Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 21 из 69



Жрец обратился к бегуну:

— Ты откуда?

— Я со сторожевого поста, что на Урко, о святейший.

— Из Урко? Округ Кахатамбо? Как получилось, что ты несешь кипу правителя от самого Куско?

Пережитый страх прояснил сознание Синчи.

— Меня направил туда со срочным кипу главный ловчий.

— Ага, и теперь ты возвращаешься на свой сторожевой пункт?

— Нет, святейший! Я… я получил также вот это. — Он показал золотую бляху. Жрец внимательно пригляделся к ней, после чего поднял на Синчи бесстрастный, холодный взгляд. Видно, жрецы в столице придают огромное значение этим кипу, если даже вручили часки подобный знак. Это их дело, но хорошо будет оказать услугу уильяк-уму.

— Это дает тебе право просить обо всем, что ты захочешь. Ты, наверно, знаешь об этом? Ага, а какое распоряжение ты нес в Куско?

— Я уже не помню, о святейший, — смело ответил Синчи, хотя и задрожал под взглядом жреца. Так глядела на него большая змея, которую он встретил как-то в долине Уальяго.

— Хорошо. Повтори еще раз имя, которое ты назвал сейчас.

— Я уже не помню, о святейший, — сказал еще раз Синчи.

— Хорошо. Так и должно быть. Память часки, покуда он не повторит наказа, обязана быть словно каменная плита, на которую ваятель нанес рисунок. Но когда он передаст приказание, его память должна походить на песчаную отмель, омытую волной.

— Так меня учили, о святейший, — отозвался Синчи.

— Я знаю об этом. Горе часки, который помнит слишком много.

— Я уже ничего не помню, о святейший.

— Хорошо. Ты заслужил награду. Чего ты хочешь?

Синчи склонился в низком поклоне. Отвечал торопливо, словно заранее вынашивал эту просьбу, словно эта мысль не сейчас созрела в его голове.

— В уну Айякучо бог земли был разгневан и поколебал горы. Погибло много людей. Многие айлью будут пустовать. Я хотел бы… я хотел бы получить там дом и надел земли. Но сначала мне хотелось бы получить девушку. Из Кахатамбо. Ее зовут Иллья…

— Погоди! — Жрец был озадачен, почти потрясен скромностью его просьбы. — Хочешь быть простым крестьянином? Разве не лучше получить должность надсмотрщика над невольниками в рудниках или помощника главного ловчего или даже пойти в гвардию сына Солнца?

— Нет, о святейший. Я из крестьян, и для меня существует только земля. И Иллья тоже…

— Хорошо. Это легко сделать. Но не сейчас. Сюда прибывает сын Солнца, будет грандиозное празднество, потом начнется охота. После охоты приходи ко мне со своей Илльей. А сейчас отправляйся к главному ловчему Кахиду, который тебя посылал.

— В Силустани?

— Нет. Инка Кахид уже близко, в крепости Писак. Почему он так интересуется крепостями? Ты не слышал ли чего?

Синчи не выдал себя ни жестом, ни взглядом. Он отвечал быстро, почтительно, спокойно:

— Я не знаю, о святейший. Я провел главного ловчего через горы к Силустани, но он расспрашивал меня только о том, сколько народу выйдет загонять зверей с той стороны. Да, вот еще: ловчий Кахид интересовался, готов ли новый дворец для сапа-инки.

— Для какого сапа-инки? — вдруг спросил жрец, пытливо глядя на гонца.

Но Синчи отвечал по-прежнему спокойно:



— Но ведь на свете только один сын Солнца — сапа-инка Уаскар.

— Ну, ладно, иди, — уже нетерпеливо бросил жрец.

— Но… но, святейший, не мог бы я сбегать в Кахатамбо? Я бы обернулся за один день. И…

— Сейчас не время для этого. Ты должен отправляться в Писак! — гневно ответил жрец. — Твоя Иллья может подождать.

Синчи выходил из храма не торопясь. Вдали за озером виднелись вершины над Кахатамбо, уже подернутые фиолетовыми сумерками. За ночь он поспел бы туда. К Иллье. На сторожевом посту он предъявил бы свою золотую бляху, так же как и старейшине айлью…

Но жрец приказал ему отправляться в Писак, к ловчему. Этот жрец, кажется, способен читать мысли. Лучше бы он побыстрее забыл об Иллье. Поэтому безопаснее идти, куда он приказывает. Зачем возбуждать его гнев.

Пусть сперва здесь принесут в жертву эту девушку, эту деву Солнца, а потом забудут обо всем и займутся большой охотой.

После охоты Синчи предстанет перед Илльей. Но только после охоты.

Лишь на короткое мгновение представил он себе, что произошло. Спасая Иллью, он обрек на смерть деву Солнца Илкаму. Она идет из Котакампы, она уверена, что станет женой сына Солнца, но ее здесь ожидает смерть.

Он отогнал чувство жалости и тревогу, словно назойливую осу. Боги жаждут жертвы. Пусть же в жертву принесут Илкаму, из рода инков, лишь бы жила на свете его милая, простая девушка Иллья.

Глава пятнадцатая

«Уильяк-уму, верховному жрецу в Куско, докладывает Тапу из Юнии. Жертва принесена, как было приказано. Боги приняли ее благосклонно. Теперь готовится мумия, достойная поклонения».

Такое сообщение часки понесли на юг в тот день, когда Уаскар приказал начать большую охоту.

Илкама, одурманенная отваром из листьев коки, пошла на смерть безмолвно и покорно. Только главная мамакона, опекающая дев Солнца, попыталась вмешаться. Ведь не для этого же она отправила в Юнию лучшую свою воспитанницу. Однако при виде кипу, полученного от самого уильяк-уму, ей пришлось умолкнуть.

Торжественное жертвоприношение, столь редкое в небольших храмах, и охота вызвали всеобщее возбуждение, и никто не обратил внимания на то, что с юга перестали поступать вести. Скоро они не стали приходить и с запада, прекратились сигналы, которые посылал пост на перевале, по дороге, ведущей к морю. Это заметил лишь дворцовый повар, так как к королевскому столу не доставили черепах и свежую морскую рыбу. Но вдоволь было всяческих прочих яств, и он не поднял тревоги.

Весь двор обосновался в Уануко, где на время охоты должна была оставаться койя. Туда уже прибыл и главный ловчий Кахид.

Кольцо облавы, в которой приняло участие все местное население и гарнизоны окрестных крепостей, наконец сомкнулось, и ни один зверь из него не выскользнул. Насколько можно судить, в этом кольце — большие стада вигоней и гуанако, много лесных серн и серн породы пуду, а также оцелотов, маргаев, ягуаров. В южных долинах заметили даже двух или трех черных медведей.

Боги благосклонны, нынешняя охота обещает быть удачнее, чем прошлогодняя.

Когда же незадолго до начала охоты над западными склонами гор показалась огромная яркая радуга — явный знак благосклонности бога Неба, — никто уже не сомневался, что охота будет удачной.

Но Кахид поглядывал на радугу с удивлением. Почему она оказалась на западе, когда сын Солнца отправляется охотиться на восток?

У Кахида было множество всяческих забот, и он недолго раздумывал над странной приметой. Для этого существуют жрецы. Ну, а охота удастся на славу.

Еще ночью зажглись сигнальные костры на вершинах гор близ Уануко, сразу же вспыхнули и другие огни, огненное кольцо опоясало весь район охоты.

Кахид был уверен, что все будет хорошо: на рассвете начнется погоня, люди его отлично вышколены, и они покажут себя… Огромное кольцо, в котором нет ни единого слабого звена, начнет сжиматься, звери окажутся в западне.

Сын Солнца Уаскар (а он обожал охоту) отбыл из Уануко на рассвете, догнал загонщиков и соизволил идти вместе с ними. При властелине остались начальники дворцовой стражи, Уйракоча и Тупак-Уальпа, главный ловчий Кахид и несколько придворных. Остальные с разрешения властителя растянулись далеко вдоль цепи гонщиков. Там им вольготней было охотиться: не надо было уступать первенства сыну Солнца.

Уаскар отправился на охоту, словно на войну, в легком кожаном панцире с золотыми насечками, в золотом шлеме с перьями и в толстых солдатских сандалиях. Он опирался на длинное копье, наконечник которого был отлит из самой твердой бронзы, остер, как бритва, а по краям снабжен глубокими зазубринами. Два телохранителя несли связки легких дротиков.

Синчи, которого Кахид оставил при себе, шел поодаль, вслед за своим повелителем, готовый исполнить любое приказание.