Страница 32 из 46
— Смотри, Коля, не упусти, — сказал в это время тесть, недавно ушедший на пенсию, — у нас в дивизии был такой случай…
«Мальчишка он все-таки, дурак, — подумал Гуреев о Ратанове. — Главное в нашем деле — не рыпаться!»
Глава третья
ВЫБИРАЮ УГОЛОВНЫЙ РОЗЫСК
1
Любое уголовное дело начинается с белого или зеленого листка бумаги небольшого формата.
Листок этот — «Постановление о возбуждении уголовного дела» — подшивается в папку. И с этого момента все дальнейшие действия людей, чьи фамилии упомянуты в тексте, — и тех, кто его составил и утвердил, и тех, кому посвящены скупые казенные строки, — определяются не их помыслами, чувствами, а только четкими формулировками статей закона и твердыми, неумолимыми процессуальными сроками — так думал Скуряков, перечитывая свое постановление, и эта мысль доставляла ему удовольствие, потому что, думая об этом, он ощущал себя частью, необходимым винтиком машины, которую никто не в силах остановить, машины, законсервировавшей в себе кипение бурных человеческих страстей и потому — бесстрастной, машины многоликой и потому — безликой.
30 июля гор. С-к
Прокурор следственного отдела С-ской областной прокуратуры юрист 1 класса Скуряков, рассмотрев материал по факту нарушения социалистической законности в органах милиции С-ской области,
28 июля сего года начальник отделения уголовного розыска отдела милиции исполкома С-ского городского Совета депутатов трудящихся капитан милиции Ратанов И. В. и сотрудники того же отдела — старший оперуполномоченный ОУР майор милиции Егоров С. И. и оперуполномоченный ОУР старший лейтенант милиции Барков Г. В., получив оперативные сведения о намерении Варнавина и Мальцева совершить кражу из магазина-2 Кизляковского сельпо, расположенного в дер. Барбешки, вместо того, чтобы в соответствии с действующими служебными инструкциями предотвратить кражу, умышленно, из карьеристических мотивов, создали условия, объективно способствовавшие совершению преступления.
…Барков Г. Б., получив сведения о готовящемся преступлении, через Джалилова А. подстрекал Варнавина и Мальцева к совершению кражи из магазина…
В момент задержания Егоров С. И. без достаточных оснований применил оружие в отношении Мальцева, об участии в крайне которого он знал заранее, со слов Баркова Г. Б.
Учитывая, что в действиях Ратанова И. В., Егорова С. И. и Баркова Г. Б. имеются признаки составов преступлений, предусмотренных статьями…»
Если бы у Ратанова было больше свободного времени на воспоминания, он, несомненно, вспомнил бы высокого пухлого второкурсника, выступившего в его бытность на кафедре истории государства и права юрфака с большим и интересным докладом. Второкурсник разбирал коллегии Петра Первого. Ратанов учился тогда на последнем курсе, но пришел на доклад. Фамилия докладчика была — Розянчиков.
Розянчиков держался на трибуне свободно и просто, словно каждый день докладывал с нее кандидатам и доцентам права кое-какие забытые ими поучительные факты. Зав. кафедрой — высокий лохматый старик, хотел, видимо, позлить этим докладом своих молодых коллег, потому что все время посмеивался, без устали тер и без того чистые стекла очков и перекладывал из одного кармана в другой свою большую черную трубку с металлической крышкой.
Доклад и в самом деле заслуживал внимания и отличался от обычно несмелых и куцых студенческих рефератов. Единственное, что неприятно поразило тогда Ратанова, — безапелляционность оратора, счастливая ребяческая вера в себя, в свое лицо, в свою научную непогрешимость. И это вызывало желание с ним поспорить. Однако недостатка в желавших выступить не было, и Ратанов промолчал. Больше они ни разу не виделись.
Такое же желание — спорить с ним, возражать ему — вызывал Розянчиков и у своих коллег по работе в прокуратуре Республики.
«Неглупый парень, эрудит, вопросы сложные решает быстро и почти всегда правильно, — говорил о нем начальник отдела, — но если первое его решение неправильное, сам он ни за что не поправится».
Поэтому расследование уголовного дела для Розянчикова было всегда не узнаванием нового, а всего лишь подтверждением его первого, по счастью, правильного предположения.
Человек он был еще молодой, энергичный, аккуратный, но несколько высокомерный. Он сразу же поставил Скурякова в положение подчиненного, продиктовал ему список лиц, которых следовало допросить. В день приезда он посетил заведующего административным отделом обкома партии, побеседовал с корректным, сожалевшим обо всем случившемся Веретенниковым и взял под стражу Джалилова.
Поступок работников розыска вызвал у него смешанное чувство возмущения и жалости: «шустрые ребята», как он называл оперативников, переусердствовали не по разуму; конечно, карьеру они на этом сделать не хотели, просто Варнавин им мешал, доставлял много хлопот. Они хотели сделать лучше, а в результате грубо попрали закон.
Допрос Ратанова Розянчиков взял на себя. Он листал лежавшее перед ним уже довольно пухлое дело, поминутно поглядывая на часы: Ратанов должен был вот-вот появиться. Потом позвонил Скурякову: «Войдете минут через десять после начала допроса: вы его все-таки знаете лично…»
В это время Ратанов вырвался, наконец, из узких прокуренных коридоров. Во дворе горотдела автоинспекторы осматривали машины, Тамулис о чем-то шептался со своими комсомольцами у забора, милиционеры мотовзвода, или, как их называли «точильщики», заполняли двор гулом и тарахтением моторов.
До прокуратуры было всего несколько минут ходу. Областная прокуратура и суд занимали массивное здание бывшего губернского дворянского собрания.
У кабинета областного прокурора, который предоставлен был в распоряжение Розянчикова, за двумя маленькими столами, друг против друга, сидели две машинистки. Они быстро стучали по клавишам, но одна из них строчила длинными равномерными очередями, как автомат, а вторая стреляла быстрыми короткими залпами, и это было похоже на перестрелку в цепи, когда на одиночные выстрелы неприятеля отделение отвечает винтовочными залпами.
Увидев Ратанова, секретарь, полная, черноволосая женщина, поправив привычным жестом прическу, пошла в кабинет. Ратанов подошел к стенгазете. Карикатура изображала женщину в прокурорской форме, несомненно, Щербакову, сидевшую по-кавалерийски на громадной, втрое больше ее, папиросе. Заметка о вреде курения была подписана Скуряковым.
Секретарша вышла, открыв перед ним дверь.
«Папиросный дым, — вспомнил Ратанов слова заметки, проходя в кабинет, — особенно опасен нам, тем, кто не курит. Пора бы подумать об этом комсомолке Щербаковой!»
Розянчикову показалось, что Ратанов, входя, иронически улыбнулся.
Если в течение нескольких лет тебе приходится ежедневно, ежечасно встречаться с незнакомыми людьми и расспрашивать об интересующих тебя вещах и если успех работы зависит подчас только от твоих расспросов, то в короткое мгновение, перед тем как задать первый вопрос, ты стараешься быстро прикинуть: кто перед тобой? Можно ли, экономя время, начать с главного или только с пустяка? Быть ли корректно официальным или держаться просто, не принуждая себя? Как отнесутся к твоему первому вопросу? Как ты произнесешь: правильное — «фамилия» или местное искаженное, но уже привычное «фамиль»? Все это нужно решить почти мгновенно, сразу, только взглянув на незнакомое лицо, только оценив фигуру и плечи, зацепив краем глаза руки, платок или кепку.
И сначала ты всегда ошибаешься. Ты намеренно говоришь «фамиль», и тебя поправляют. Ты строг и официален, и человек обращается уже не к тебе, а к твоему коллеге, который вынул папиросу, предложил закурить и дал мальчишке поиграть с зажигалкой.