Клятва рыцаря

Герлин задавалась вопросом, не настояли ли на этом Леопольд или Мария, — маленький астроном, определенно, предпочел бы пить вино и вести глубокомысленные беседы с Соломоном. Астролябия стала для рыцаря предлогом присоединиться к ним. Он сделал вид, что его чрезвычайно заинтересовал и этот прибор, и звездное небо. С притворным благоговением он выслушивал объяснения магистра относительно самых простых вещей. Возможно, господин Мартинус и был выдающимся астроном, однако он не был хорошим учителем. Вопросы Леопольда и Марии чаще всего оставались без ответа, магистр показывал им только лишь как делать вычисления с помощью астролябии.

Герлин видела, что Соломон едва сдерживается. Лекарь всегда охотно объяснял и обучал, и когда Мартинус наконец стал только пить, Соломон схватил астрономический прибор и стал пылко разъяснять, как использовать нанесенную на него градусную сетку, линии и азимутальные круги. Сначала он обращался к господину Леопольду, однако затем оказалось, что Мария более умело обращается с прибором. Она скрупулезно высчитывала разности долгот и высоту звезд — и при этом не обратила внимания на то, что ее вуаль сползла, открыв лицо. Оно привлекло внимание Авраама, юный еврей смотрел на девушку, словно зачарованный. Он не сводил восхищенного взгляда с сияющего лица Марии, отмечая изящество ее движений, когда она убирала упавшие на лоб пряди.

Соломон вскоре заметил горячий интерес племянника к девушке и поспешил закончить урок. Герлин же заботило другое. Господин Бертольд все еще сидел с ними у костра, невозмутимо пил вино и в равной степени уделял внимание Герлин и Соломону. Однако если урок он слушал вполуха, то с Герлин не сводил глаз. Вскоре молодая женщина уже не знала, куда смотреть, чтобы не встретиться взглядом с рыцарем.

А позднее он подкараулил ее, когда она перед сном направилась в кусты справить нужду.

— Я желаю вам спокойной ночи, госпожа Линдис, — с улыбкой произнес рыцарь. — С вашим невероятно образованным цирюльником. Возможно, он все же подходит вам…

— У меня мороз по спине пробегает при виде этого мужчины! — пожаловалась Герлин, забравшись в повозку. Она дрожала, свернувшись калачиком на постели. — Я просто не понимаю, что ему надобно. Его интересует только мое тело или же моя тайна?

Соломон пожал плечами:

— Кто же не станет вами… тобой… восхищаться? Но я предполагаю, что он хочет большего. Похоже, ему нравится играть с тобой. Или же с нами… — Лекарь нервно поглаживал бородку, которую он стал отращивать с те пор, как господин Бертольд начал проявлять любопытство. — По меньшей мере он чувствует, что здесь есть какая-то тайна.

Герлин распустила волосы, забыв в этот раз задернуть занавес, отделявший ее спальное место.

— Не могли бы вы… не мог бы ты запретить посторонним похотливо посматривать на твою жену?

Соломон горько рассмеялся.

— Я? Поставить на место рыцаря? Герлин… Линдис… — Соломону, равно как и Герлин, было сложно играть свою роль, когда рядом не было чужих. Однако оба понимали, что им следовало быть острожными. В этом Герлин убедил последний намек Бертольда на отсутствие нежности в их отношениях. — Должен ли я вызвать его на поединок? — Глаза Соломона засветились, словно он был совсем не против сделать это.

Герлин усердно закивала. Очевидно, она считала это возможным.

— Почему нет? Ты ведь христианин! — напомнила она ему. — Ты можешь носить при себе меч! И ты владеешь им ничуть не хуже любого рыцаря!

Соломон улыбнулся — польщенный или же нежно и с сочувствием?

— Твое доверие — честь для меня, — мягко произнес он. — Но как ты думаешь, что со мной сделают, если я отрублю этому негодяю голову? Разумеется, и за простыми людьми признается право защищать свою шкуру. Но если я нанесу поражение рыцарю… в поединке на мечах… Это будет очень подозрительно, Гер… Линдис. Да и другие рыцари набросятся на меня. А если они узнают, что рыцаря убил еврей, нас уже ничто не спасет, и меня повесят на ближайшем дереве!

— Так что же нам делать? — в отчаянии воскликнула Герлин.

Соломон пожал плечами. Он не смотрел ей в глаза, только сжал руки в кулаки.

— Ничего, — горько ответил он. — Мне очень жаль, но я не могу ничего сделать, чтобы защитить тебя и не навлечь на нас подозрения. Единственное, что ты можешь сделать, — это стараться как можно чаще быть в обществе других женщин. Не допускай, чтобы он подкарауливал тебя одну. Держись возле Марии. Кем она приходится господину Мартинусу? Его содержанкой или служанкой? Если ничего не изменится, буквально не отходи от этой странной Марии. Впрочем, она очень умная девочка, пусть даже и потаскуха. Где же старый развратник смог ее отыскать? Не похоже, что она родилась на улице.

Герлин высказала пару предположений. В любом случае, было приятней размышлять о Марии, чем о вызывающем беспокойство господине Бертольде. Соломон уже давно заснул, а Герлин все еще ломала голову над тем, кто же такая Мария. Она держалась не как служанка или крестьянка. Да и ее манера распускать волосы, а также дорогие платья говорили о благородном происхождении. К тому же еще и собственная астролябия… У господина Леопольда не было такого прибора. Ворочаясь без сна на постели, Герлин внезапно услышала чьи-то шаги.

Охваченная ужасом, она выглянула из-под навеса повозки. Господин Бертольд? Возможно, рыцарь так осмелел после выпитого вина, что решился прийти за женой цирюльника? В этом случае Соломону придется встать на ее защиту с мечом, хочет он этого или нет!

Герлин испытала невероятное облегчение, узнав господина Мартинуса, который, слегка пошатываясь, направлялся от своей крытой повозки в лес. Герлин спрашивала себя, что ему там могло понадобиться, но вскоре увидела, что Мария покинула свою палатку. В нерешительности она остановилась у все еще тлеющего костра — и схватила бурдюк с остатками вина, который там лежал. Господин Мартинус почти опустошил его, однако Мария все же смогла сделать большой глоток. Девушка выпила вино с жадностью. Затем она с опущенной головой и скрытым под вуалью лицом прошла между палатками рыцарей.

Герлин знала эту манеру держать себя. Она часто замечала ее у девочек при дворе госпожи Алиеноры, когда их выдавали замуж за незнакомых мужчин и нередко против их воли. Благородные, сильные духом девушки также в отчаянии, однако стараясь сохранить самообладание, вступали в круг рыцарей, как Мария входила сейчас в лес. Она шла тяжелой поступью, но держалась с достоинством — хоть ей вслед и раздавались хохот и оскорбления караульных, от внимания которых не ускользнул ее уход.

«Впрочем, она очень умная девочка, пусть даже и потаскуха…» Несмотря ни на что, Герлин не могла презирать девушку. Раз она отдавалась Мартинусу, значит, у нее были на то свои причины.

Герлин могла только посочувствовать ей.

На следующее утро господин Мартинус жаловался на полное истощение, на что госпожа Марта отреагировала недвусмысленным замечанием. Герлин не видела, покраснела ли Мария под вуалью. Авраам пронзал пожилую женщину свирепыми взглядами. После того как он увидел лицо Марии и был потрясен ее красотой, он увивался за девушкой. Он постоянно предлагал Марии провести ее мула по плохой дороге и пытался — сначала тщетно — вовлечь ее в разговор. Герлин могла бы открыть ему тайну, что для этого было нужно. С недавнего времени она знала, что достаточно было упомянуть при девушке названия парочки звезд, чтобы разговорить ее. Однако ей не хотелось обострять и без того весьма напряженные отношения между Соломоном и Авраамом. Соломон неусыпно следил за племянником и его новым предметом увлечения.

— Да оставьте же вы его в покое! — пыталась урезонить Герлин лекаря, который уже в третий раз не ответил на ее вопрос, потому что не спускал глаз с Авраама и Марии. — Что плохого в том, что он немного поухаживает за девушкой? Он сам скоро поймет, что она… — Она не стала продолжать, так как считала предательством поведать правду о Марии.

— А если его это не беспокоит? — раздраженно отозвался Соломон. — Что, если моего нерадивого родственника не заботит то, что девчушка принадлежит господину Мартинусу?