Страница 2 из 3
11
А теперь он смотрел в газету и грустно го ворил:
— Шестнадцать градусов мороза! кричал он.—Я сегодня на каток пойду. Лед хороший.
— Сорок градусов мороза... Льдина опять треснула...
Мама похудела, она не спала ночью и все беспокоилась. Она глядела на карту и вздыхала. Ига тоже ходил скучный. И даже Люда стала капризничать. Только отец, веселый радист, не унывал на льдине. Он присылал по радио спокойные и смешные телеграммы:
„Как школьные успехи Иги? Каждый ли день чистит зубы Люда? Я здесь чищу каждый день. Вчера убили белого медведя. Поклон вам от него44.
Мама отвечала:
„Кушайте медведя на здоровье. Ига —премированный ударник. Учится на „весьма44.
„Крепко целую дорогого ударника,—пришел ответ со лпдины,— поздравляю Людочку со днем рождения. Куни ей подарок. А полярную льдинку я ей сам привезу44.
Однажды Люда капризничала и не слушалась. Она ни за что не хотела надеть теплый платок. „Он мне шерстит и чешется44, говорила она. Мама сказала: „Вот я папе пожалуюсь44. Люда не поверила: очень уж далеко был отец. Но через несколько часов от папы с далекой льдины, с Полярного моря, пришла телеграмма: „Полярное море. Лагерь Шмидта. Ай, ай, как не стыдно? Огорчаешь маму. Надень сейчас же платок...44
Так весь мир узнал, что Люда капризничала из-за платка. Люда надела платок, и ей казалось, что он уже больше не шерстит.
Потом наступил первый радостный день. Молодой летчик Ляпидевский прилетел на самолете в маленький ледяной лагерь Шмидта. Челюскинцы
13
о«а»
уже давно работали и дни и ночи. Они расчистили местечко на льду и приготовили площадку— аэродром. С нетерпением ждали они самолета.
И в небе вдруг моторный гром.
Скорее на аэродром!
Летит, несется самолет и опускается на лед.
14
Летчик посадил в свой самолет женщин-челю-скинок и двух ребят-челюскинят: Аллочку и маленькую Карину, которая родилась в море и еще никогда не была на земле. Впрочем, ей земля не очень была нужна. Все равно она еще не умела ходить. Но храбрый летчик Ляпидевский привез ее с другими на сушу, чтобы Кариночка училась ходить по крепкой советской земле.
В этот день ребята на дворе сочинили и распевали такие стихи:
Эх, ты, льдина-холодина, не ходи на океан, не ходи на океан.
Все равно и в океан долетит аэроплан.
И в тот же день на дворе началась большая, замечательная игра—в спасение челюскинцев. Игру эту затеяли Ига и его товарищ Петя-Петух. Он был сыном настоящего летчика. Он был главным мальчиком во дворе.
На большой куче льда и снега посреди двора устроили из щепочек и палочек лагерь Шмидта.
Сначала спасали самых слабых. Так поступали всегда челюскинцы.
— Женщин с детьми всегда спасают наперед,— сказал толстым, капитанским голосом Ига. Он был сразу и радистом и профессором Шмидтом.— Ребята и матери, можете спасаться, — повторил он, и Люда с куклой вместе с двумя подругами стали в очередь за спиной Петуха, который был летчик. Он ездил на одном коньке. Петух выпятил губы, свирепо нахмурился, зафырчал и взмахнул руками.
— Я вас сейчас долечу до сухого места— Ванкарем,— сказал Петух.
Сухое место помещалось на крылечке. И через несколько минут Петух благополучно снизился туда со своими пассажирками.
16
Но сердитый дворник Харитон пришел, взмахнул метлой и разбушевался, как метель.
"— Я вас!—закричал он.—Сейчас же слезайте с кучи! Это что за игрушки? Снег только развозите.
У Харитона была большая борода, но на профессора Шмидта он ни капельки не был похож... Ребята обиженно слезли со снеговой кучи. Но в это время вернулся с работы сосед Федор Егорыч. Он жил в одной квартире с Игой и Людой. Федора Егорыча все ребята очень любили. Они считали его большим мастером по полярным делам, потому что он любил летом холодок в тени, пил ледяной квас и угощал ребят мороженым. Федор Егорыч заступился за ребят.
— Чего ты им игру портишь? Снегу тебе жалко?
— Беспорядок!—закричал Харитон.
Федор Егорыч подошел к ребятам и спокойно сказал им:
— Ничего, ребята, он у нас как буран: налетит, заметет, зашумит, а потом уляжется... спать. А я, ребятки, буду управлять погодой. Буду вам сообщать, когда можно играть, когда нельзя. Из моего окна видно, когда он идет.
И с того дня пошло так: Федор Егорыч выходил на крыльцо и говорил:
— Видимость плохая, идет пурга и все метет: лететь нельзя.
И ребята уже знали, что идет сердитый Харитон, надо удирать.
Но чаще Федор Егорыч говорил, подмаргивая:
— На горизонте чисто: можно лететь.
17
И тогда ребята играли. Дворник Харитон бранился и в один прекрасный день вывез весь снег с середины двора.
Но осталась гора в закоулке двора, ледяная гора и сырая...
Собралась детвора, закричали „ура“, началася игра у сарая.
Каждый день и вчера продолжалась игра.
Но сегодня с утра не играют: льдина стала стара, льдине таять пора.
Раскололась гора, треснув с краю...
Лужи потекли во все стороны. И опять негде было играть ребятам, но Федор Егорыч утешал их.
— Ничего,— сказал он,— пока я заведую вашей погодой, беспокоиться нечего. Я не волшебник какой-нибудь, но, вот увидите, завтра все у вас опять замерзнет.
И действительно, утром все лужи замерзли, и на следующее утро и через день льдина больше почти не таяла.
Было уже тепло, снег повсюду давно растаял. Весна согрела тротуары, асфальт высох, и Петух спасал теперь челюскинцев на двухколесном самокатике—дощечке. Он стоял на дощечке одной ногой и держался за руль. Он отталкивался другой ногой и разъезжал по двору.
А большая лужа за сараем все замерзала каждое утро. И ледяная гора таяла очень медленно... Никто не понимал, в чем дело.
Харитон даже позвал милиционера. Милиционер пришел и сказал, что никакого происшествия тут нет, лед нормальный, но лучше его вывезти...
Харитон ломом расколол лед на мелкие куски. Но утром льдины опять смерзлись все вместе, и опять получилась гора. Харитон совсем растерялся, а потом махнул рукой: „Ничего не поделаешь!^ и поставил студить в вечный лед бутылку с квасом.
А ребята продолжали играть каждый день в челюскинцев, и мама каждый день испуганными глазами впивалась в газету. Ига и Люда соскучились по отцу. Но спасти челюскинцев было очень трудно. Блуждающие льды разламывали лагерь. Морозы и метели сражались с самолетами. Моторы задыхались, как люди, в страшном морозе. Люди коченели. Но это были советские люди, очень упрямые и храбрые люди. Они решили спасти челюскинцев во что бы то ни стало. Летчики рвались в воздух наперекор ветру и стужам. Весь мир смотрел на север. Льды наседали на лагерь. Льды разрушали дома. Тяжело заболел профессор Шмидт. Он никому не говорил о своей болезни. Он не хотел сдаваться. Но радист сообщил об этом всему миру.
И вот, наконец, советские летчики пробились сквозь мороз и метели, и веселый радист пошутил на весь мир, что открылось воздушное пас-сажирское сообщение между лагерем Шмидта и Ванкаремом. Храбрые летчики покидали твердую землю и спускались на бродячую льдину. Льдина готова была вот-вот сломаться и треснуть. Льдина уходила из-под лыж самолета. Надо было тащить через ледяные гряды тяжелый аппарат. И летчики тащили—и снова поднимались в воздух, перевозя челюскинцев на твердую, сухую землю.
20
Веселый радист еле успевал передавать по радио: „Спасено двадцать два человека44... Потом тридцать шесть. Потом пятьдесят семь. Больного профессора Шмидта чуть ли не насильно увезли: он хотел улететь самым последним. Но последними остались на льдине шесть человек. И, конечно, веселый радист остался до конца.