал, как мы Скурякова прокатили на выборах в партбюро?