Страница 20 из 54
— Есть какие-нибудь новости с холма? — спросил он.
— Ничего удобоваримого, — сказал я.
Он отвернулся, чтобы обслужить другого клиента, а я передвинулся в дальний конец стойки. Неожиданно я понял, что стою рядом с Лаурой Причард. Она зажала ладонями в перчатках бумажный стаканчик, как бокал с бренди. Свой городской костюм она успела переменить на широкие брюки, башмаки, серую каракулевую шубку и такую же шапку-кубанку. Напряженная и бледная, она смотрела на толпу, а темные очки скрывали ее глаза.
Я поставил свой стаканчик на стойку.
— Не желаете сигарету? — спросил я, предлагая ей свою пачку.
Она испуганно взглянула на меня.
— А, это вы, мистер Трэнтер, — сказала она. — Я… да, пожалуй, закурю.
Она отставила свой стаканчик и стянула перчатку. Я поднес ей зажигалку, когда она вытащила сигарету из пачки. Она сильно и жадно затянулась.
— Я должна извиниться перед вами, — сказала она.
— За что?
— За то, что я вышла в вашем присутствии, когда мистер Стайлс рассказывал отцу свою историю. Я… я просто не могла этого вынести.
— Да, слышать это, наверное, было тяжело, — сказал я. — Но кажется, вашему отцу это было необходимо.
— О да! Ему это было необходимо! — с горечью, сказала она.
Мне показалось, что я ее понял. Враждебность отца к ней была слишком заметна.
— Вы чувствуете, что Джейн его любимица, — сказал я.
— Была, — жестко поправила она.
Взгляд ее скрытых темными очками глаз был устремлен на вышку трамплина. Мы услышали отдаленный сигнал. Еще один горнолыжник начал свой разбег.
— Лично я был единственным ребенком у родителей, — сказал я. — Так что мне не знакома проблема соперничества между детьми. Хотя, конечно, мне хватало и других забот.
Она кинула на меня быстрый, почти испуганный взгляд. Я уловил в ней какое-то сходство с Джейн. Будь она в веселом настроении, это было бы еще заметнее.
— У Питера Стайлса есть и другие причины, помимо Джейн, желать, чтобы этот случай был раскрыт, не так ли? — спросила она.
— Тот парень, который убил его отца, сделал его инвалидом, — ответил я. — Но любой, кто знал Джейн, считает, что она стоит того, чтобы ее убийца был найден. Возможно, так же думают и те, кто знал Марту Тауэрс. Да и нужны ли личные причины, чтобы желать арестовать этого человека. — Я посмотрел на ее свежие губы, плотно сомкнутые. — Можно дать вам один совет?
— О чем?
— Не скрывайте так тщательно своих чувств. Дайте им выплеснуться. Все равно рано или поздно они сами вырвутся на волю.
Она бросила свою сигарету на снег и с силой придавила ее. Это уже было проявлением гнева.
— Вы могли бы и не кормить меня избитыми штампами, мистер Трэнтер, — сказала она.
— Извините, не хотел вас обидеть, — сказал я. — Но я нахожу, что некоторые штампы не лишены здравого смысла. И кстати, меня зовут Джим.
Она смотрела мимо меня на толпу у барьера, игнорируя мое последнее замечание.
— Разве можно здесь кого-нибудь найти? — спросила она. — Когда вы идете по улицам города, вы можете указать на богача или бедняка, на художника, актера и на тысячу других типов… Например, людей типа моего отца. Но здесь все они словно одеты в униформу — форму горнолыжников. И все выглядят одинаково. Вы ищете садиста, который убивает только ради удовольствия, которое он при этом испытывает. Тысячи молодых ребят моего поколения видят смысл жизни исключительно в наслаждениях. Разумеется, не обязательно они находят его в таких экстравагантных выходках, как ваш хохочущий приятель. Мистер Стайлс как-то написал очень интересную статью на эту тему — о презрении наших современников к закону и порядку, об отсутствии моральных норм, о бесцельности их жизни. Но как определить их здесь? Все они похожи друг на друга — у всех одинаковые костюмы, одинаково здоровый вид, холодный и жестокий, как снег или лед.
— Мы пытаемся найти преступника, прислушиваясь к смеху людей, — сказал я.
— А я думала найти его по клейму, которое должно было гореть у него на лбу.
— По какому клейму?
— Клейму преступника, — сказала Лаура.
— Мы найдем его, — заверил я.
— Не знаю, — сказала она и вдруг резко переменила тему. — Послушайте, я попробую помочь вам разобраться во всем. Вы не против, чтобы мы сели в мою машину? А то у меня совсем замерзли ноги.
Следуя за ней к ярко-желтому «кадиллаку» с откидным верхом, припаркованному на общей стоянке, я размышлял, что Лаура хотела сказать мне такого, что могло нам помочь. При этом почти бессознательно отметил, что только такая марка машины была под стать своему владельцу Джорджу Причарду — эффектная и самая дорогая. Мы забрались на переднее сиденье. Лаура включила мотор, и салон начал заполняться благодатным теплом. Она сидела, положив руки в перчатках на руль. Мотор урчал тихо и уютно, как котенок.
— Если вы были единственным ребенком, — сказала она, глядя прямо перед собой, — вы не поймете всю сложность отношений между сестрами: любовь и привязанность с одной стороны и соперничество, ревность и крайний антагонизм — с другой. Я любила Джейн, но мы были очень разными. Однако книга жизни Джейн Причард уже закрыта. Она умерла. Сейчас не время говорить о ее недостатках, как они мне представлялись. Более уместно вспомнить все то доброе и дорогое, что отличало ее, когда она была ребенком и потом, когда повзрослела. Отец все это помнит и очень страдает. Я тоже помню и чувствую это… здесь. — Она положила руку на желудок, как будто страдала физической болью. У нее вырвался долгий вздох. — Можно попросить еще одну сигарету?
Я вытащил пачку, и она прикурила сигарету от зажигалки на приборном щитке.
— Я обещала поделиться с вами кое-чем, что сможет помочь, — через некоторое время сказала она. — Но сначала вы должны понять, как мы жили — я и Джейн. Мы с ней не получили обычного воспитания. И наш отец… он не был обычным отцом. — Она откинулась назад, положив голову на спинку сиденья и прикрыв глаза. — Я постараюсь быть как можно более откровенной. Понимаете, жизнь отца и все вокруг него складывалось в полном соответствии с его желаниями — все, кроме его женитьбы. В школе он был известным атлетом, о котором там до сих пор вспоминают. Когда он появляется в любом из своих клубов, его немедленно окружают десятки друзей. В своем деле он король. Единственная осечка произошла там, где он меньше всего ее ожидал. Это касается его отношений с матерью. Мать нанесла ему такое тяжкое оскорбление, от которого он так никогда и не оправился. Она бросила его ради другого мужчины. До сих пор каждый раз, когда отец встречает друга или незнакомца, он думает, не смеется ли он над ним. Самое искреннее, самое глубокое чувство в его жизни — это ненависть, ненависть к матери.