Страница 30 из 66
В дверях Иван Каширин столкнулся с братом Николаем. Порывисто притянул к себе, поцеловал острую скулу:
— Коля, старейший, умнейший, здравия желаю. Как нога‑то, заживает?
— Заживет! Ковыляю понемножку. А ты молодец! Иглино взял лихо. Как там наши в обозе?
— Давно не видел. Все — «ура» и «ура». Побриться и то некогда.
По приказу Блюхера Уральский отряд Павлищева первым форсировал Уфу. За ним через полноводную реку переправились казачий полк Годунова и Верхнеуральский пехотный Погорельского. Эти части должны были отвоевать плацдарм и удерживать его, пока не переправится вся партизанская армия.
В большую башкирскую деревню Красный Яр стекались обозы, повозки с ранеными и беженцами.
Блюхер понимал, какая грозная опасность вновь нависла над измученными отрядами. Командование противника подтянуло свежие части. Они наступают с тыла и с фронта, прижимают усталых красных бойцов к Уфе. Надо уводить армию из‑под удара, переправлять на правый берег.
Блюхер прошел к реке, обшарил в бинокль гладкую равнину, болотца, окруженные кустами:
— Широка и глубока, окаянная. И задерживаться нельзя — отбиваться нечем.
Обернулся к адъютанту Голубых.
— Надо немедленно строить мост. Быстро и прочно. Бери саперную команду. Ни одного бойца больше не получишь. Жмут со всех сторон, только успевай отбиваться. Даю двадцать четыре часа.
— Да что ты, Василий Константинович, смилуйся! Ведь я не колдун, обыкновенный смертный, — взмолился Голубых. — Река Сим поуже и поспокойнее, а там кроме саперов целая рота работала. И мачтовый лес рядышком. А здесь кругом ни черта нет.
— Надо приложить все силы. Возьми у казначея Сандырева деньги. Покупай сараи, гумна, нежилые избы. Не скупись. Можно сказать — строишь мост победы. Постарайся привлечь к делу беженцев и местных жителей. Действуй, действуй!
Голубых понял: разговоры бесполезны, и поспешил к Сандыреву. Нашел его и начальника снабжения Пономаря у лавки купца Бовина.
Рослый, могучий, с пышными, холеными усами казначей Сандырев стоял в тесном кольце башкир и на трескучей лучине жег какие‑то замусоленные бумаги.
Голубых наклонился над ухом Пономаря:
— Чего это он палит?
— Долговые записки купца Бовина. Мы здесь провели ревизии и его лавочку заприходовали. Нашли полный сундук мужицких расписок. Всю округу в лапах держал, мироед!
Хлопья пепла черными бабочками разлетались по кругу, садились на изумленные и радостные лица.
Сандырев уничтожил последнюю пачку, громко объявил:
— Вот мы, большевики, и рассчитались за вас с кровососом Бовиным. Можете спокойно идти по домам.
Костлявый седобородый старик подошел к Сандыреву и, приложив ладони к груди, рвущимся голосом произнес:
— О, агайлар! О, интэшлэр! Жамагат, спасибо! — и низко поклонился.
Сандырев смутился:
— А вот это лишнее, отец. Я ведь не Бовин…
И тут Голубых стремительно вошел в круг, помахал рукой, требуя внимания, и, напрягая голос, объявил:
— Товарищи! От имени главнокомандующего Блюхера прошу вас оказать нам посильную помощь в строительстве моста через Уфу.
Башкиры о чем‑то оживленно заговорили по–своему.
Голубых решил, что его не поняли, и почти дословно, только медленнее повторил свой призыв.
И тот же старик перевел землякам, о чем просит молодой большевик. Толпа быстро стала расходиться.
Старик поспешил успокоить удрученного Голубых:
— Не тоскуй. Придут. Много рук придут. Вы нам помогай, мы вам помогай. Гуляй за реку…
Взволнованный, радостный Голубых поспешил на берег, где уже визжали пилы и стучали топоры. Не прошло и десяти минут, как на переправу со всех сторон пошли люди. Несли доски. Волочили на тележных передках годами береженые бревна.
За деревней тяжко ахнули разрывы снарядов. Жалобно зазвенели стекла. Смолкли топоры и пилы. Все повернулись назад, тревожно всматриваясь в оседающее грузное облако пыли и дыма.
— Работайте, товарищи! Работайте! —жрикнул Голубых.
И пропало минутное оцепенение. Строители снова взялись за топоры, пилы, молотки…
А в это время в штабе Блюхер читал донесение командира Троицкого отряда Николая Томина. Весть была тяжелой. Томин сообщал, что белые непрерывно атакуют Ново–Кулево. Цепи противника подошли на сто шагов. Нет патронов. Три раза бойцы ходили в контратаки и штыками отбрасывали обнаглевших белогвардейцев. Синим карандашом были старательно подчеркнуты слова:
«Прошу прислать две тысячи патронов, так как бойцы израсходовали почти весь запас. В противном случае не ручаюсь за исход боя».
— Две тысячи патронов! А где их взять? — хмуро спросил главком темного от пыли ординарца. — Пусть полагается на штыки и сабли. Так и передай Томину.
Ординарец провел рукавом по лицу, сказал угрюмо:
— Без патронов я не уйду, товарищ главнокомандующий. Вы характер Томина знаете. В момент сюда погонит. В первый раз просим. Стало быть, шибко худо на фронте.
— Утешил! — Блюхер не спеша подошел к столу, написал распоряжение. — Вот отдашь заведующему складом. Получишь полторы тысячи. И передай Томину, пусть больше за патронами не присылает, а берет у белых.
— Благодарствую, — гаркнул ординарец, боком ударил в дверь и вылетел на улицу.
Блюхер дважды пересек избу, спросил начальника штаба Леонтьева:
— От Ивана Каширина были донесения?
— Пока нет. По–видимому, нет ничего отрадного. Расплющат нас с двух‑то сторон… в лепешку.
— Выстоим. Не в первый раз. Только бы мост поставить…
В дверь грохнули сапогом.
— Опять за патронами! — поморщился Блюхер. — Заходи, заходи…
В избу ввалился казак в длинной мокрой шинели, сообщил:
— От Ивана Каширина.
— Что у него? Письменное донесение?
— На словах передам, — тяжело дыша, сказал казак. — Крепко жмет вражья сила. Тысяч пять, а може, и больше…
— Ну и выдумщик! Что просит Каширин?
— Пехотки надобно подбросить на тот берег.
— В резерве никого нет. Передай Каширину: биться до последнего. От верхнеуральцев зависит судьба всей армии.
Ординарец вылетел за порог, подбежал к коню, вскочил в седло, хлестнул плетью…
Блюхер посмотрел в небольшое оконце. Что делать? Выдержит ли Томин? Можно ли снять какие‑то части с левого берега? Сейчас — нельзя. Белоказаки упорно атакуют. Судьба армии зависит от строительства моста.
Главком надел фуражку и торопливо зашагал к берегу. Увидел огромную шевелящуюся толпу. Скрипели повозки, ржали лошади. Белыми птицами взлетали щепки. Пилы жадно грызли бревна. Блюхер без труда определил — работа выполнена примерно на одну четверть. За сутки, пожалуй, мост не сделать. И материал подержанный. Выдержит ли мост обоз раненых, беженцев и артиллерию?
Подбежал Голубых. Мокрая гимнастерка прилипла к лопаткам. Шумно дыша, доложил:
— Купил два дома. Еще три сарая разобрали. А главное, народ тащит и тащит. С миру по бревнышку да по досочке. Вот жаль, скоб нет… Гвоздей новых…
В воду рухнул снаряд. Взрыв взметнул высокий столб воды. Брызги окатили Блюхера и Голубых.
Люди припали к земле. Седой старик что‑то крикнул по–своему. Башкиры быстро встали. Их руки нашли топоры и пилы.
Голубых попросил:
— Уходи, Василий Константинович. Справимся, не беспокойся…
С правого берега докатилась частая пулеметная и ружейная стрельба.
— Никогда еще так трудно не было, — тихо сказал Блюхер. — Как‑то там держатся Каширин и Томин…
— Вывернутся. Завидной храбрости командиры.
Блюхер посмотрел на часы, покачал головой и пошел в штаб.
А в это время Иван Каширин, развернув прибывшую пехоту для обороны района переправы, приказал Семену Голунову послать разведку и выяснить, какие силы прикрывают наступающих вдоль берега Уфы белых.
Командир Верхнеуральского отряда Иван Дмитриевич Каширин