Страница 7 из 79
— Но, Джастин, наверное, Сен-Вир просто-напросто спятил! Только безумцу могла прийти в голову идея обращаться с представителем рода Аластеров, как с простолюдином!
— Разумеется, Сен-Вир спятил. Он всегда был с придурью. Но что ты хочешь от рыжих, мой дорогой Хью! К тому же между нами и без того пробежала кошка… Я наверняка вел себя отвратительно. Как ты понимаешь, последовала перебранка. Я не замедлил дать ему достойный отпор. Словом, не смог отказать себе в удовольствии расписать физиономию Сен-Вира младшенького его же собственным хлыстом. Он, конечно же, бросился на меня со шпагой. — Эйвон потянулся, под атласным рукавом рельефно проступили мускулы. — Несмотря на свою молодость, я кое-что смыслил в искусстве фехтования. Я проткнул его, да так удачно, что пришлось отправить этого болвана восвояси в моей карете с моими же лакеями. Когда он удалился, я предался размышлениям. Видишь ли, дорогой мой Хью, я любил эту рыжеволосую стерву, или, по крайней мере, воображал, что любил. Любезный Анри сообщил, что его мегера-сестрица сочла себя оскорбленной моим гнусным предложением вступить в законный брак. Мне пришло в голову, что, быть может, рыжеволосая фурия ошибочно приняла мои целомудренные ухаживания за мимолетную интрижку. Поэтому я отправился в дом Сен-Виров, дабы прояснить свои намерения. Принял меня не папаша, а все тот же злосчастный братец. Вообрази: этот попугай возлежит на диване, рядом болтаются еще какие-то субъекты, не помню кто, лакеи снуют взад-вперед, словом, толпа народу. Так вот, милейший Анри томным голосом возвестил, что остался за главу семьи, а потому категорически и бесповоротно отказывает мне в руке своей непорочной сестрицы. А если я осмелюсь приблизиться к рыжим локонам его несравненной родственницы ближе чем на пять шагов, то он прикажет слугам как следует высечь меня.
— О господи! — изумленно выдохнул Хью.
— Вот и я сказал себе то же самое. Мне ничего не оставалось, как отступить. А что бы ты сделал на моем месте? Не вызывать же этого осла на дуэль? Я и так едва его не прикончил. Когда я вновь появился в свете, то заметил, что мое посещение дома Сен-Виров не прошло бесследно. В Париже только и говорили что обо мне да об этом благородном семействе. Мне пришлось на время покинуть Францию. К счастью, вскоре разразился новый скандал, про меня забыли, и я смог вернуться в Париж. Это очень старая история, Хью, но, как видишь, я все помню.
— А Сен-Вир?
— О, думаю, у графа память не хуже моей. В тот момент старина Анри и в самом деле слегка спятил, но и позже, когда пришел в себя, он не счел нужным извиниться. Впрочем, я от него другого и не ждал. Прошло много лет, теперь мы встречаемся как ни в чем не бывало, мы вежливы до омерзения, но этот субъект знает, что я все еще выжидаю.
— Чего?..
Эйвон подошел к столу и поставил пустой бокал.
— Благоприятного момента, чтобы предъявить ему счет, — тихо ответил он.
— Месть? — Хью подался вперед. — Мне казалось, ты не большой любитель мелодраматических сюжетов.
— Верно, но во мне еще жива тяга к справедливости.
— И ты двадцать лет лелеешь мечту об отмщении?
— Мой дорогой Хью, если ты полагаешь, что все эти двадцать лет я одержим жаждой мести, то мне придется развеять твое заблуждение.
— Джастин, неужто тебя по-прежнему волнует эта давняя история? — воскликнул Хью, не обратив внимания на колкость его милости.
— Волнует?.. Пожалуй, что нет, но справедливость есть справедливость.
— И за все эти годы тебе ни разу не представилась возможность отплатить Сен-Виру?
— Мне бы хотелось, чтобы это произошло как можно быстрее. — Казалось, герцог оправдывается.
— И ты сейчас ближе к успеху, чем двадцать лет назад?
Эйвон усмехнулся.
— Посмотрим. Но я ничуть не сомневаюсь, что этот момент непременно наступит! — Герцог медленно сжал в кулаке табакерку и так же медленно разжал пальцы — на ладони вместо изящной золотой вещицы лежал бесформенный комок.
Хью поежился.
— Бог мой, Джастин, ты хоть сознаешь, что бываешь страшен?
— Естественно. Разве меня не прозвали Дьяволом? — По лицу его милости скользнула озорная улыбка, глаза весело блеснули.
— Надеюсь, небеса не допустят, чтобы Сен-Вир оказался в твоей власти! Похоже тот, кто назвал тебя Дьяволом, был прав!
— Всецело прав, мой бедный Хью.
— А кузен Сен-Вира осведомлен об этой давней истории?
— Арман? Об этом не знает никто кроме тебя, меня и Сен-Вира. Разумеется, Арман может догадываться.
— И тем не менее ты с ним дружишь.
— О, ненависть Армана к благородному Анри куда сильнее моей невинной страсти.
Хью невольно улыбнулся.
— Похоже, вы устроили небольшое состязание.
— Ничего подобного. Я бы сказал, что Арман питает физиологическое отвращение к своему братцу. В отличие от меня, ему нравится ненавидеть.
— Полагаю, Арман продал бы душу за титул графа де Сен-Вира.
— А граф де Сен-Вир, — спокойно добавил Эйвон, — продал бы душу, чтобы этот титул не достался Арману.
— Да уж, их родственные чувства общеизвестны. В свое время ходил слух, что потому-то Анри де Сен-Вир и женился. В излишней привязанности к жене его упрекнуть трудно!
— Согласен, — Эйвон загадочно усмехнулся.
— Что ж, — продолжал Хью, — надежды Армана заполучить титул рухнули, когда мадам подарила Сен-Виру сына!
— Ты истинный кладезь премудрости, друг мой.
— Значит, Сен-Вир восторжествовал!
— Значит, так, — учтиво согласился его милость, и по его лицу снова скользнула странная улыбка.
Глава IV
Дьявол продолжает знакомиться с юным пажом
Для Леона дни летели быстро, каждый последующий приносил новые впечатления. Ничего подобного он в жизни не видел. Новая обстановка ослепляла мальчика, дурманила голову. Из грязной и убогой таверны он внезапно перенесся в атмосферу вызывающей роскоши. В одночасье в его жизнь ворвались нежнейшие шелка, изысканнейшие яства, блеск бриллиантов и сияние ярких огней. Ему улыбались дамы в роскошных платьях, источавших неуловимый аромат; величественные господа в напудренных париках удостаивали его взглядом. Даже Монсеньор порой заговаривал с ним.
Высший свет Парижа привык к мальчику куда быстрее, чем сам Леон приспособился к новой жизни. Уже через несколько дней дамы и господа перестали глазеть на юного пажа, когда он входил следом за герцогом Эйвоном; но Леон по-прежнему изумленно таращился на все вокруг.
К немалому удивлению челяди его милости, мальчик боготворил герцога. И ничто не могло подорвать доверия юного пажа к его Монсеньору; если же кто-нибудь из лакеев осмеливался в неподобающем тоне отозваться о герцоге, Леон в слепой ярости тотчас набрасывался на наглеца. Поскольку герцог строго-настрого запретил трогать пажа без его распоряжения, лакеи в присутствии Леона предпочитали помалкивать. Впрочем, справедливости ради следует признать, боялись они не столько своего господина, сколько его юного подопечного. Вспышки гнева, которым был подвержен медноволосый отрок, не поддавались описанию. За нож он хватался по ничтожнейшему поводу. Гастон, камердинер его милости, почитал столь горячую привязанность по меньшей мере неразумной. По мнению этого достойного господина, всякий добрый христианин ужаснется тому, как герцог пренебрегает приличиями. Гастон не раз пытался внушить пажу, что долг всякого уважающего себя слуги ненавидеть герцога. Особенно он любил публичные лекции в присутствии всей челяди.
— Mon petite[20], — восклицал этот ревностный поборник добродетели, прохаживаясь по кухне, — это же нелепо! Même[21], возмутительно! Это против всяких правил! Вот что я тебе скажу, мой юный друг: наш герцог вовсе не человек! Иные называют его дьяволом, и, mon Dieu[22], у них есть на то причины!
— Я никогда не видел дьявола, — задумчиво возразил Леон, сидя на высоком табурете напротив добрейшего Гастона, воздевшего перст к небесам, — но не думаю, что Монсеньор похож на него. — Он помолчал. — А если он и похож на дьявола, то я тоже хотел бы походить на дьявола. Мой брат вечно твердил, что я дьявольское отродье.
20
Малыш.
21
Более того.
22
Бог мой.