Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 83 из 114

Келли даже запела от радости. Запела песню, которой обучила ее жена Сепу, Памба. Лес был Богом; бамбути почитали его и пели ему гимны. Они почитали лес одновременно как Мать и как Отца, не веря ни в какую чепуху о разных гоблинах и злых духах, в чьем существовании они настойчиво убеждали чернокожих жителей деревень, рассказывая им об ужасах, творимых лесными демонами. Но втайне от души веселились над страхами этих глупцов. Для бамбути лес был живым божеством, могущим щедро раздавать свои дары, но способным и утаивать их, готовым выказывать свою милость, но также и жестоко карать нарушивших его законы, доставивших ему боль. За годы, прожитые в лесу, Келли научилась понимать восприятие бамбути и почти во всем соглашалась с ними. И сейчас, продвигаясь легко и радостно, она пела хвалебную песнь лесу.

В середине дня разразился ливень. Небо разверзлось, и тяжелые, словно мелкие камешки, капли, густо падали с неба, ударяя по кроне с такой силой и грохотом, что казалось, будто высоко над головой ревет горный поток. Стоит такому ливню обрушиться на голую землю, как мощные потоки воды смоют верхние слои почвы, оставив глубокие шрамы на поверхности. Равнины скрылись бы под водой, а с холмов неслись бы грязные реки, затопляя все вокруг и нанося непоправимый урон сельскому хозяйству.

В тропическом лесу ежедневные ливни обрушивались на мощную крону гигантских деревьев, и потоки дождя, растекаясь по ней, сбегали вниз по огромным стволам деревьев-великанов на толстый ковер из опавших листьев. Земля под ними, предотвращая потоп, постепенно впитывала воду. Реки и ручьи в тропическом лесу оставались чистыми и прозрачными.

Келли стащила с себя хлопчатобумажную рубашку и спрятала в водонепроницаемый карман рюкзака, чтобы не промочить ее. Лямки теперь врежутся в голую кожу и станут натирать ее, а потому она обмотала лоб специальной повязкой и закрепила ремни рюкзака на голове, освободив себе руки и плечи, как это постоянно делали женщины-пигмеи. Она продолжала путь, не заботясь больше о том, чтобы прятаться от теплого, как парное молоко, дождя, омывавшего ее.

Келли, обнаженная по пояс, бежала в коротеньких шортах и парусиновых кроссовках. В лесу естественным считалось иметь минимальное количество одежды на теле, а не наоборот. Бамбути, например, носили одни набедренные повязки из волокон мягкой и тонкой коры.

Первые бельгийские миссионеры, столкнувшись с бамбути, страшно возмутились тем, что пигмеи ходят голышом, и тотчас отправили посланцев в Брюссель за женскими платьями, пиджаками и миткалевыми брюками — все детских размеров, — в которые они и заставили нарядиться несчастных пигмеев. Из-за влажности и высокой температуры одежда пигмеев тоже была постоянно влажной, что мгновенно отразилось на их здоровье. Пигмеи стали болеть воспалением легких и другими респираторными заболеваниями.

После бесчисленных ограничений городской жизни Келли чувствовала себя счастливой и довольной. Она с радостью подставляла под струи дождя полуобнаженное тело, и ее омытая водой, чистая, гладкая кожа словно светилась, впитывая в себя благоухание этого волшебного зеленого мира.

Маленькая тугая грудь Келли ритмично колыхалась от бега, а продвигалась она очень быстро, срывая по пути съедобные плоды и побеги. Иногда она приостанавливалась, чтобы наклониться над круглыми шапочками грибов с яркими оранжевыми сердцевинками. Эти считались самыми вкусными из тех тридцати с лишним разновидностей съедобных грибов, что произрастали в лесу. Впрочем, росло и более пятидесяти видов несъедобных, вплоть до смертельно ядовитых. Ужасная смерть наступала через несколько часов, если человек съедал даже крошечный кусочек такого гриба.

Дождь прекратился так же внезапно, как и начался, и только с листьев все еще капала вода.

На стволе красного дерева Келли заметила вьющуюся лозу. Несколькими ударами палки она легко выкопала из промокшей листвы чистые белые корешки. Сладкие, как сахарный тростник, они вкусно хрустели на зубах. Кроме того, эти корешки содержали множество питательных веществ, и очень скоро Келли почувствовала заметный прилив энергии.

Однако, по мере того как день клонился к закату, зеленые тени под ногами постепенно сгущались. Пора выбирать место для ночлега. Но сооружать хижину на одну ночь ей не хотелось: пещерка между корнями какого-нибудь дерева-великана вполне подошла бы в качестве укрытия.

Внезапно в каких-нибудь трех метрах впереди нее словно что-то разорвалось, как будто лопнула шина и из нее со свистом выходит воздух. Этот звук был страшнее рева разъяренного буйвола или злобного похрюкивания огромного черного кабана. Келли, высоко подпрыгнув, невольно отскочила назад и опустилась на землю чуть ли не в метре от того места, где раздался этот ужасающий свист.

У нее дрожали руки, когда, сорвав повязку со лба, она полезла в один из карманов рюкзака и вытащила оттуда рогатку.





Именно из-за этой рогатки бамбути прозвали Келли Маленьким Стрелком из лука. Они беззаботно посмеивались над ней, но даже старый Сепу не сумел научиться стрелять из рогатки так, как это делала Келли, хотя она долго и терпеливо возилась с ним.

В конце концов Сепу бросил это занятие, самоуверенно заявив, что единственное оружие настоящего охотника — лук и стрелы, а эта штука годится только для малышей. И Келли получила свое прозвище Маленький Стрелок — Кара-Ки.

Быстрым и точным движением Келли закрепила скобу на запястье и растянула крепкий и эластичный медицинский жгут чуть не до самого уха. Ядрами ей служили мелкие стальные шарики.

На земле впереди нее что-то шевельнулось. Весьма смахивало на обычную кучу разноцветных опавших листьев, но потом превратилось в яркий афганский ковер. Краски этого «ковра» как будто подглядели в лесу: он переливался всеми цветами радуги от оттенков золотистого и оранжевого до мягких тонов лилового. И по всему этому разноцветью разбросали сверкавшие, словно бриллианты, белые звезды, перемежая их черными мазками, от которых рябило в глазах.

Но то, что издали казалось бесформенной разноцветной массой, в действительности было гигантским телом змеи, свернувшейся кольцами толщиной с ногу Келли. Защитный окрас пресмыкающегося сбивал с толку любого потенциального врага. Гадюка габун, за исключением мамбы, считалась самой ядовитой змеей Африки.

Из центра пирамиды, изогнувшись, поднялась треугольная голова, словно наконечник стрелы, готовый вот-вот слететь с натянутой тетивы. На этой приплюснутой голове, неподвижно застывшей в воздухе, сверкали, как драгоценные кристаллы топаза, два выпученных глаза, темные зрачки которых сфокусировались сейчас на Келли. По размеру голова гадюки превосходила кулаки женщины, сложенные вместе. Черный бархатный язык высовывался изо рта, растянутого в холодной ухмылке.

В считанные доли секунды Келли прицелилась и выстрелила. Серебряный, словно капля ртути, шарик со свистом разрезал наполненный зеленым воздух и ударил тварь в голову с такой силой, что череп пресмыкающегося раскололся, как орех. Из ноздрей гадюки брызнули темные струи крови, и ее страшная голова откинулась назад.

Гадюка зашипела, ее огромное тело задергалось в предсмертных судорогах. Пестрые кольца то разворачивались, то судорожно скручивались и снова распрямлялись, обнажая бледный живот, изрезанный поперечными складками.

Келли осторожно обошла умирающую гадюку, держа наготове заостренную палку. И как только разбитая голова высунулась из-под колец, Келли ринулась вперед и пришпилила ее своей пикой к земле. Навалившись на палку всем своим телом, Келли зубами раскрыла складной нож и одним ударом отсекла голову судорожно извивавшейся твари.

Бросив обезглавленное, все еще рефлекторно дергавшееся тело змеи, Келли огляделась вокруг, подыскивая место для ночлега. Под корнями одного из гигантских деревьев она увидела яму, похожую на маленькую пещеру.

Порывшись в кармане рюкзака, Келли достала оттуда зажигалку, и уже через несколько минут рядом с ее пещеркой весело разгорелся маленький костер. Затем Келли вернулась к телу гадюки. Оно весило не меньше десяти килограммов, но в таком количестве мяса Келли не нуждалась. К тому же мертвую змею уже облепили большие красные муравьи серави, очень любившие подобную пищу, — в лесу ничего долго не залеживалось.