Страница 2 из 46
— Может, устраивать дни открытых дверей? — не поднимая глаз от бумаг, спросил Егоров. — Ну, а если нас спросят, раскрыли ли мы кражу из универмага — зимнюю — сто штук часов и десяток костюмов? Что мы с тобой ответим? Скажем, что поздно задерживаемся по ночам?
— Зато все остальное раскрыто…
— Положим.
В комнате снова наступила тишина.
Егоров отложил в сторону бумагу.
— В научно-техническом отделении освобождается место…
Он сказал это просто, так, словно мимоходом прочитал на чужих дверях незнакомую фамилию и пошел дальше своей дорогой.
Тамулис знал, что рано или поздно его «большой» план жизни напомнит еще о себе, но теперь в нем ничего не дрогнуло.
— Об этом пусть отдел кадров беспокоится, — буркнул он.
Тамулис и сам не мог понять, почему ему не хочется теперь уходить из уголовного розыска, где и к экзаменам готовишься вот так — урывками, а тема для диссертации… Где она!
И не мог он вспомнить, с какого дня это началось. Может, еще с задержания Вихарева?
2
Он хорошо запомнил тот день, сухой и знойный. Они долго ехали вдоль реки, но за косогором ее не было видно. И только когда их машина выскочила на вершину холма, справа, почти рядом, сверкнула Ролдуга. Шел молевой сплав, и до самого поворота Ролдуга была забита бревнами, не двигавшимися у берегов и плавно скользившими на середине. Над берегом, открытая майскому ветру, шелестела молодая березовая роща. Машины свернули с дороги и, пробравшись между деревьями, ткнулись в прибрежный кустарник.
Дальше все было неожиданно, непривычно, совсем не так, как должно быть на серьезных больших операциях.
Из окна второй машины выбросили на поляну волейбольный мяч. Потом захлопали дверцы.
Мартынов, выскочивший первым, подхватил мяч и с силой бросил в замешкавшегося Тамулиса.
— Слушай, — остановил его Тамулис, — дай хоть пиджак снять.
Подошел Герман Барков, засмеялся:
— Но только пиджак, Алик! Нам известно, что бывают люди худые, очень худые, худые до изможденности…
— Зря иронизируешь, Барков, — вмешался Мартынов, — где, скажи, можно еще увидеть живого йога! Мне так даже интересно. Юный выпускник каунасской средней школы йогов…
— Дураки, — вынужден был ответить им Тамулис, — может, я купаться буду…
— Здесь не купаются, — сказал Мартынов.
Они стали в круг и взяли мяч. Гуреев «гасил», а Мартынов и Барков несколько раз мастерски падали, пока это им не надоело. Играли они молча и безжалостно, как давние соперники. А в Тамулисе все дрожало от непривычного нервного ожидания, и мяч не хотел его слушаться.
В это время в первой машине продолжалось совещание: начальник отделения уголовного розыска Ратанов и майор Егоров инструктировали высокую симпатичную девушку с мальчишеской челкой — Нину Рогову. Она была года на три старше Тамулиса и работала следователем, а муж ее был оперативником, но Тамулис еще не знал его — он был в то время в командировке в Ленинграде. Нина хмурилась, разглядывая фотокарточку Вихарева, которую дал ей Ратанов. Другая девушка — ее звали Галей — заметно волновалась и комкала в руках зеленую шелковую косынку. Тамулис прислушивался к их разговору, но так ничего и не мог понять.
— Ты будешь играть или нет? — сердито спросил Тамулиса Гуреев.
— Грибов тут, наверное, пропасть, — раздался в это время добродушный голос Егорова. — Вот мы в августе нагрянем сюда под выходной… Нину возьмем с Олегом, ребят… Как, Галя?
Что ответила Егорову Галя, Тамулис не расслышал, зато услыхал, как Ратанов сказал негромко: «А теперь — пора!»
Девушки вышли из машины, и Нина помахала всем рукой.
Остальные тоже помахали вслед.
— Ни пуха! — крикнул Андрей Мартынов.
Когда девушки скрылись за холмом, Ратанов и Егоров, цепляясь за кустарник, поднялись наверх, туда, где кончался лес. Отсюда видны были деревня и дом, стоявший у самой дороги, дорога, петлявшая между холмами, на которой время от времени мелькали цветастые платья девушек.
— Плохо, что подходы просматриваются из дома, — сказал Егоров, — хоть на брюхе ползи…
— Может, ждать, когда стемнеет?
— Посмотрим, что девчата скажут…
Девчата должны были сказать, там ли Вихарев.
Вихарева искала вся область. Если бы он появился в Даличе или у себя дома — на Пинже, его бы немедленно арестовали. Но он там не появлялся. Не мог он проскочить ни вокзал, ни аэропорт, ни пристань. Потом был получен приказ — перекрыть выход на шоссе со стороны Афанасьевского лесоучастка, и оперативная группа управления безуспешно кружила там по лесу уже четвертые сутки. И вдруг поступили точные данные, что он здесь, в Матвеевском починке, маленькой деревушке, в сорока километрах от Западного шоссе, в том маленьком доме у самой дороги. Тогда за несколько часов Ратанов и Егоров через горком комсомола разыскали эту девушку — Галю, студентку педтехникума, выросшую в Матвеевском починке, знавшую здесь всех и каждого. Галя должна была им помочь.
Этой весной все они первый раз были за городом. И от воздуха, пахнувшего рекой и хвоей, охватывало желание раскинуться на траве, следить за лениво тянущимися вдоль берегов бревнами и, надкусив тоненький стебелек лесного цветка, смотреть в небо. И тогда можно было ни о чем не думать. Или думать о чем-то простом и спокойном: о муравье, ползущем у твоего лица, о белых островках в бездонной синеве, но только не о вальтере, из которого Вихарев убил инкассатора.
Барков и Мартынов тем временем разыгрывали Гуреева.
— Оказывается, в Англии, товарищ Гуреев, я прочел об этом в нашей многотиражке, — Барков строго посмотрел в лицо Гуреева, — одна женщина тайно вступила в армию и дослужилась до генеральского чина. Причем никто не подозревал, что бравый генерал — женщина. Даже денщик. Обнаружилось это только после ее смерти. Что вы можете сказать по этому поводу?
— Лучше бы в многотиражке продернули бюрократов из регистрационного отдела, — отозвался Гуреев.
— Темный человек, — сокрушенно вздохнул Мартынов, — зря вы, Барков, тратите на него время. — И бодрым голосом энергично продолжил: — Такие заметки, товарищ Гуреев, должны настораживать нас, работников милиции. В особенности кадровиков и хозяйственный отдел: в наших рядах тоже могут оказаться люди, получающие неположенное им по табелю теплое нижнее белье. Здоровая подозрительность нужна, товарищ Гуреев, и побольше тревоги и обеспокоенности — так в свое время учил нас нынешний заведующий лодочной базой «Динамо» Федяк, подполковник милиции в отставке…
Тамулису показалось, что прошло не менее часа, пока на дороге снова мелькнули платья девушек. На голове у Гали была зеленая косынка.
— Он здесь, — сказал Ратанов, подходя к машинам.
Все замолчали.
— Значит, все-таки нам брать…
Гуреев сильным щелчком отбросил папиросу.
Изредка по берегу проходили люди, и надо было по-прежнему выглядеть беспечной и веселой компанией, проводящей выходной день на речке. Надо было играть в волейбол и думать, как брать Вихарева. Поэтому мяч от сильного удара Андрея Мартынова снова взлетел над поляной.
Тамулис играл вместе со всеми, и эта игра была уже совсем непохожа на все другие игры в волейбол, которые он раньше видел. Мяч летал с пугающей быстротой, грозный, вышедший из повиновения, словно почувствовав свою силу над игроками.
— Алик, — сказал Мартынов Тамулису, — ты старайся брать мяч пружиня пальцами. Вот так. И сам пружинь в коленях. Если тебе придется выступать на соревнованиях, тебя будут засуживать за нетехничный прием мяча…
— И не надо так брать мяч — получается двойной удар. — Барков подкинул над собой мяч и показал, как не надо брать. — Присаживайся…
Может, здесь Тамулис впервые поймал себя на мысли, что ему уже будет непросто расстаться с этими людьми, с уголовным розыском, какие бы вакансии перед ним ни открывались.
Редко проводили они все вместе свободное время. Но всех их сближала работа, и потому на праздничных вечерах в управлении они всегда искали «своих» и, забравшись в пустой кабинет, пели сентиментальные песни об альпинистской палатке под Ушбой, о ночной Москве, о сумасбродной девушке со странным именем Мери-Лю — об уголовном розыске песен не создано. Они умели работать не считаясь со временем, детально осматривали места происшествий, составляли толковые протоколы осмотра, разбирались в современной технике экспертных исследований.