Страница 9 из 43
Первыми на перемычку между предвершинным гребнем и вершиной (7400) поднялись ленинградцы, потом наши ребята. Последним - я. Миша ждал, спросил: "Можешь собраться?" Ответил, чтобы шли без меня, и остался ждать.
А. П.- А до вершины - 95 метров... Скажи, что ты чувствовал там, на перемычке?
С. Б.- Ну, прежде всего, по достоинству оценил поступок друга. Отлично понимая, что уже поздно, очень поздно, Миша остался ждать меня, чтобы помочь взойти на вершину. Но было ясно, что с моим "темпом" о ней нечего и думать. Потом, когда ребята шли наверх, а я их ждал, было такое чувство, как после срыва на соревнованиях скалолазов. Только что ты рвался к очередной высоте, но вот сидишь внизу, и твой результат - "баранка".
Ленинградцы поднялись на вершину в 16 часов 40 минут, наши - через 20 минут. Как потом оказалось, этот короткий промежуток времени вместил немало событий.
Балыбердин, Шопин и Разумов спускались с вершины. Туркевич шел вверх. Когда встретились, Бэл сказал, чтобы Миша поворачивал вниз - база запретила подъем. Двойка Москальцов - Василенко уже на вершине. Растерянно ждет Мишиного решения Юра Янович.
"Ты иди, Юра, я догоню". - Туркевич поворачивается к Бэлу.- "А ну, дай рацию! Что за непонятное решение, когда до вершины 50 метров?" - "Раз я сказал, значит, поворачивай и не рассуждай",- сердится Бэл, но рацию все же дает. Через 15 секунд Миша получает "добро" и почти на вершине догоняет Юру.
А. П.- Скажи, что это было - боязнь базы за ваши жизни? Или все же "козни" Балыбердина? Видимо, он не очень хотел делить свой успех еще с кем-то?
С. Б.- Думаю, все же второе. Не хотелось Бэлу, чтобы героев стало больше, не хотелось... Когда они начали спуск, уже темнело. С наступлением ночи резко похолодало, начался снег с поземкой. Найти в такой темноте пещеры - дело почти безнадежное. Связались веревкой (на этот раз и Москальцов не отказался). После часа блужданий в потемках по ледопаду я ко всем своим неудачам этого дня добавляю еще одну - проваливаюсь в трещину. Расклиниваюсь в ней. "Как дела?" - спрашивают сверху ребята. "Сейчас отдышусь и вылезу". Вылезаю. Нет, не зря мы связались. То один, то другой "ныряют" в трещины: мы ищем свой бивуак. На часах девять вечера. Пещер нет как нет. Без фонаря найти их на этом склоне немыслимо. Но фонаря никто не взял (лишние граммы!). Чувствуем, пещеры где-то рядом. Дорого же дал бы каждый за надежный снежный свод, теплый спальник, кружку чаю...
А. П.- Холодная ночевка на такой высоте, зимой. Мне не по себе от одной мысли о том, чем обычно заканчиваются подобные приключения.
С. Б.- Ты же знаешь, в таких случаях убивают не столько высота, мороз, ветер, сколько паника, страх. Мы - давно схоженный коллектив, все ждали, что скажет наша команда. Кто-то предложил закапываться в снежные ямки. Это был сомнительный выход: даже если бы не замерзли насмерть, то обморозились бы все. Короче, положение было серьезное, но не безнадежное. И мы продолжали поиски. Нашли небольшую щель. Поначалу в нее пролез один Туркевич. Узкое пространство ледяного разлома Миша расширял, делая его нашим убежищем. Работал на ощупь, с закрытыми глазами, натянув на голову капюшон куртки, чтобы осколки не летели за шиворот. Как ни пытались наладить ему освещение, целый коробок спичек исчиркали,- ничего не получилось. Огонек сразу задувало. Снизу сильно сифонило мелким, пылеобразным снегом.
Наш "проходчик" орудовал ледорубом почти до полуночи и расширил щель настолько, что мы и трое ленинградцев уместились. Представь, как было холодно снаружи, если, когда влез в эту берлогу, показалось, будто попал в теплый дом. Очень хотелось спать. Но нельзя.
Можно не проснуться. Тормошил ребят, уговаривал петь, шевелиться. Вспомнил все, какие знал, анекдоты. Но сон наваливался, тяжелый, как глыба льда. Каждые полчаса-час я смотрел на часы, толкал, будил ребят. И снова проваливался в небытие. Под утро несколько раз снилось, что выходим из тоннеля, в котором провели ночь.
А. П.- Говорят, в последние минуты жизни человек видит перед собою тоннель. Может, ты был у последней черты? И каждый раз поворачивал от нее...
С. Б.- Кто знает? Как-то, не хочется думать о последней черте. Кариматы остались в пещере. Я сидел сначала на рюкзаке, потом на поролоне от автоклава. Спиной все время на льду. Радости все это, понятно, не доставляло. Наконец, в 8 утра стали тормошить тех, кто ближе к выходу. А когда вышли, поначалу никак не могли сориентироваться. Наконец, определились, пришли к своим пещерам, попросил Бэла выйти на связь, сказать, что мы живы, все в порядке. Не захотел...
А. П.- Представляю, как о вас беспокоились.
С. Б.- Ребята потом рассказывали, какую мучительную ночь провели они в базовом лагере. Когда утром увидели на горе неизвестно откуда появившиеся точки, стали с тревогой считать: один, второй, третий... Седьмой! Все живы!
...Спустились на 6500, и база сама вызвала меня на связь. Сообщил вниз, что самочувствие, в основном, нормальное, но есть обморожения рук и носов. Снизу посоветовали не расслабляться, поскорее спускаться в лагерь на 6100. Пообещали освободить его для нас (там планировалась ночевка групп, идущих наверх).
"Когда считать мы стали раны", оказалось, что у Гены обморожены пальцы рук, у Юры - также пальцы рук и нос, Леша Москальцов обнаружил, что не чувствует пальцев ног. Сразу же сделали им уколы трентала и ком-пламина.
Смешное и грустное часто в жизни соседствуют. Вот и тут, казалось бы, не до шуток - ребята обморозились. Срочно надо спасать им пальцы. Но ампулы после всех приключений замерзли. Чтобы сделать инъекцию, надо их разогреть. Каким образом? Во рту. Вид у Леши и Гены с ампулами за щеками был очень комичный. И мы, и они сами не могли удержаться от смеха.
А. П.- Хорошо, хоть вы с Мишей не обморозились. Почему же не избежали этого ребята? И когда, по-твоему, это произошло?
С. Б.- Думаю, обморозились на пути к вершине или на спуске с нее. В той ситуации достаточно было на минуту-другую переключить внимание, забыть о контроле за самочувствием. Леша, например, решил перед выходом утеплить свои ботинки, положил дополнительные стельки и чуть-чуть сдавил пальцы. В результате остался без них. Но могу поручиться: обморозились не во время холодной ночевки. Юра Разумов, как потом выяснилось, ночью снял бахилы и наружные ботинки, остался только во внутренних. Это был, мягко говоря, опрометчивый шаг. Но Юра как раз и не обморозился!
Помню, с каким трудом мы преодолевали подъем с плато на контрфорс Бородкина. Чтобы спуститься, необходимо было взять этот последний барьер. Шаг за шагом. Триста метров казались бесконечными, как Вселенная. Дул сильный ветер с поземкой. Холодно. А у меня перед глазами "стояла" бутылка с боржоми. Мы сутки не ели и не пили. Мучила жажда. На высоте 5700 встретили ребят из вспомогательной группы армейцев - С. Овчаренко и А. Студенина. Нас напоили горячим чаем. Но он не утолил жажду. Мечтал о боржоми! На леднике - приятная неожиданность: нас встретили Коля Черный и Каманча - наш друг корреспондент журнала "Юность" Володя Лукьяев.
В базовом лагере всех сразу осмотрел врач. Гену и Лешу, не теряя времени, уложил под капельницу. Оказал помощь Юре. Уже в темноте ходили встречать группу Бэла. У них обморозился Володя Шопин, тоже уложили под капельницу. А на следующий день всех пострадавших вертолет увез в Душанбе, оттуда в Москву и Ленинград. В спорткомитет пришла телеграмма из 4-й больницы "скорой помощи" Харькова - главврач предлагал помощь обморозившимся.
А. П.- Помощь успела вовремя?
С. Б.- Как сказать. Все могло кончиться значительно хуже. Гена с Лешей, а позже к ним присоединились Сергей Антипин и Валерий Першин, провели несколько месяцев в институте им. Склифосовского. Отделение сосудистой хирургии там возглавляет Владимир Леонович Лиминев - тоже альпинист. Он предложил свою помощь. Сколько таких примеров альпинистского братства, помогающего найти выход из достаточно непростых ситуаций, я мог бы привести! Кстати, "доброжелатели" Лиминева не преминули использовать этот случай в своих целях, у него были неприятности - почему в свое отделение положил, а не в то, где лечат обмороженных. Но Лиминев и его врачи-виртуозы продолжали бороться за ребят. Лекарства для них доставали где только могли - ив Москве, и в Харькове. И все же Гене "постригли" фаланги нескольких пальцев на руках. Леше пальцы на ногах прихватило так сильно, что сохранить их не удалось. Першин с Антипиным тоже не избежали "легкой стрижки".