Страница 17 из 156
Нет, никак нельзя думать сейчас о расправе с конвойным, пусть останется пока неотомщенным удар, он расквитается за все сразу, потом. Главное выбраться, взяться снова за оружие.
Давид Бакрадзе стал одним из организаторов группового побега. Центром, штабом подготовки избрали лагерный лазарет. Пленные врачи устроили его санитаром. Теперь важно было перевести сюда Анисимова, Минко и других организаторов. А как? За дело взялся Миша Тартаковский, служивший у немцев переводчиком. Хитростью, обманом, выдавая себя за татарина–националиста, он втерся в доверие к лагерному начальству и тайком помогал своим. Однажды он сообщил Бакрадзе и Анисимову, что все готово. Это значило, что подпольщики города Конотопа, с которыми сумел установить связь Ной Чабукиани, разработали для беглецов маршрут и выделили проводников; оставалось назначить время. Выбор пал на воскресенье. Обычно немцы пьянствовали по воскресным дням, и в это время лагерь охранялся слабее.
29 августа 1942 года выдалось особенно удачным: охранять пленных поручили полицейским и одному немцу.
Напряжения последних часов ни с чем не сравнить: поминутно казалось, что вот–вот все сорвется, начнется тревога. Ближе к вечеру — волнение растет. «Только бы у людей хватило выдержки ничем себя не выдать», — беспокоились Бакрадзе и Анисимов.
Наконец день погас, спустились сумерки. Спокойным шагом Давид Бакрадзе и Сергей Анисимов подошли к воротам. У прохода сопровождавший их Тартаковский объяснил караульному, что ведет «могильщиков», закапывать умерших. Подозрения не вызвали. Достигнув окраины города, остановились у болота, стали считать минуты, ожидая, пока подойдут остальные группы беглецов, выбравшиеся из лагеря другими путями.
Первая ночь на воле прошла в пути, хотелось успеть уйти как можно дальше. Комсомольцы–проводники уверенно вели группу.
Вот наконец лес — Спадщанский лесной массив. Осталось переплыть Сейм, берега которого охранялись немцами. А там Брянские леса, партизанская сторона.
Молча один за другим бросались беглецы в реку и долго плыли под покровом ночи к противоположному берегу. Вспомнилась горная Дзирула, это она выучила мальчишку Давида плавать. Вот когда пригодилось!
Мысль то и дело возвращала в лагерь. Не трудно было угадать, какую злобу и жестокость вызвал обнаруженный побег. И все же не угадал, не знал Давид, что нет уже Ноя Чабукиани, оставшегося для организации нового побега, что фашисты «похоронили» и Давида с Сергеем: притащили окровавленное тряпье и объявили, что одежда снята с убитых. Для острастки. Чтоб знали военнопленные — так будет с каждым, кто решится бежать.
Опасности ждали беглецов и впереди: в пути погибли две женщины–разведчицы, и еще двух бойцов, поплатившихся жизнью за свою неосторожность, недосчиталась группа.
Встречные жители на вопрос о местонахождении партизан отвечали осторожно, не смея откровенничать с неизвестными. Встреча произошла неожиданно. Не зная, кто идет им навстречу, беглецы, услышав выстрел, открыли ответный огонь. Но скоро разобрались: это были разведчики отряда Ковпака. Они и привели пополнение в партизанский лагерь близ села Старая Гута, к ярко пылающим в лесу кострам. От того дня в памяти Давида осталось яркое пламя костров и приветливая улыбка комиссара Семена Васильевича Руднева (он тогда заменял Ковпака, вылетевшего по делам в Москву). Вся душа этого чудесного человека светилась в его улыбке. Он предложил новичкам побыстрее улечься, отдохнуть.
Но вернемся к фильму, с которого начали.
Летом 1963 года исполнилось двадцатилетие Карпатского рейда партизан — самого трудного и славного в богатой истории соединения Ковпака. На места боев съехались многие участники похода. Бакрадзе поехал с женой и сыном. И когда он встречался с друзьями, местными жителями, беседовал, расспрашивал, рассказывал, когда шли митинги, произносились речи, его двадцатилетний сын — студент заносил все происходящее на кинопленку.
Сейчас мы смотрим этот кинодокумент вместе — я в первый раз, Давид Ильич — чуть ли не в сотый. С охотой и, кажется, с удовольствием он берет на себя роль диктора и гида, вдыхая жизнь в беззвучные кадры.
Вот мы в пути, приближаемся к Карпатам…
Дорога, дорога, то тянется ровной лентой, километр за километром стелется под колеса автомашины, увлекая все дальше, то вьется серпантином в ущельях, то взлетает вверх и падает вниз с перевала на перевал… Мелькают домишки, встретится крестьянка в белой гуцульской рубашке с вышивками у плеч. Разбегаются по склонам великаны буки и высокие островерхие пихты…
Сердцу горца Карпаты напоминают Грузию — только холоднее, суровее, темнее здешние леса. Недаром лес у подножия гор называют Черным.
Воевать в горах куда сложнее, чем на равнине, даже ковпаковцам, которые к началу Карпатского похода уже успели пройти тысячи километров по тылам противника.
Вот вплотную к шоссе приблизился бурный горный поток, белая его грива — вся в движении. Точно младший брат реки Ломницы, которую пришлось перейти партизанам на пути к Карпатам. За рекой, на том берегу, стояли немцы, подтянувшие большие силы. Но обойти Ломницу не было никакой возможности. Оставалось одно: одолеть. За рекой верный друг партизан — густой лес, а дальше в горах нефтепромыслы, важные коммуникации врага — цель ковпаковского рейда.
Ждать нельзя. Партизанский дед — Ковпак решил: форсировать Ломницу. Дал командиру 9–й роты Бакрадзе подкрепление и поручил ему нанести удар по врагу.
С боем взяли место, где можно было переправиться. Ударную группу Бакрадзе оставил на подступах к броду; остальные, подняв вверх оружие, вошли в бурную воду. Важно было сухим донести его до противоположного берега и сразу же пустить в ход. А бой уже шел на обоих берегах. В одно и то же время партизаны атаковали немцев с двух сторон, не давая опомниться, теснили все дальше, очистили добрый десяток километров. Артиллерийская батарея и обоз переправляли, пока Бакрадзе и его «хлопцы» бились с немцами.
Слово «хлопцы» у Давида Ильича появляется неожиданно, как цветок на снегу. По–русски Бакрадзе говорит с характерным акцентом, который сразу выдает в нем кавказца, грузина. И вдруг залетное, напоенное украинскими степными запахами слово «хлопцы!» — теплое, домашнее слово, далекое от строгого военного языка.
— Видите? Это село Россульня — ворота в горы! — поясняет Давид Ильич новые кадры.
Три роты и батальон, выделенные Ковпаком для разгрома немецкого полка СС, стоявшего в Россу льне, — такой большой группой Бакрадзе пришлось командовать впервые.
Ковпак, вызвав командира 9–й роты в штаб, говорил кратко, ничего не смягчая, не скрывая. Враг собирается дать здесь решающий бой, не пропустить партизан в горы. В первую очередь надо уничтожить эсэсовский полк. Это предстояло сделать Давиду Бакрадзе.
— В два часа ночи вы атакуете село, — коротко заключил Ковпак.
Бакрадзе стал думать над планом операции. В его распоряжении роты Горланова и Дегтева. С другой стороны села ждет приказа батальон Матющенко. Несколько сотен бойцов против по меньшей мере тысячи двухсот гитлеровцев. Как тут не задуматься? Но ведь у войны, да еще у партизанской, — своя бухгалтерия.
— До встречи! Ждем с победой! — напутствовали Давида при прощании Сидор Артемьевич Ковпак и Семен Васильевич Руднев.
Бакрадзе отдал распоряжения: рота Горланова должна ударить слева, Дегтев — справа. В центре — сам, его 9–я рота, его хлопцы. На небольшом расстоянии от Россульни приготовилась к бою партизанская артиллерия: ей приказано поддержать наступление трех ударных рот и потом батальон Матющенко, когда на него навалится отступающий враг…
Вокруг тишина, ничто не предвещает близкого боя. Тянутся последние минуты ожидания. Самые трудные. Все готово, а начинать нельзя: стрелки часов не подошли к условным цифрам.
Зловеще прошипела сигнальная ракета, осветила погруженное в сон село. И — сразу тишина ночи взорвалась боевым кличем, исторгнутым сотнями ртов, топотом ног, бешеным цокотом лошадиных копыт. Застрочили автоматы, резанули пулеметные очереди, заметались между домами светлые фигуры: немцы спросонья выскакивали в одном белье. Быстрее, быстрее вперед, бить, не давая врагу опомниться, организовать оборону!