Страница 7 из 19
4
«Веселая утка»
В общем, оказывается, те двое парней, что подсобили мне в борделе у португальца, раззвонили об этой истории по ОВЧ, и к этому моменту уже все дальнобойщики на шоссе № 435 знали о случившемся. Как только мы уселись в кабину «вольво», я включил приемник. «Говорят, девчонка что надо, все при ней, – раздавались комментарии. – Просто цыпочка. Ну и повезло же этому Маноло».
Ага, повезло. Я всматривался в зеркало заднего вида, и по шее у меня стекали капли пота.
«Тощий Орел говорит, что Одиночка с Равнины там поставил весь этот чертов бардак вверх тормашками. Как и положено настоящему мужику».
«Одиночка с Равнины» – это я.
Двое-трое ребят, которые обогнали меня, тоже салютовали мне вспышками фар, а один даже гуднул в знак приветствия.
«Только что видел тебя, Одиночка. Удачи!» – раздалось из приемника.
Девочка, съежившись на сиденье, смотрела на меня.
– Это они про нас говорят?
Я хотел улыбнуться, но выдавил какую-то отчаянную гримасу.
– Нет. Про Росио Хурадо и Ортегу Кано [3] .
– Остряк, да?
Ага, остряк, куда уж там. Я решил, что нужно сказать им что-нибудь.
– Одиночка с Равнины всем коллегам. Спасибо, что принимаете близко к сердцу. Но враг наверняка не дремлет, так что вы меня просто без ножа режете.
Полыхнул целый шквал приветствий и пожеланий удачи, потом наступила тишина. Дальнобойщики, конечно, народ грубоватый, непоседливый, да к тому же охочий до шлюх, но хороший. Душевный и надежный. Прежде чем замолчать, двое – Крутой Перец и Рэмбо-15 – сообщили кое-что о наших врагах.
Похоже, те бросились в погоню на катафалке – ведь я, уезжая, разнес им «опель-калибру» к чертовой матери, – и вот Крутой Перец только что видел, как они пропылили мимо порта Таблада: португалец Алмейда, Нати и Окорок за рулем.
Я решил немного запутать следы, поэтому, добравшись до Риотинто, повернул вправо, на региональное шоссе № 421, которое ведет к болотам Оранке и Одьеля, а возле Каланьяса свернул налево, чтобы вернуться через Вальверде-дель-Камино. Я все время прислушивался к радиопереговорам, но коллеги вели себя как надо. Теперь никто не говорил о нас: лишь иногда какой-нибудь намек или информация, так сказать, с двойным дном. Чокнутый Бродяга коротко сообщил, что пару минут назад катафалк обогнал его у бензоколонки в Саламеа. Любовь до Гроба и Крутой Перец повторили то же самое без каких-либо комментариев. Немного спустя Секс-машина из Риохи предупредил на шоферском условном жаргоне, что на перекрестке у Эль-Посуэло стоит жандармский контрольный пост, и пожелал счастливого пути Одиночке и тем, кто с ним.
– Почему тебя называют Одиночкой с Равнины? – спросила девочка. Дорога была паршивая, и я вел машину медленно, осторожно.
– Потому, что я родом с Альбасетских равнин.
– А Одиночка почему?
Я взял сигарету и вдавил прикуриватель. Когда там щелкнуло, девочка сама поднесла к моим губам зажженную сигарету.
– Ну, наверное, потому, что я один.
– А с каких пор ты один?
– Да всю свою треклятую жизнь.
Некоторое время она молчала, словно раздумывая. Потом схватила свою книжку и прижала к груди.
– Нати всегда говорит, что я скоро рехнусь, потому что слишком много читаю.
– А ты много читаешь?
– Не знаю. Вот эту книжку читаю уже в который раз.
– Про что там?
– Про пиратов. И про зарытый клад.
– Кажется, я смотрел это кино.
Радио уже с полчаса не передавало ничего угрожающего, а вести сорокатонный грузовик по региональному шоссе – работа такая, что мало не покажется. Поэтому я затормозил у придорожного мотеля – он назывался «Веселая утка», – чтобы принять душ и передохнуть. Взял номер с двумя кроватями, сказал девочке, чтобы ложилась на любую, и простоял десять минут под горячим душем, стараясь ни о чем не думать. Потом, уже немного расслабившись, рискнул было подумать о девочке, и пришлось еще три минуты простоять под душем – на этот раз холодным. Только после этого я смог выйти. Не вытираясь, натянул джинсы прямо на голое тело и вернулся в спальню. Девочка сидела на кровати, уставившись на меня.
– Хочешь принять душ?
Не отрывая от меня глаз, она мотнула головой.
– Ладно, – сказал я, завалился на другую кровать и поставил будильник так, чтобы зазвонил через два часа. – Я немножко вздремну.
Я погасил лампу. Сквозь оконные занавески сочился белый свет от электрических букв над входом в мотель. Я услышал, как девочка ворочается на кровати, и представил себе ее легкое платьице в цветочек, ее смуглые плечи, ее ноги. Большие темные глаза. Моей новой эрекции помешала «молния» джинсов – не до конца застегнутая, так что оказалось весьма ощутимо. Я лег по-другому и заставил себя думать о португальце Алмейде и обо всем, что на меня свалилось. Эрекция тут же исчезла.
Вдруг я почувствовал легкое прикосновение к моему боку, и теплая рука тронула мое лицо. Я открыл глаза. Девочка, выскользнув из своей постели, улеглась рядом со мной. Она пахла чем-то молоденьким, нежным, как мягкий хлеб, – и, клянусь, вся душа во мне перевернулась.
– Что это ты тут делаешь?
В тусклом свете из окна девочка смотрела так, словно изучала мою физиономию. Глаза у нее были очень блестящие и очень серьезные.
– Я вот тут подумала… Все равно ведь меня поймают – рано или поздно.
Она проговорила это горячим шепотом. Мне так хотелось поцеловать ее в шею, но я сдержался. Не время для таких вещей.
– Может, и поймают, – ответил я. – Хотя я сделаю все, что в моих силах.
– Португалец Алмейда получил деньги за то, что я девушка. А договор есть договор.
Я наморщил лоб и принялся думать.
– Не знаю. Может, нам удастся раздобыть сорок тысяч дуро.
Девочка покачала головой:
– Да без толку это. Португалец Алмейда – гад бессовестный, но слово свое держит всегда… Он сказал, что его договор с доном Максимо Ларретой – дело чести.
– Чести, – повторил я, а у самого в голове завертелось десятка два слов, куда больше подходящих для этих сукиных детей: для скотины-португальца, для Нати, продавшей честь собственной сестры, и для Окорока, который сейчас рыскал туда-сюда на своем катафалке, высматривая мой грузовик, чтобы вернуть сбежавший товар.
3
Певица и актриса Росио Хурадо (р. 1944) и тореадор Хосе Ортега Кано (р. 1953) – одна из самых известных супружеских пар Испании.