Листья коки

Неожиданно Синчи весь похолодел. Сухой овраг и рядом овраг с черными стенами… Ему хорошо знакомы эти места!

Он повернулся к ловчему.

— Господин, беда! Цепь облавы может разорваться! Вот здесь!

Он нарисовал веткой на песке оба оврага. Там, где они соединяются друг с другом, есть скала с пологим склоном.

Если зверей погонят по оврагам, то они неизбежно окажутся у этого склона. И смогут выскочить на плоскогорье и уйти от погони! Для них этот пологий склон весьма незначительное препятствие.

Ловчий понял, какая опасность им угрожает. Он быстро взглянул на солнце, определяя время. Облава продолжается в том же темпе. Прежде чем гонец доберется до цепи гонщиков и новый приказ дойдет до тех, что вступили в овраги… Проклятье! Оба часки умчались, при нем один только Синчи. Но ему не удастся остановить людей в обоих оврагах. А в это время звери обнаружат путь к спасению!

Кахид тотчас же принял решение и обратился к Уйракоче, командиру отряда дворцовой гвардии, сопровождавшему властелина. Быстро, глотая слова, он объяснил Уйракоче, что происходит. Времени мало, каждая секунда дорога, и никого нет, кроме гвардейцев.

Уйракоча поймал благосклонный взгляд Уаскара и тотчас же отдал приказ. Колонна, вместе с которой проводником пойдет Синчи, немедленно двинется к востоку. С Уаскаром остается лишь несколько придворных и стражей-телохранителей со связками легких дротиков.

Отряд дворцовой гвардии продвигался очень быстро. Однако Синчи представлялось, что даже черепаха и та ползет гораздо проворнее. Стада, появившиеся вдали, казалось, все направлялись в одну сторону — к оврагам, завершавшимся спасительным для животных склоном.

О да! Солнце не зажгло священного огня в день Райми, а девушку, принесенную в жертву, боги, видимо, не приняли, так как он, Синчи, подменил распоряжение. Ведь должна была погибнуть не дева Солнца, а Иллья.

Теперь Инти, бог Солнца, а также бог Ветра будут разгневаны и охота не удастся. А потом проявит свой гнев бог Земли, сотрясая горы, разрушая дома. Начнется голод, и все лишь потому, что он, Синчи, подменил имя. Передал ложный приказ. Он пытался обмануть самих богов. Он обманул их, чтобы спасти Иллью.

Сжав губы, хмурый и сосредоточенный, он бежал впереди отряда. Хорошо. Пусть боги ниспошлют кару. Пусть будет голод, пусть будет землетрясение, но пусть Иллья останется в живых. Только это важно.

Синчи остановился на краю какой-то расселины, показал рукой на пологий склон скалы на другой стороне и принялся быстро объяснять Уйракоче:

— Здесь сухой овраг. А там — скала, о которой я говорил. О господин, высокий господин, там стада гуанако! Там, на склоне! И вигони! Они уже бегут к плоскогорью! Боги, мы прибыли вовремя!

Воины рассыпались цепью и устремились вперед, словно в гущу битвы. Плотной цепью они окружили пологий склон. Десятка полтора гуанако успело к этому времени подняться по скале и уйти в горы, но остальные пали под копьями гвардейцев. Стада, плотно сбившиеся у подножия скалы, кружили на месте, животные не решались теперь идти вверх.

Когда воины, разгоряченные охотой, кинулись на скалы, стада повернули и устремились в обратном направлении.

Синчи перевел дух и отер пот с лица. Уйракоча знает, как поступить. Он быстро выдвинет всех своих воинов вперед и наглухо закроет образовавшуюся брешь. Полтора десятка животных ушли, но это пустяк по сравнению с теми тысячами, которых настигли в оврагах.

Синчи повернулся и отправился к ловчему. А может быть, боги все-таки приняли жертву и уже сменили гнев на милость? Когда начиналась охота, появилась радуга. Самый священный и самый отрадный знак.

Синчи добежал до черной скалы, задыхаясь, весь в поту, но лицо его сияло. Ловчий Кахид бросил на него взгляд, кивнул и тотчас же отвернулся. Он был доволен — дворцовой гвардии удалось закрыть единственную брешь; теперь уже не было сомнений: охота окончится удачно.

Стада гуанако и вигоней, словно морские волны, время от времени выплескивались из оврагов, но, натыкаясь на цепь охотников, тотчас же откатывались назад и снова кидались к выходу, прегражденному загонщиками. В оврагах их скапливалось все больше и больше. Они то кружили на месте, то замирали, вытянув длинные шеи, то снова обращались в напрасное бегство.

Со всех сторон их теснили цепи преследователей. Люди кричали, звенели копья и щиты, пылали факелы. Наконец все животные ринулись в одном направлении, туда, где не слышалось шума, где их ждал Уаскар со своими придворными.

Сам сын Солнца вскоре забыл обо всем на свете и только радостно вскрикивал. Он неустанно метал копья, бил почти без промаха, телохранители едва успевали ему подавать их. Он издалека сразил ягуара, пересекавшего ущелье, а когда показался черный медведь, правда не такой громадный, как тот, которого видели здесь когда-то Кахид и Синчи, властелин выхватил из рук ловчего тяжелое копье, спрыгнул со скалы и поразил медведя прямо на глазах всей свиты. Ловчий улыбнулся Синчи. Он уже не сомневался теперь, что сын Солнца будет удовлетворен этой охотой.

Внезапно он нахмурился. Что-то обеспокоило Кахида, он тревожно всматривался вдаль, за линию облавы.

— Разве Уйракоча уже распорядился отозвать своих людей? — удивился он.

— Нет, господин. Он рад, что помог охоте, так как здесь…

— Однако он приближается! Гляди!

Синчи тоже обернулся. Вдали, на широком нагорье что-то поблескивало в лучах солнца. Да, бесспорно, сюда шли вооруженные люди.

— Да, господин, идут. Но… только это не достопочтенный Уйракоча. У того всего лишь две сотни людей, а там движутся…

Он умолк. У Кахида тоже было прекрасное зрение, и он понял, что происходит. С вершины горы приближалось целое войско, в полном боевом порядке, готовое к схватке. Над головной частью отряда, где снаряжение воинов ярче всего поблескивало на солнце, плыло большое знамя. Оно реяло на ветру, и семь красочных полос, чередующихся в том порядке, в каком они сменяют друг друга на радуге, видны были уже вполне отчетливо.

Знамя с радужными полосами?! Знамя, которое несут только над головою самого сапа-инки? Что это значит?

Ловчий вскочил на край скалы. Как раз в этот момент новое стадо вигоней вынырнуло из оврага, и Уаскар, целиком поглощенный охотой, сбросил панцирь и шлем, чтобы ничто не стесняло его движений. Он метал копья одно за другим, радостно вскрикивая после каждого удачного удара. И почти каждый его удар был удачным.

Ловчий подошел к властелину.

— Сын Солнца, соблаговоли оглянуться назад! О сын Солнца!

Когда Уаскар только гневным взмахом руки отогнал дерзкого, Кахид торопливо бросил несколько слов на языке инков.

Сын Солнца, сапа-инка Уаскар, владыка мира, теперь грозно сдвинув брови, обернулся, все еще сжимая в руках копье.

— Что ты говоришь?

— Что это за войско, сын Солнца, движется под твоим знаменем?

— Не понимаю. Эй, Уйракоча!.. Ах да, он ведь ушел. Тупак-Уальпа, что это за войско?

Второй предводитель дворцовой гвардии спокойно глядел вдаль.

— Это сын Солнца, сапа-инка Атауальпа, старший сын Уайны-Капака, властитель Кито, идет, чтобы взять в свои руки принадлежащий ему город Куско, — ответил он, вызывающе глядя в глаза своему недавнему повелителю.

Уаскар медленно опустил зажатое в руке копье.

— Атауальпа? Ведь были вести, что он остановился в Кахамарке. Что он хочет помириться…

Он резко бросил стоящему подле него придворному:

— Подай мне льяуту, венец с перьями священной птицы коренкенке и мой золотой топор!

Однако Тупак-Уальпа жестом остановил придворного.

— Не надевай отличий сапа-инки, Уаскар! — сурово сказал он. — Один только сын Солнца Атауальпа имеет право на них!

— Предатель!

— Я следую за старшим, который один имеет право на трон.

Уаскар огляделся по сторонам. Большинство придворных рассеялось, часть сгрудилась возле Тупак-Уальпы. Только ловчий Кахид остался рядом с прежним властелином. Никто уже не обращал внимания на животных, которые все чаще прорывались на плоскогорье, но, завидев приближающуюся массу людей, снова бросались в сторону.