Новые встречи

Горанов обратился к Мариновой.

— У вас, правда, стало меньше оснований для беспокойства после снятия Чолакова. Возможно, это охладило у некоторых пыл. Тем не менее именно у вас прижились такие элементы, как Аспарух Беглишки, Гатю Хаджи Ставрев по прозвищу Цементная Голова… да и другие, к которым нельзя относиться терпимо.

— Мы их уволим, товарищ Горанов, — отозвалась Ружа, — вышвырнем… нам это ничего не стоит.

— По крайней мере спокойны будем, — добавила Иванка.

— Подождите, так не годится. Сначала надо обезвредить их. А уж после этого можно и уволить, послать ко всем чертям.

Он взглянул на часы.

— Перед нами поставлена задача сформировать на каждом предприятии крепкие рабочие дружины. Вам надлежит обдумать этот вопрос и через неделю представить списки. В дальнейшем эта работа наладится. Я вызвал вас, чтобы сообщить решение бюро. Вы должны незамедлительно заняться его выполнением без лишнего шума и парадности.

Горанов встал и перешел на свое место за письменным столом. Женщины поняли, что разговор окончен. Подняв штору — солнце уже скрылось за соседней крышей, — он распахнул окно. В комнату хлынул людской говор, шум машин, гудки.

Уличные будни однообразно проносились на крыльях суеты и забот. Люди проложили себе жизненную колею, и ничто не в состоянии было свернуть их с нее. Но это не успокаивало первого секретаря. Он знал, что законы жизни общества гораздо сложнее. Бутылка откупорена. Духи выскочили вон. Необходимо каким-то способом обуздать их. Еще раз взглянув на часы, он спросил:

— Я слышал, что Борис Желев собирается вернуться. Правда это?

— От него получено письмо, — ответила Ружа, — но давно уже… Жена его здесь.

— Жена? Кто такая?

— Гита Коевская… Сестра Петра Коевского.

— А, да, да! Сестра Пецы… Вспомнил. Ну?

— Разъезжает туда-сюда на мотоцикле.

— Не работает?

— Черт ее знает.

— А где живет?

— И этого не знаем.

Подумав, он испытующе посмотрел на них.

— А кто же знает?

Женщины молчали. Они почувствовали укор. И не нашли ответа. А когда уже выходили, Горанов почему-то повторил:

— Значит, разъезжает туда-сюда на мотоцикле… А мы любуемся на нее…

Женщины покраснели, но времени для объяснений не осталось — они были уже за порогом.

— До свиданья, до свиданья.

Сели в машину взволнованные, долго не могли собраться с мыслями. Решили сразу же по приезде к себе обсудить услышанное от первого секретаря Городского комитета партии.

«Победа» несла их к «Балканской звезде». Желание попасть туда поскорее нарастало с каждой минутой. Ружа то и дело поглядывала на стрелку спидометра. Все ей казалось, что они медленно двигаются. Вот наконец и фабрика. Железные ворота широко раскрылись, и дед Станчо приветствовал их, сняв фуражку.

— Товарищ Орлова! — еще издали крикнул он.

Машина въехала во двор и остановилась. Ружа сразу вышла.

— Что, дедушка Станчо?

— Посетитель тут один с полчаса ждет тебя, потерял терпенье и на меня напустился… Поднялся в бухгалтерию.

— Вот как? Нервный, значит… Кто же такой?

Дед Станчо наклонился к самому ее уху и сказал, понизив голос:

— Борис… Желев… Помнишь его? Борка.

Ружа нахмурилась, по лицу ее пробежала тень.

15

Она живо представила себе картину встречи, и от этого ей не стало веселей. Долгожданный день наступил раньше, чем успели воздвигнуть триумфальную арку.

Но почему он хорохорится? К чему это высокомерие? Думает, что его боятся?

Есть люди, перед которыми другие всегда почему-то чувствуют себя должниками, и высокомерие их начинает тяготить общество еще до того, как они в нем появятся. Словно надвигающаяся туча, которая угрожающе гремит издалека. К разряду таких людей относился и Желев. Сначала отправил письмо, чтобы напомнить о себе, а теперь вот явился собственной персоной и отчитал деда Станчо за то, что директор опаздывает! Воинственно настроен!

Ружа молча подымалась по лестнице, сжимая сумочку, и плохо понимала, что хочет ей сказать идущая за ней следом Иванка. Скоро обеденный перерыв, а директора еще не видели сегодня на фабрике.

Вместо того чтобы выполнять указание Горкома партии, она должна заниматься этим Желевым. Ружа раздражалась все больше. Трудно ей было разговаривать с ним, и она боялась, что у нее не хватит выдержки дать ему достойный отпор. Подходя к своему кабинету, она старалась принять спокойный и невозмутимый вид. Но второпях забыла, что дверь заперта, и напрасно дергала за ручку. Будто кто-то нарочно старался вывести ее из себя. Ружа начала торопливо копаться в своей сумочке. Но чем больше суетилась, тем меньше было толку. А от этого она еще сильнее горячилась. Лицо пылало от напряжения. Иванка молча наблюдала за ней, стоя в сторонке. Как раз в этот момент подошел молодой парень, служащий бухгалтерии, и с таинственным видом сообщил:

— Товарищ Орлова, к нам гость пожаловал.

— Что за гость? — машинально спросила Ружа, наклонившись за ключом, который уронила на пол.

— Да вот Борис Желев…

— Никаких гостей я не принимаю, — заявила она, не поднимая головы. — У меня столько работы, что…

— Но товарищ Желев поручил доложить ему о вашем приезде.

Ружа выпрямилась с ключом в руке и удивленно посмотрела на незадачливого паренька, взиравшего на нее с почтительным уважением.

— Доложить ему?

Паренек, как видно, не уловил иронии.

— Да, сказал, что будет в главной бухгалтерии.

— Ладно, ладно. Доложи поди — пускай подождет.

Открыв дверь, она вошла в кабинет.

— Передам, товарищ Орлова.

С этими словами он повернул назад и увидел шедшего навстречу Бориса Желева. Он был в белой нейлоновой рубашке и короткой ярко-оранжевой куртке; клетчатую кепку он не потрудился снять с головы. Габардиновые брюки и белые парусиновые туфли завершали его изящный туалет. Всем своим обликом — выбритый, разутюженный и надушенный, с тяжелой кожаной сумкой в руках — Борис напоминал преуспевающего комивояжера в расцвете карьеры, еще до посадки в тюрьму.

— А, вот кстати! — воскликнул он, останавливаясь в дверях директорского кабинета. — Я уже собрался уходить!

С минуту они молча смотрели друг на друга, затем Борис повторил:

— Еще немного, и ты не застала бы меня.

Ружа нетерпеливым жестом поправила прическу и сказала:

— Входите, входите! — И, обратившись к Иванке, добавила: — Оставайся и ты, если хочешь, конечно.

— Спасибо, я лучше займусь подготовкой материалов по вопросу, о котором мы говорили в Горкоме.

Проходя мимо Бориса, она смущенно протянула ему руку. Тот небрежно ответил на приветствие, как бы не заметив протянутой руки, и вошел, озираясь по сторонам с таким видом, словно занимал когда-то этот кабинет или должен был занять.

Ружа закрыла дверь, прошла на свое место за столом и сказала уже более спокойно:

— Ну вот, теперь здравствуй и садись, где понравится.

— Благодарю! — ответил Борис, усаживаясь в самое большое кресло у стола. — Тут все по-прежнему, — продолжал он, переводя взгляд с одного предмета на другой, как бы оценивая их, — за исключением некоторых портретов, следы Чолака сохранились. Разумеется, особых перемен и не могло быть, но все же я не простил бы вам, если б вы пошли по его стопам. Он был типичный носитель культовщины на «Балканской звезде». Не раз я бил тревогу по этому поводу, пока за него не взялись. Но что было, то было. Теперь нужно смотреть вперед.

Он говорил не спеша, обследуя взглядом директорский кабинет. Тут вот где-то, слева от стола, высоко на стене висел его увеличенный портрет — гордость фотографии «Сюрприз». Вместо него, по-видимому с целью заполнить пустой квадрат, повесили географическую карту. Борис не сделал никакого замечания, но глаза его часто обращались в эту сторону.

Ружа слушала его молча, не прерывая. И упорно смотрела на листок календаря, стараясь сдержать раздражение, которое Борис вызывал у нее своим высокомерным гоном. Заметив ее нетерпение, Борис сказал сочувственно: