Да обойдут тебя лавины

А. П.- А еще работал фрезеровщиком, электриком на Днепрогэсе. Закалку получил надежную. Но насчет сашиной толстокожести - ошибаешься. Он все это по сей день переживает... Словом, давай дочитаем его рассказ до конца.

- Самое страшное ждало впереди. Год примерно мне каждую ночь снилось одно и то же. Опять иду на гору. Опять с харьковчанами. И этот кошмар - я один прихожу в лагерь. Может, не стоит писать? Спасала только водка. Наверное, мог спиться. Но - не спился, хочу ходить в горы. Самый драматический момент был на следующее утро в базовом лагере. Пришел автор нашего маршрута - Юра Попенко. С фотографиями стены, с описанием. Я все рассказал и показал, что где случилось. И тут приходят инструкторы из Международного альпинистского лагеря, находившегося на этой же поляне Москвина. И рассказывают, что вечером зафиксировали по радио слова "Украина, Украина" ("Украина"- позывной базового лагеря), я "Харьков" ("Харьков" - наш позывной), прием".

По логике вещей, такого быть не могло. Но они ведь слышали! У нашей группы рация японская, у других - нет, проверили, на каких частотах слышали,- совпадают. Все на меня смотрят. Кто-то наверху там, значит, был?

Сразу ощутил вокруг себя поле отчуждения. Не знаю, как пережил это. Но через несколько минут на связь вышла поисковая группа: нашли тела троих - Бондаренко, Поляковского, Халика (тело Леши Москальцова так и не удалось найти).

А еще минут через 10-15 выяснилось, что группа инструкторов МАЛа, по стечению обстоятельств именно харьковчан, была на пике Корженевской, выходила на связь с теми же позывными и на тех же частотах.

Но поле отчуждения рассеялось не сразу. В Харькове после похорон и поминок, мы - Миша Туркевич, Сережа Бершов и я - поехали к семьям погибших. Родным ребят надо было рассказать, какими они были в свои последние часы, о чем говорили, что вспоминали. А потом поехали к Сереже Бершову. Помянули погибших. И тогда Миша Туркевич включил диктофон: "А теперь, Шура, расскажи, как оно было на самом деле".

Не помню, что я рассказывал - тактически себя не контролировал. Помню только, как Миша переворачивал кассету. Если бы в этом полуторачасовом рассказе было хоть какое-то расхождение в подробностях с тем, что говорил раньше, хоть какая-то неискренность - это бы заметили ребята...

С. Б.- И самое нелепое, что, специально отметив мужество и самообладание Коваля, ему на два года запретили восхождения сложнее "четверок". А потом пытались не допустить к участию в гималайских сборах, мол, сложных восхождений не хватает. Как будто он по своей воле на "шестерки" не ходил. Но это уже в прошлом. Ни при каких обстоятельствах не говорить себе: "Все, конец", даже когда шансов, кажется, не осталось,- этому правилу, мне кажется, стоит следовать не только в горах.

А. П.- Ты столько раз сам рисковал, ходил по грани между жизнью и смертью. Не могу не задать вопрос: где берешь силы, мужество смотреть в глаза матери, потерявшей сына, вдове, которая вчера была женой, детям, оставшимся без отца? Даже если они не считают тебя виновником трагедии (знаю, бывает и по-другому), от этого ведь не легче. Ты - живой, невредимый, есть, а их родного, любимого, такого молодого и сильного - нет...

С. Б.- Это так трудно и так больно, что никакими словами не передать. Я же на себе все это испытал, когда на восхождении погибла Тома. Тогда вернули к жизни друзья, сын. Свой долг перед погибшими товарищами понимаю так: не только словами выражать сочувствие, соболезнование, хотя и это необходимо в горе, но прежде всего заботой, помощью. Материальной в том числе. И разве только я? Альпинистское братство - это не громкие слова, за ними стоит многое. Не буду говорить о других городах, скажу о нашем Харькове. По предложению директора городского альпклуба Виктора Назаренко (единогласно поддержанному) альпклуб до 18 лет выплачивает дотацию к государственной пенсии детям погибших. Таких ребятишек у нас сейчас десять. Большую помощь семьям погибших оказывает "снежный барс" Виктор Померанцев: случалось, и до суда доходил, чтобы пробить бумажные, но для многих непроходимые стены чиновничьего равнодушия. Харьковские альпклубы взяли на себя сооружение памятника погибшим на пике Клары Цеткин, он недавно установлен на могиле ребят. Проект, авторский надзор и все необходимое (разумеется, бесплатно) осуществил Кирилл Александрович Баров.

Приходится, конечно, очень тяжелые минуты переживать. И незаслуженные обвинения молча выслушивать. И искать слова утешения, отчетливо понимая, что и самые прекрасные слова не поднимут твоего друга...

А. П.- У меня есть приятельница, жена летчика-перехватчика. Когда у мужа день полетов, Светлана - комок нервов. До хрипоты спорим с ней по поводу альпинизма. Она уверена - восхождения необходимо запретить. И чем скорее, тем лучше. Полеты, говорит Светлана, будь ее воля, тоже бы запретила, но нельзя: летчики рискуют ради других. А вы - ради собственной прихоти, хотя у большинства семьи, дети. Как ты относишься к такому рецепту борьбы за безаварийность: не будет восхождений - не будет и трагедий?

С. Б.- Железная логика. Что только у нас ни запрещали, руководствуясь самыми святыми побуждениями! Кибернетику и генетику, рок-н-ролл и каратэ. А что в результате? Так и с альпинизмом. Человек не может обходиться только работой и "кормушкой". Очень многим необходимо в жизни еще что-то. И даже если это "что-то" - вызов судьбе, все равно запретов быть не должно.

Восходитель идет навстречу опасности. Но разве он похож на маньяка, хладнокровно спланировавшего собственное самоубийство? Рискованный маршрут для него - своеобразное пари.

А. П.- Пари с кем? Кому вы бросаете вызов - себе, горе, судьбе?

С. Б.- Наверное, все-таки себе: "Я это смогу. Я пройду там, где никто еще не ходил". Только не надо нас представлять какими-то камикадзе. Никто, понимаешь, ни один из нас не думает о смерти, уходя наверх. Если трезво оценивать свои возможности, предусмотреть все, что может тебя ожидать, риск сводится к минимуму. Но горы - это горы. В них никогда нельзя быть уверенным до конца. И в жизни тоже ведь бывает - нелепое стечение обстоятельств, внезапное, как удар в спину, вдруг крошит и ломает все, что еще вчера казалось вечным. А ты не мог этого предусмотреть, бессилен вмешаться. Так и в горах: молния, камнепад, обвал, летящая сверху лавина...

"Да обойдут тебя лавины в непредугаданный тот час",- поется в альпинистской песне. Да обойдут - ив горах, и внизу. Все остальное зависит от тебя самого.

Гора с горой

А. П.- Это было как обвал, как страшный сон. Лето. Пик сезона. Поезда увозили к морю караваны груженных чемоданами курортников. А в это время на Памире, под пиком Ленина... Газетные строчки прыгали перед глазами:

"7 июля в 18.30 по московскому времени в результате схода снежной лавины, был снесен лагерь на высоте 5.300 м. Ориентировочно 43 человека были сброшены на ледопад и погибли..."

Погибла ленинградская гималайская команда Леши Трощиненко, восходители из Клайпеды и Чимкента, иностранцы из международного альплагеря - чехи, швейцарцы, поляки, израильтяне, болгары. Сколько точно - неизвестно: не все группы зарегистрировались на контрольно-спасательном пункте. 300 метров падения на ледопад... Под снежно-ледовыми глыбами спасатели нашли лишь несколько тел.

Леша, "пролетевший" в первом эверестовском отборе и поехавший в Гималаи "завхозом", чтобы только быть там. Без раздумий сменивший профессию, чтобы участвовать в экспедиции на Канчу и взошедший на Главную вершину! Казалось, ничто не сможет помешать ему взойти на 8-тысячник еще не один раз. Пик Ленина - завершающий этап перед штурмом Чо-Ойю командой ЛЭТИ, где он был руководителем. А ты говоришь, "судьба", "рок" - слова, не больше.