Люди легенд

Опыт приходит не сразу, а без него не станешь мастером.

Но вот сменное задание было перевыполнено. Стараясь скрыть улыбку под озабоченным видом, Забашта шагал под землей к стволу. На поверхности его встретил начальник участка:

— Как дела, коногон? Сколько сегодня угля вывез?

— Не так чтобы много… тонн двести.

— Ого! Молодец!

Обычно машинисты электровозов водят составы по 20 вагонеток, а Забашта решил прибавить по три–четыре вагонетки на состав. Так он стал вывозить угля больше, чем другие.

«Если быть, так быть лучшим» — эти вычитанные еще в детстве слова Забашта крепко помнил.

Но быть лучшим нелегко.

Сначала Забашта попробовал водить составы на больших скоростях. Этим он увеличил количество ходок от ствола к забою и обратно.

Хорошо. Но можно работать лучше.

Забашта попросил разрешения увеличить состав до тридцати вагонеток.

Начальник участка с удивлением взглянул на молодого горняка. Никто из «стариков» не водил составы такой тяжести.

— Что ж, попробуй!..

И вот тридцать груженных углем вагонеток. Состав так длинен, что машинисту не видно в темноте штрека конца поезда. Там, вдали, сигналит лампочкой кондуктор. Поехали! Состав плавно, чтобы не разорвать сцепку, трогается с места. Шахтеры с интересом смотрят на необычный состав. Набирая скорость, гремит по штреку подземный поезд. Подъем, поворот, еще поворот, и вдали замелькали огни рудничного двора.

Гудит земля под колесами машины. В кабине электровоза Забашта в рубахе–косоворотке, видной под распахнутой курткой. Спешит подземный скорый! До конца смены еще часа два, а Забашта уже выполнил норму. Так, только так водил бы составы Сережа Тюленин, только так работали бы герои–молодогвардейцы, если бы жизнь их продолжалась. А впрочем, впрочем, она продолжается…

…Горела вполнеба вечерняя заря. Мы шли е Забаштой по Краснодону. В городской парк к братской могиле молодогвардейцев, утопающей в живых цветах и усыпанной желтыми осенними листьями, приехала экскурсия. Две девушки вынесли из автобуса венок, и делегация торжественно возложила его на могилу у высокого обелиска. Один из шахтеров, волнуясь, произнес перед собравшимися речь. Он сказал, что горняки Гостова склоняют головы перед подвигом героев и в память о них обязуются каждый день выдавать уголь сверх плана.

Забашта стоял серьезный, немного грустный.

— Интересно бывает в жизни, — сказал он в раздумье, — можно прожить на свете сто лет, и никто не будет об этом знать, словно и не жил человек. А можно прожить восемнадцать лет и остаться в памяти народной на века. Отчего так? Наверно, ответ в том, как жить. Бывает, работает человек не плохо, но живет только для себя. А помрет — и не знаешь, для чего жил человек. Ни сказок о таком не расскажут, ни песен не споют. А молодогвардейцы — бессмертны! Почему? Да потому, что жили для народа.

Часто говорят: люби Годину. Как же иначе — Годину любить нужно, но мало этого. Надо, чтобы Година тебя любила!..

Вторая половина лета в Донбассе была на редкость жаркой. На Украине говорят «спека». Небо от зноя стало белесым, словно выгорело. И степь лежала, пахнущая пылью, покрытая шуршащей сухой полынью. По вечерам солнце опускалось за горизонт, в сплошную пелену оранжевой пыли.

Шахты Краснодонского района тянутся далеко на восток. Последние из них возвышаются над Донцом, сверкая огнями, как маяки. Весело зеленеет вдали пойма Донца.

…Медленно опускаются сумерки, тихие сумерки южного края. Вода, отражавшая румяную зарю, тоже стала нежнорумяной. А с восточной стороны, где небо было темно–синим, светлая река отразила прибрежные деревья — опрокинутые зеленые дубы стоят в воде будто живые.

Уже никого нет на берегу, привязаны лодки, разошлись люди, и течет неслышно величавый Донец.

Зажглась в небе первая звезда и повторилась в речной воде. Раскинулся над затихшей рекой небесный звездный купол. И вот уже Можно было ясно видеть два созвездия Большой Медведицы: одно — в небе, другое — в Донце.

От пения цикад стоит мелодичный серебристый звон. Стало совсем темно. Где‑то на дальнем берегу зажгли костер. Пламя вздрагивает, то увеличиваясь, то затихая. Но вот оно достигло почти верхушек деревьев и отразилось в реке длинным огненным языком.

Издалека донеслась песня. Чьи‑то дружные голоса негромко, задумчиво пели: «Это было в Краснодоне, в грозном зареве войны…»

Пришли из станицы ребятишки–рыболовы. Они сидят на берегу против закинутых в Донец удочек и, кутаясь в отцовские, с длинными рукавами, ватные пиджаки, жуют краюхи хлеба с дыней и тихо переговариваются:

— Хорошо поют где‑то… Должно, пионеры…

— Что ты, лагеря давно уехали… Это экскурсия из Краснодона возвращается, вот и остановились.

— Что же вы в такой темноте ловите, ребята? — спросил я, подходя к лодке.

— Рыбу, — ответил спокойный, немного насмешливый голос.

— Рыба не увидит вашу приманку.

— Увидит. Тут таких сомов ловили, дай боже…

— И поплавка не видно…

— Зачем его видеть? Сом глотает сразу. Только держи удочку, а то утянет, — ответил мальчик и замолк, глядя в Донец, полный звезд.

Почему‑то подумалось мне при взгляде на это серебряное звездное мерцание, что, наверное, не раз летней ночью Люба Шевцова и Уля Громова с подругами любовались этими звездами и в шутку загадывали, чья та звезда, чья эта…

Погибли юные, а звезды горят и вечно будут мерцать над степным шахтерским городком…

В. Баркан, В. Плешевеня

СТРАНИЦЫ ИЗ ЖИЗНИ ДМИТРИЯ ГУЛЯЕВА

Шли нестройной колонной, вдыхая ароматные запахи леса. Лица у всех были возбужденные, е них еще не сошла горячка недавнего боя. Вспоминали подробности. В голове отряда вместе с комиссаром Легостаевым шагал командир отряда Дмитрий Гуляев.

Кто–до тихо напевал «Из‑за острова на стрежень». Гуляев прислушивался с минуту, а потом, озорно толкнув комиссара локтем, сказал: «А что, если погромче?». Но в тот же миг к Гуляеву подбежал связной из высланного вперед дозора.

— Товарищ командир. Немцы…

— Где? — С лица Гуляева сразу сбежала улыбка.

— В направлении на Борборово движется немецкий обоз, повозок пятьдесят, — четко доложил связной. Затем, уже не официальным тоном, добавил :

— Гастянулись на целую версту.

Гуляев отдал приказ о боевой готовности, а сам вместе с связным быстро взобрались на небольшой холм, где их поджидал командир дозора. Замаскировались.

Узкая лента дороги проходила метрах в трехстах от леса, за лугом с редким кустарником. Скрытых подступов к ней не было. Очевидно, немцы побаивались нападения партизан, ехали с интервалом между повозками в 30–40 метров. На каждой — 3–4 солдата.

В таких условиях засада не всегда приносит успех. Тем более что партизан было в несколько раз меньше — всего лишь три десятка.

Внимание привлекала необычная форма солдат. На многих были офицерские шинели.

Гуляев не знал, что перед ним группа немецких офицеров, отбывавшая с Восточного фронта домой в отпуск. В дороге офицеры решили пополнить свои чемоданы. Комендант Глусска, обер–лейтенант, не только подсказал им объект для грабежа — деревню Борборово, но и поехал с ними проводником, прихватив из гарнизона усиленную охрану солдат.

Обо всем этом Гуляеву стало известно несколько дней спустя.

Повозки приблизились. Передние вот уже скрылись за поворотом. Стало ясно, что преградить путь оккупантам в деревню не удастся — до нее оставались считанные метры. Отряд скрытно двигался по лесу, не теряя из виду гитлеровцев.

А потом до партизан донеслись стрельба, крики, над деревней показался дым. Немцы подожгли ее.

Сердца партизан наливались яростью.

У ГуляеЕа созрело решение. Назад немцы могли возвращаться только по этой же дороге. Он вспомнил, что недалеко от соседней деревни Клетное есть подходящее место для засады. Лес подходил почти к самой дороге и возвышался над ней горным уступом. Если верить старой легенде, когда‑то на этом месте за золото убили человека, поэтому называлось оно Золотой горкой.