Новые встречи

Директору, разумеется, это нравилось. «Хорошо взялась, — сказала она секретарю парторганизации, — люблю строгих людей». И незаметно ее отношения с Яной опять наладились. Ружа, как и прежде, стала вызывать Яну к себе, беседовала с ней о планах, нормах, дисциплине. Увлеченные работой, они не вспоминали больше о Борисе. Ружа не хотела заводить об этом разговор, а Яна не решалась спрашивать. Жизнь текла и без него, без Бориса. И, казалось, все к лучшему. Борис, возможно, не вернется. Кто знает, чем было вызвано его письмо. Он и раньше любил переполошить людей, чтобы придать себе важности.

То ли вернется, то ли нет. И Яна все больше успокаивалась, обращая свои помыслы на другое.

Как-то Ружа сказала ей:

— Получила приглашение от Манчева, в гости зовет.

— Манчев? — удивленно спросила Яна. — Кто этот Манчев?

— Директор «Победы Сентября», наш конкурент.

— А-а, — вспомнила Яна, — высокий такой, медведь…

— Он самый, — улыбнулась Ружа.

И они умолкли, словно стараясь получше припомнить Манчева, слывшего большим оригиналом.

— Хорошо бы обменяться опытом, — продолжала Ружа. — Говорят, Манчев ввел у себя всякие новшества. Его и на городском совещании ставили в пример.

— Поедем, — согласилась Яна.

— Ладно, я позвоню ему.

На этом и кончили разговор о Манчеве. А на другой день, под вечер, сели в машину и покатили во «дворец» Манчева, находившийся за городом, в буковом лесу.

Был хороший, теплый вечер, какие нередко выдаются в это время года. И хоть солнце уже скрылось за холмами, отблески его долго еще озаряли ущелье, тонувшее в синих тенях орешника. Склоны и облака над ними долго светились, прежде чем покрылись алыми бликами заката. Но и после того, как солнце опустилось за горизонт, ощущалось чудесное сияние дня. Долго еще пламенели в небе пожары, пока наконец не сгустился синий вечерний сумрак.

В такой вот летний вечер Ружа и Яна ехали горной дорогой, вьющейся по берегу реки среди сумрачного ущелья.

Ружа сидела за рулем, а Яна, спрятавшись в полумраке старой «победы», опасливо поглядывала в окошечко. Дорога шла лесом, и чем выше они взбирались, тем быстрее сгущались сумерки. Ориентироваться помогал свет фар. Умелый и опытный шофер, Ружа ловко брала повороты, зорко глядя вперед. Яна молчала. Не до разговоров было и Руже. Они уже обсудили все, что касалось встречи с Манчевым.

Прислонившись головой к стеклу, Яна незаметно задремала, убаюканная монотонным гуденьем мотора. Сквозь сон ей казалось, что она, подхваченная сновиденьями, летит поверх деревьев, поверх скалистых пиков, возвышавшихся по обеим сторонам ущелья.

Очнувшись, — она увидела, что машина стоит. Ружа сердито махала кому-то рукой и кричала:

— Почему не посторонитесь? Что за безобразие? Стали, да еще на крутом повороте!..

Она дала продолжительный гудок, но мотоциклист, стоявший в свете фар посреди шоссе, тоже что-то кричал, чего женщины в «победе» не могли расслышать.

— Дайте дорогу! — требовала Ружа. — Не понимаете, что надо посторониться?.. Нахал какой!

Ружа торопливо вылезла из машины. Дорогу загородил громоздкий двухместный мотоцикл, на заднем сиденье которого помещался большой чемодан, привязанный куском провода. И мотоцикл, и чемодан, и сам водитель были густо осыпаны пылью.

— Извините, что побеспокоила вас! — послышался неожиданно звонкий женский голос.

Ружа опешила — она была уверена, что перед ней мужчина.

— Прежде всего вы нарушаете правила движения, — строго заметила Ружа. — Или в аварию захотелось попасть? Что у вас случилось?

Она говорила сердито, с удивлением оглядывая стройную фигуру в брюках.

Женщина с большим трудом отвела мотоцикл к кювету, чтобы освободить дорогу, и очень просто объяснила, что кончился бензин и она вынуждена была остановиться.

— Только бы до города добраться, а там пара пустяков. Там все меня знают. Важно отсюда сдвинуться. Выручите меня. Я заплачу! Наличными!

— Мы бензином не торгуем, товарищ, — сказала Ружа, — но в виде исключения дадим немного, чтоб вы могли доехать до города. Есть у вас какая-нибудь посудина?

— Да, конечно.

И мотоциклистка отошла к своей машине.

Ружа продолжала недоуменно присматриваться к ней. Незнакомка возилась в полумраке около своего мотоцикла. Чтоб легче было двигаться, она сбросила кожушок, который был на ней надет. Под темным пуловером, облегавшим ее тонкую талию, обрисовалась маленькая грудь. И брюки, и пуловер придавали ей совсем мальчишеский вил. И если б не прическа — взбитые и завязанные сзади наподобие конского хвоста волосы, — трудно было бы сказать, парень это или девушка. Вся ее фигура, стройная и гибкая, выражала уверенность и какое-то чисто спортсменское удальство, и это делало ее еще более привлекательной. Даже строгое сердце директора смягчилось при виде этой по-мальчишески ловкой девушки, которая с полным пренебрежением к опасности, рискуя попасть под колеса, остановилась посреди дороги, да еще на таком крутом повороте.

— Я могла доехать еще засветло, — без умолку говорила мотоциклистка, — если бы малость не задержалась в Сокольских лесах… Ах, какие же там перемены! Рестораны, отели!.. И все это вы понастроили?

— Да.

— Так и должно быть… Простите, дайте я сама налью… Незачем вам пачкаться.

И с маленьким бидоном в руках она решительно шагнула вперед, но, попав в полосу света, вдруг удивленно отступила.

— Ха, да ведь мы знакомы с вами, а?

Она поставила бидон и с распростертыми объятиями кинулась к Руже.

— Что же ты молчишь, товарищ Орлова?

Ружа будто одеревенела.

— Не узнаешь меня?

— Как тебя не узнать!

— Почему же ничего не скажешь? Как ты изменилась! Такой важной дамой стала! Прямо не узнать.

— И я не узнала тебя, товарищ Коевская! — сказала Ружа, кинув тревожный взгляд на машину, где, скрытая темнотой, сидела Яна.

— Я тоже изменилась, правда?

— Ну, конечно.

— Нравятся тебе мои брюки?

— Замечательные.

— Сшила их перед отъездом сюда. Да и вообще я часто хожу в брюках. Удобно и шикарно.

— Да, это шикарно, — с усмешкой повторила Ружа, но Гита не заметила иронии, взволнованная неожиданной встречей. Порывисто схватив Ружу за руку, она завопила:

— Ах, я умру от радости! С каких пор не виделись! Как я рада! Это твоя машина?.. Как я рада! А я вот мотоцикл купила. Год тому назад. Но он мне уже опротивел.

Хочу продать и купить другой. Теперь появились новые, итальянские.

Она тараторила, захлебываясь, как будто всю жизнь только и думала об этой встрече. Ружу коробило от ее нежностей, и она нетерпеливо ожидала, когда кончатся все эти излияния. Но Гита не знала удержу.

— Помнишь нашу Минковскую? — сыпала она. — Что поделывает это диво? Как вспомню ее, прямо валюсь от смеха! Роскошно, роскошно!.. Помнишь ее?

— Помню, конечно. Она и сейчас воспитательницей работает.

— Да? До чего же я рада. А что другие товарищи делают?

— Все в порядке. Работают.

— Очень рада.

Вырвавшись из ее объятий, Ружа с дрожью в руках стала наполнять бидон бензином. Гита, вертясь возле нее, продолжала болтать, охваченная внезапным приступом лирики.

— Помнишь, какие чудесные лунные вечера мы проводили вместе?

— Помню.

— И всем этим мы обязаны тете Маре… И музыка, и танцы!.. Помнишь?.. Хорошее было время… Согласись… А теперь разлетелись, как птенцы… Но мы еще опять соберемся… Платьице на тебе шелковое, да? Поди ж ты, как красиво стали у нас шить! На заказ сделано или готовое?

— На заказ.

— Скажешь потом, кто шил… И мне хочется заказать себе платье… Смотри ты, какой шикарной расцветки платья стали делать наши… Лучше заграничных…

Ружа наполнила бидон и пошла к мотоциклу. Гита последовала за ней, забыв, что вызвалась сама заправить машину. И лишь после того, как это сделала Ружа, принялась извиняться, всплеснув руками:

— Ах, какая же я бессовестная! Ты, наверно, выпачкалась! Очень извиняюсь… Ну да ведь вон как давно не виделись…