Бульон терзаний

Ульяна довольно резво прочитала первую строчку. Елена приняла вызов и ответила не хуже. Ульяна ответила еще бойчее. Елена прочитала целую строфу, гневно жестикулируя. Ульяна жеманно прикрыла глаза тыльной стороной кисти. Елена… Ульяна… Залюбовавшись ими, Владимир не сразу сообразил, что текст закончился.

– Тут дальше написано: «Явление 4, Фамусов», – напомнила Елена, – это кому читать? Мне, что ли, опять?

– Это не надо читать. Давайте еще один фрагмент. – Владимир нашел нужные страницы. – Это вам, а это – вам, держите. Мне придется, Ульяночка, встать у вас за плечом, чтобы видеть текст. Так, разрешите. Вы по-прежнему Софья, я – Чацкий. Вы снова – Лиза. Так. Я – Фамусов… Вы… Я… Все. Молодцы. Вот это было на уверенную четверку с плюсом.

Владимир выбился из сил, сел на место. Его ослабевшая рука написала в блокноте: «Софья – Ульяна. Лиза – Елена». Он запоздало подумал о том, что надо было распечатать больше экземпляров пьесы и вызывать людей по двое, по трое. Так им самим было бы не слишком страшно и закончилось бы все гораздо раньше.

– Слушайте, а мне нравится, – призналась Елена. – Как эта поэма называется?

– Грибоедов. «Горе от ума», – подсказала Нина, сверившись со своими записями.

– Мы в школе проходили. Но было скучно. А тут ничего. Я даже поржала в некоторых местах. Ладно, я у себя.

Она положила на стол распечатку и умчалась. Следом ушла Ульяна. Сославшись на важный телефонный разговор, улизнул и Петр Светозарович.

– Ну, – Владимир поднялся на ноги, потянулся и обратился к оставшимся: – Последний рывок, друзья мои, и все свободны. Может быть, у кого-то из вас есть идеи или пожелания? Может быть, кто-то пришел показать свои умения, но стесняется?

Из последнего ряда, где сидела группа девушек, которых еще не успели прослушать, послышались возгласы:

– Я умею петь! Можно я спою?

– А у меня с выпускного осталось красивое платье, я хочу в нем играть!

– А я в младших классах занималась акробатикой!

– Мы с мужем ходим на ирландские танцы, я могу станцевать. Могу и без мужа!

– Похоже, на балу у Фамусова намечается сбор самодеятельности, – усмехнулась дама, которая прежде интересовалась, зачем на балу атлет.

– Кстати, – повернулся к ней Владимир, – а попробуйте почитать за… Хлестову?

– Вы меня с кем-то путаете, – с достоинством ответила дама, – я не буду играть. Я – жена Петра Светозаровича. Меня зовут Ядвига. И я буду ставить танец, раз уж вам так этого хочется.

Владимир рухнул за стол. Попарно вызвал оставшихся сотрудников. Прослушал их. Пока они читали, рисовал в своем блокноте страшные рожи. Очень хотелось пить. Или есть. Или умереть.

Последним читал какой-то совсем уж замшелый старичок.

«Если доживет до премьеры, взять деда на роль Тугоуховского», – записал Владимир, а вслух сказал:

– Замечательно, большое вам спасибо. А теперь – все свободны! И я – тоже. Результаты вам сообщат. На днях.

– Вообще-то не все свободны, – поправила директорская жена. – Перерыв полчаса и здесь же – пробы на бал. Всем девушкам, вне зависимости от умения танцевать, очень рекомендую остаться. И позовите тех, кто ушел.

Зал опустел так же быстро, как заполнился. Вернулся Петр Светозарович, и они вместе с Ядвигой, Владимиром и Ниной – назначенной помощником режиссера по материальному обеспечению – остались обсудить результаты.

Директор был доволен: он обнаружил у своих подчиненных массу талантов. Нина кивала и записывала за ним. Ядвига молчала и скептически улыбалась.

Режиссер обещал немного подумать дома и завтра утром по электронной почте скинуть Нине список действующих лиц и исполнителей. Он также посетовал, что не видит подходящей кандидатуры на роль Хлестовой. На это директор сказал, что отчаиваться не стоит, поскольку через неделю с заграничного мебельного салона вернутся три сотрудницы подходящего возраста и боевого нрава. К тому же кое-кто сейчас в отпуске. И если в целом труппа набрана, то можно приниматься за работу. Назначить репетиционные дни – например, вторник и четверг, после семи. И вперед.

– Как-то неправильно начинать, полностью не утвердив состав, – покачал головой Владимир. – Ну, посмотрим. Может быть, какая-то княжна проявит талант. Смогла же эта Ульяна со второго раза выйти на правильный настрой. Ну а княжон… их я полностью доверяю вам, – он почтительно кивнул в сторону Ядвиги. – Заранее согласен на всех, кого вы отберете.

– Вы потому так говорите, что вам ни одна из девушек не показалась талантливой, – ответила эта проницательная женщина. – Таким образом вы хотите разделить со мной ответственность за княжон. Но я отвечаю только за танец. Если они будут вяло произносить свои реплики – тут уж извините.

Владимир стушевался и сказал, что извиняет. Потом поспешно собрался, раскланялся с Петром Светозаровичем, обещал свериться со своим расписанием в театре и договориться с Ниной относительно следующей встречи – после чего выбежал из кабинета и опрометью бросился на лестницу. Достал сигареты, закурил, расслабился. Вообще-то он давно бросил, но всегда имеет при себе портсигар и зажигалку – для таких вот случаев. Стакан уверял, что лучше валерьянки в таблеточках ничего на свете нет, но Владимир как-то проглотил шесть штук и ничего не почувствовал. Решил не привыкать к таблеткам. Начинают все с чего-нибудь безобидного, а там, глядишь, наркодилер, долги, бездыханное тело в ванне.

– Вы поднесете мне зажигалку? – раздался за спиной голос Ядвиги.

Владимир вытянулся в струнку, чуть не выронил сигарету. Склонился в поклоне, поднес огонек директорской жене.

Несколько мгновений они курили молча. Владимир – мечтая о том, чтобы поскорее отсюда убраться, Ядвига – наслаждаясь его замешательством.

– А ведь мы с вами вместе играли в фильме «Разные», – наконец сжалилась она.

– Не может быть… Вы…

– Помните – девочка, которая говорила: «Да все одинаковые»?

– Да-да-да… быть не может… Вы очень хорошо… Даже лучше, чем тогда.

– Неужели вы помните, как я тогда выглядела?

– Да, да… – совсем заврался Владимир. – Такая… девочка… И она говорила…

– А ведь моя реплика не вошла в фильм, – безжалостно перебила его Ядвига, – поэтому вы меня помнить не можете. Я затерялась в массовке, а вы – вы были главным героем. Таким прекрасным и недоступным.

– Неужели вы были влюблены в моего персонажа? – недоверчиво спросил Владимир.

– Нет, конечно. Ровесники меня не интересовали. Я тогда состояла в труппе Театра-студии на Красной Пресне. Если не была занята в спектакле, бежала в Ленком. Чтобы хоть мельком увидеть Александра Абдулова, пока он идет к проходной. До сих пор мурашки по коже, когда произношу его имя и фамилию. А тогда вообще было немыслимо вслух сказать! Казалось, что молнией убьет.

– Значит, мы снимались вместе… Поверить не могу. Неужели мы с вами ровесники?

– Ужели, ужели.

– Я даже подумать не мог бы…

– Однако подумали. Когда предложили мне роль Хлестовой. Кажется, она постарше нас? А? Ей ведь за пятьдесят? Я правильно помню?

– Неважно, сколько лет ей по тексту. Важно, как я увидел ее вдруг. Хлестова – современная, жесткая, властная.

Спортивная, деловая. Ну, то есть – как вы. Может быть, попробуете? Ядвига… как вас по отчеству?

– По случаю того, что мы в детстве снимались в одном фильме, предлагаю перейти на «ты». Нет возражений?

– Да-да.

– Ядвига, – она протянула руку, держа кисть чуть на отлете, как бы позволяя ему самому решить – пожать эту руку или поцеловать.

– Владимир. – Он легко дотронулся до кончиков ее наманикюренных пальцев.

– «Владимир» значит – владеет миром. Почему ты до сих пор не владеешь миром?

– Не хочу. Мне гораздо важнее владеть собой. А что значит «Ядвига»?

– Я – двига. Значит, я постоянно в движении. Все, хватит курить. Девочки заждались.

Она затушила сигарету и вернулась в коридор. Владимир поспешил за ней, как верный оруженосец.

– А твое присутствие на кастинге необязательно, – повернулась к нему Ядвига. – При мужчине они будут стесняться, а мне важно, чтобы каждая почувствовала себя свободной. Если я берусь за танец – у нас будет танец. Ну, не хмурься. Улыбнись мне на прощание и иди отдыхать. Вот так. До встречи, знаменитый режиссер. Может, принесешь при случае парочку своих фильмов? Я бы с удовольствием посмотрела.