Страница 17 из 25
«Ну, — думаю, — «наработался» в молодежных лидерах».
Стали выдвигать кандидатов в новый состав комитета. Слышу: «Титова!»
— Да вы что это, ребята! — взъярился я. — Живого места на мне не оставили и теперь опять?
— Ты понял, за что мы тебя критиковали?
— Ну, понял, — буркнул я.
— Теперь-то и будешь работать так, как надо...
— Титова! — кричат ребята.
Так я вновь стал членом комитета!
Многое дал мне комсомол, внеся «коррективы» в мой несколько экспансивный характер, — и сделал это на мое же благо.
Наконец, звание кандидата в члены партии. Вступая в Коммунистическую партию, я вставал в шеренгу своих соотечественников, готовых первыми встретить любое трудное дело, любую опасность. Перед моим мысленным взором проносились лица и образы и тех, которых я не видел, но знал их дела, и тех, кого нет в живых, и тех, кто ныне здравствует. Владимир Ильич Ленин, его соратники и первые революционеры— герои моих детских дум.
Отец, инструкторы-летчики, погибший друг Леша Коваль, Главный Конструктор, Юрий Гагарин, друзья-космонавты, девчонка Галка, вытянувшая меня из проруби, Тамара... Разные, внешне совершенно не связанные между собой люди. И все как будто вместе со мной ждут отсчета секундомера. Не знаю, что делал в эти минуты Никита Сергеевич Хрущев, но, может быть, и он тоже, поглядывая на часы, спрашивал — как там космонавт?..
Я еще раз осмотрел приборы, рычаги управления. Все на своем месте. Сейчас прозвучит последняя команда. Стараюсь удобнее устроиться в кресле, расслабляю мышцы, плотно прижимаю голову к подушке кресла. 8 часов 55 минут, 56, 57, 58... Остается секунда...
— Подъем!!!
Раздается нарастающий шум двигателей, вздрагивает корпус. «А кузнечик на поле, наверное, замолк...» — мелькнуло в голове.
— Пошла, родная!
Меня прижимает к креслу все сильнее и сильнее. Небольшой толчок, другой... — срабатывают ступени ракеты-носителя.
Все время наблюдаю за приборами, поддерживаю двухстороннюю радиосвязь с Землей. Чувствую, что перегрузки, шум, вибрацию переношу хорошо.
Затем плавно, будто нехотя, отступают перегрузки, и неожиданно наступает мертвая тишина.
— Я —В КОСМОСЕ!
Да, но почему приборная доска куда-то плывет и очутилась вдруг на потолке? Не могу сообразить: где Земля, в каком положении нахожусь; но через несколько минут все встает на свои места. Первый подарок космоса — невесомость... Пора за дело.
Краем глаза смотрю в иллюминатор. Яркая палитра красок, необыкновенных и неповторимых, и слепящее Солнце. В кабине светло, празднично, но любоваться некогда — меня уже запрашивает Земля. Началась тяжелая работа космонавта. Приборы показали, что корабль вышел на орбиту; с Земли подтвердили, что вывод корабля произошел точно.
Убедившись, что меня хорошо слышат и понимают на Земле, я доложил Центральному Комитету Коммунистической партии, правительству и Никите Сергеевичу Хрущеву о том, что полет корабля проходит успешно, что все системы функционируют нормально и самочувствие мое хорошее. Попросил передать сердечный привет всему советскому народу.
И почти тут же Земля посылает теплое и сердечное поздравление мне, молодому коммунисту, от Никиты Сергеевича Хрущева.
Борт космического корабля-спутника «Восток-2» товарищу Г. С. Титову
Дорогой Герман Степанович! Только что получил Вашу телеграмму с борта космического корабля-спутника «Восток-2». Все советские люди бесконечно рады успешному полету, гордятся Вами. Сердечно поздравляем Вас, верного сына нашей Родины, славной Коммунистической партии.
Ждем Вашего возвращения на Землю. Обнимаю.
Н. Хрущев
6 августа 1961 года
На душе стало очень радостно, я почувствовал, что вся моя страна, весь мир знает и следит за полетом, и вновь еще больше осознал ответственность перед всем нашим двухсотдвадцатипятимиллионным народом за точное выполнение программы полета.
На шестом витке я услышал знакомые всему нашему отряду позывные: «Ландыш! Я Ландыш!»
«Вас понял, вас понял. Прием, прием», — ответил я и стал ждать. «Гера! Все ребята желают тебе счастливого полета. Чтобы все было отлично. Ждем на Земле!»
Приятно было услышать во мгле космической ночи привет от друзей-космонавтов. Я узнал и голос. Мгновенно вспомнил, как недавно, вот так же, наверное, как они сейчас, мы все стояли на командном пункте, руководившем полетом Юрия Гагарина, и волновались за него. И как волновались!
«Вас понял, — передал я на Землю. — Спасибо, Паша. Передай привет ребятам. Спасибо, друзья!»
Официальные сообщения о полете «Востока-2» известны всем. Я расскажу только о тех минутах и наблюдениях, которые запомнились мне на всю жизнь, и даже новый полет и новые впечатления не вытеснят их из моей памяти.
Наступили они, эти минуты, когда, выполняя полетное задание, в 10.00 по московскому времени, находясь в этот момент еще в тени Земли, перешел на ручное управление кораблем. С волнением взял я штурвал. Вначале осторожно, затем энергичнее. Космический корабль послушно менял ориентацию, плавно переходил из одного положения в другое, и мне кажется — стоило только, как говорят летчики, «взять ручку на себя», и он понес бы меня к другим планетам. Чувство это ни с чем не сравнимо, оно переполняет человека гордостью за ученых, за нашу науку, за человеческий разум.
Ночь набегает, как тьма тоннеля, в который въезжаешь на автомашине. День — свет появляется так, будто его включают через реостат. Как люстры в театре... Космические сутки текут одни за другими.
Задач много: контроль за показаниями ориентатора, записи в бортовой журнал, проверка дальности радиосвязи и ряд научных экспериментов, необходимых для дальнейшего освоения космоса, — начиная от обычного сна, кончая обедом...
Нужно было подтвердить или опровергнуть десятки теорий, так как длительный полет в космос совершался впервые и должен был внести коррективы в накопленные знания и дать новый, по возможности обобщенный, материал.
Около четырех лет назад ученые имели довольно смутное представление о биологических явлениях, которые могут возникнуть в условиях космоса. Прежде всего волновал вопрос — как будет человек переносить невесомость несколько часов подряд, сможет ли космонавт нормально жить и работать? Невесомость— это не только забавные ощущения и положения, в которых человек перестает чувствовать вес своего тела, может стоять ногами на потолке, висеть, плавать в пространстве и тому подобное.
Вот, например, проблема — обычный обед. Мы собираемся летать в космосе долго, поэтому это вопрос немаловажный. Предполагалось, что такие ходовые «походные» продукты, как сухари и галеты, не подходят. Они крошатся, а крошки могут попасть в дыхательные пути. Пойдет ли вообще пища в желудок, если она ничего в космосе не весит? Одним словом, задач немало, и на все предстояло дать ответ.
В 12.30 я обедал, а позже, на шестом обороте, ужинал.
Ученые разрешили некоторые проблемы питания. Из ту-бов можно прекрасно поесть. Дело только в калорийности и вкусовых качествах космического меню. Обедая, ужиная и завтракая там, я подумал, что скоро появится новая профессия— повар космической кухни, так как знаменитые восточные, французские и другие кулинарии в космосе не будут иметь успеха. Пусть они по-прежнему царствуют на Земле...
Когда я вроде бы и свыкся с состоянием невесомости, на четвертом витке вдруг почувствовал неприятное ощущение. Стало подташнивать. Чтобы «успокоить» «расшалившуюся» вестибулярную систему, осторожно нашел самое удобное положение в кресле — и замер. Тошнота постепенно пропала, стало намного легче.
...Позади — двести тысяч четыреста километров. Немного отдохнув, я снова переключил автоматическое управление на ручное и начал второй экзамен «летным» качествам своей почти пятитонной космической машины. Корабль, подчиняясь каждому движению руки, менял положение и ориентацию, как будто я сидел за штурвалом хорошо сконструированного и легко управляемого истребителя. И словно в добавление к этому удовольствию радио принесло мне теплую телеграмму Юрия Гагарина. В это время он находился в Канаде, в гостях у Сайруса Итона. «Погоди, старина! Радио еще не успеет доставить мой ответ, а я уже махну тебе рукой из иллюминатора... Может, увидишь?» — подумал я, так как «Восток-2» должен был вскоре появиться над Канадой. И все же, не надеясь на «визуальный» привет, отстукал ему по радио «спасибо».