Страница 34 из 54
— Воевода, — сурово сказал жрец, отвечая на невольное движение русского, — мы хороним воинов по нашему обычаю. В царстве Перкунаса плохо было бы конунгу без его боевого коня.
Воевода едва приметно пожал плечами. Не пристало оспаривать чужие обычаи.
В это время стремянный Трайанта доложил, что конунг Жемайтии готов принять посла князя Александра.
Оправив кольчугу и меч, идя в замок на свидание с Трайантом, воевода со смешанным чувством горечи и восхищения подумал: «Чудо храбрости, чудо народной обороны сотворила Жмудь. Но сколько может продолжаться эта неравная борьба?..»
Она продолжалась двести лет. После разгрома орденских войск у Шауляя при Миндовге на протяжении почти ста лет Жемайтия успешно отбивала нападения крестоносных разбойников. В 1341 году в битве при пальякалнисе Велюоне рыцари впервые применили огнестрельное оружие. В этой битве пал великий князь литовский Гедимин, и городище это с тех пор называется Гора Гедимина[7]. После его гибели Литва, снова распавшаяся на отдельные княжества, была ослаблена, и к концу XIV века крестоносцы захватили почти всю Жемайтию. Через год вспыхнуло народное восстание, подавленное крестоносцами с беспощадной жестокостью. Но Жемайтия и тут не покорилась. Уцелевшие после расправы скрылись в непроходимых чащах и болотах. Народ накапливал силы, и через несколько лет, к 1409 году, разразилась буря нового восстания, поддержанного великим князем литовским Витовтом. Это восстание не прекращалось до 1410 года, когда в битве при Грюнвальде соединёнными силами литовцев, поляков, русских и чехов был окончательно разгромлен Ливонский орден. Жемайтия навсегда воссоединилась с остальной Литвой. В тяжкой борьбе с крестоносцами сплотилась единая литовская народность, окрепла древняя дружба со славянами, была завоёвана независимость…
Литовскому народу и в дальнейшем приходилось сражаться за независимость против своих и иноземных угнетателей. История Литвы заполнена восстаниями жемайтийцев против крепостников–помещиков, против извечных врагов — немецких захватчиков, наследников крестоносцев. Когда Гитлер провозгласил новый «крестовый поход» против народов Советского Союза, не только регулярные литовские части, такие, как 56–я Литовская дивизия Советской Армии, но и бесстрашные партизаны Жемайте и Аукштайте сражались против гитлеровцев…
Литовский народ и поныне чтит величественные памятники борьбы с крестоносцами — жемайтийские пильякалнисы, Эти городища окружены множеством легенд. Очень часто, как бы подчёркивая ценность пильякалнисов, эти легенды говорят о сундуках с золотом, спрятанных в глубине холмов. Но мудрые легенды и предохраняют городища от разрушения кладоискателями. Тот, кто осмелится копать пильякалнис, либо погибнет, либо напрасно потратит время, потому что, сколько бы ни накопал он за день, к утру вся земля окажется на прежнем месте. И вот железные двери и подземные ходы, которые якобы ведут к сокровищам, уже столетия не решаются потревожить любители лёгкой наживы.
Уважение народа, которым окружены пильякалнисы, привело к тому, что католическая церковь пытается стать наследником языческой Литвы и принять городища в своё «владение». Ксендзы рекомендовали своей пастве устраивать на городищах кладбища, ставить кресты (на одном только городище Юргайцы их установлено свыше ста пятидесяти), — словом, превратить пильякалнисы в католические святыни. Именитые «князья церкви», такие, например, как епископ Волончевский, приезжали на пильякалнисы и «освящали» их именно с этой целью. Католики утверждали, что пильякалнисы — это костёлы, провалившиеся под землю за грехи прихожан. В противовес этому народная легенда гласит, что пильякалнисы — имения жестоких панов, которые вместе со своими усадьбами провалились под землю за угнетение народа…
Но это лишь «полемическая крайность». А так каждый деревенский мальчишка в Литве знает, что такое жемайтийекие пильякалнисы. Гордо возвышаются над лесами и болотами эти памятники мужества, силы и отваги, освящённые веками борьбы за независимость…
Не раз, стоя на их высоких валах, вспоминал я картину вдохновенного певца Жемайтии Чюрлиониса, которая называется «Стрелец».
Двое в мире. Маленький полуобнажённый человек на крутой тёмной скале. Широко размахнув мощные крылья, парит над ним огромная хищная птица, спускается все ниже, готовится напасть на человека. Одним ударом; острого клюва может она раскроить ему голову, одним взмахом крыла сбросить в пропасть. Холодные сиреневые глаза птицы уверенно и безжалостно смотрят на свою жертву. Злобная, необоримая сила стихии. Но человек бесстрашно и твёрдо стоит на скале, выставив вперёд ногу, подняв голову навстречу птице. В руках у него тонкий изогнутый лук. Стрела, дрожа на натянутой тетиве, направлена прямо в сердце птицы. А из–за скалы, окружая человека светлыми лучами, встает невидимое ещё солнце и сияет над ним знак Стрельца. Страшной стихийной силе разрушения и смерти противопоставляет человек, как равный равному, свою смелость, мужество, свой светлый разум…
Между этой картиной и историей Жемайтии есть прямая связь.
Мы имели счастье видеть зримые, вещественные реликвии этой истории. Мы видели материалы из могильников — инкрустированные стремена и мечи, конские захоронения, урны с пеплом убитых в бою воинов. На сторожевых, или «святых», горах измеряли мы толщину огромных угольных слоев — остатки сигнальных и жертвенных огней. Кстати, угля иногда бывало так много, что, например, и в двадцатом веке кузница, расположенная возле одного из городищ, долгие годы работала на этом угле.
Но больше всего наше внимание привлекли сами городища — пильякалнисы, которые тогда были совершенно не изучены. Это была захватывающая, интересная работа. Она поглощала меня, как и других участников экспедиции, целиком. Мы вместе делали общее, важное и нужное дело. Мы побывали на десятках городищ, шурфовали эти городища, изучали их культурный слой, снимали их планы и разрезы, возможно более тщательно описывали. За это время мы сблизились, спутники стали относиться ко мне с большим доверием, да и самому стало легче в привычных условиях напряжённой экспедиционной работы. Конечно, многое в наших отношениях оставалось неясным, но я не хотел этим заниматься. Прогонял от себя всякие мысли, связанные с положением в самой Жемайтии, в нашей экспедиции, хотя понимал, что рано или поздно мне все равно придётся с этим столкнуться. Но, пока можно было все время и мысли занять работой, я был почти счастлив…
ЛИТВА МОЯ
Жизнь оторвала меня от пильякалнисов неожиданным и страшным событием. Последние дни мы работали на разных городищах, и одно лучше другого. То это был легендарный Джугас, крутой холм, обязанный своим именем богатырю Джугасу, который, проходя здесь, остановился на минуту и вытряхнул землю из своего клумпаса, отчего и образовался холм. То величественная Шатрия — «Гора ведьм», на которую раз в год собираются все ведьмы Жемайтии, поют, устраивают танцы и игрища, а потом проводят совещание и решают, что плохого и что хорошего сделать каждому жемайтийцу. То мельникаписы — курганы богатырей. На вершинах курганов растут многовековые дубы, стоят три–четыре высоких креста и капличка — маленькая церковка. Зловеще чернеет «Гора повешенных». Если кто–нибудь решится подняться на неё, то из леса протягивается огромная рука и вешает смельчака. А недалеко от местечка Плателе, в центре непроходимого болота, — остров Блинды, Блинды — Мироуравнителя жемайтийского Робин Гуда, и его верного помощника Стукаса, раздававших бедным награбленное у богачей имущество. Символом Блинды и его соратников была рута.
Не раз встречал я в лесах Жемайтии этот зелёный, никогда не вянущий цветок. Мы находили его в дубовых лесах, в зарослях дикой малины, брусники, смородины, на берегах глубоких озёр, пахнущих горьким запахом дубовых листьев. Твёрдые, похожие на маленькие лодочки лепестки руты плыли по чёрной, почти совершенно прозрачной воде.
7
Кроме того, широко известны Замковая гора и башня Гедимина в Вильнюсе.