Гибель дракона

— Читай, если ты комиссар отряда Сан Фу-чина.

«ЦК Коммунистической партии Китая, учитывая благоприятную обстановку в стране, сложившуюся в последние месяцы: все увеличивающуюся раздробленность сил оккупантов, панику в их штабах, окончание войны на западе, которое способствует росту прогрессивных сил, приняло решение о начале военных действий за освобождение страны. В отряды партизан Маньчжурии для усиления политической работы в массах ЦК решил направить...»

Этого не ожидал даже видавший виды коммунист Шин Чи-бао. К ним в отряд пришло пополнение во главе с членом ЦК компартии Китая!

— Здравствуй, товарищ Чжу Эр. — Шин Чи-бао выпрямился. — Я комиссар.

Чжу Эр пожал ему руку и сразу же начал расспрашивать о делах в отряде. Сопровождавшие его солдаты Народно-Революционной армии пошли к партизанам.

Внимательно выслушав комиссара, Чжу Эр рассказал, что с окончанием войны на западе японцы начали отводить войска из Китая сюда, в Маньчжурию, к границам России. Следовательно, они предполагают, что Россия будет верна союзническому долгу и начнет войну здесь, на Востоке. Нужно использовать раздробленность японской армии, частично запертой в укрепленных районах, частично сосредоточенной в больших городах, и уничтожать части, идущие за Хинган. Сейчас, когда японские штабы растерянно ищут направление предполагаемых ударов русских, им будет не до партизан. Ситуация очень удобная для начала большой войны...

Под утро уходили последние роты. С ними вместе пошел и Шин Чи-бао.

Занималась заря. Заголубело небо на востоке. Ветер качнул вершины столетних дубов. Прошелестела листва, и снова все стихло.

В День Победы, едва появившись в расположении полка, Карпов направился в землянку санчасти. Еще издали он увидел знакомую крышу, поросшую травой, серые доски коридорчика. Сбежав по ступенькам, он забыл постучаться и рывком открыл дверь. Метнулось испуганное лицо незнакомой толстушки в тесной и короткой гимнастерке, и Карпов увидел Ольгу, замершую подле окна. Вот так же стояла она в их последнюю встречу. Карпов бросился к девушке, не замечая, как ее подруги поспешно покидают землянку. Ольга протянула к нему руки.

— Сережа...

— С победой, Оля, с победой тебя!..

Кончился знойный июль. По утрам над сопками вился густой туман, словно они дымились, как непотухшие вулканы, а днем — сушь и тишина. Недвижна и сумрачна была степь зарубежной стороны. Ни маневров, ни движения войск по сопкам, ни «учебных» стрельб в сторону наших погранзастав — ничего! Замерло все, как перед большой грозой, очищающей воздух и землю.

В городских садах, печально шурша на горячем ветру, свертывались, жухли и опадали листья. Перед зданием штаба фронта начал осыпаться старый тополь, хотя его поливали каждый день. Командующий в короткие минуты отдыха подходил к окну и, глядя на голую верхушку дерева, думал. Думал о том, что зной изнуряет солдат, а им предстоят тяжелые марши к границе; о том, как идет передислокация войск, как принимается пополнение: запад отдавал долг востоку, присылал людей, закаленных в битвах, и новейшее вооружение.

Штаб фронта за короткое время разработал схему передвижения войск, она лежала на столе командующего. Многокилометровая линия границы исчерчена ровными красными стрелами, нацеленными в глубь Маньчжурии.

Вошел начальник разведки фронта генерал-майор Пристучко. В руках у него — неизменная черная папка.

— Разрешите доложить, товарищ командующий?

— Прошу.

Больше часа продолжалось обсуждение боевых качеств Квантунской армии в укрепленных районах. Прибывали пополнения даже из Японии, несмотря на то, что американские войска уже занимали японские острова Иводзима и Окинава.

— Некоторые данные, — Пристучко подал мелко исписанный лист, — заставляют думать, что наши «союзники» информировали правящие круги Японии о некоторых решениях Ялтинской конференции. В противном случае Ямада не собирал бы в кулак — Цикикар, Харбин, Чанчунь — всю технику и не активизировал бы укрепрайоны. Такое положение на всей границе Маньчжурии и даже Кореи, где спешно строятся доты и противотанковые рвы. В какой-то степени мы теряем элемент внезапности.

— Как отряд семьсот тридцать один?

— Полностью готов к бактериологической войне. Получил значительное пополнение. Диверсант, заброшенный Семеновым, показал... — Генерал прочитал: «...на станции Пинфань недавно выгрузился эшелон самолетов, которые направлены в распоряжение отряда „Камо“ генерал-лейтенанту Исии». Отряд «Камо» — это и есть отряд семьсот тридцать один, — пояснил Пристучко. — «...в течение трех дней, которые я жил вблизи станции, все время слышались взрывы и гул самолетов, по звуку — бомбардировщиков».

— А тот... — командующий на секунду задумался, — интернированный китайский партизан — Ван Ю, кажется, — где он сейчас находится?

— Неподалеку, в городе.

— В начале военных действий направьте его на Хайларское направление... Он оттуда родом? Пусть воюет. А отряд «Камо»... Мы должны пленить весь его состав, с корнем вырвать заразу. В назидание всем будущим охотникам за инфекциями мы их будем судить.

Некоторое время командующий оставался один. Потом вызвал начальника санитарной службы фронта.

— Какое сегодня число, профессор?

— Второе августа. Ваше приказание выполнено. Профилактические комбинированные прививки сделаны всему личному составу фронта.

— Штабу?

— Так точно.

— Смотрите, профессор, если начнется какая-либо эпидемия...

— Никак нет! — глаза профессора молодо блеснули. — Наша профилактическая комбинированная прививка предохраняет от шести острых инфекций, в том числе от чумы. Прививки действенны спустя три дня после укола в течение шести месяцев.

— Отлично!

Профессор ушел. Командующий снова сел за стол... Множество изгибов границы на толстом листе ватмана. Стрелки и кружки с номерами частей. Человеческие жизни. Сотни тысяч людей шли сейчас по сопкам, лесам и пустыням сюда, к этим вот, им намеченным точкам. Нужно беречь солдат! Громадная страна ждет их. Каждому приготовлено дело, и каждый стремится к нему, мечтая о мирной жизни...

Голые сучки тополя торчали за окном, жаркое солнце беспощадно жгло землю, было душно, как перед грозой.

Застывшие волны сопок, начинаясь в Советском Союзе от Яблоневого хребта, тянутся по Трехречью до самого Хингана. Густые леса сплошной полосой уходят в Маньчжурию. На юге, из степей Монголии, растекаются сухим морем пески Гоби — тоже почти до Хингана. Пустынны древние караванные тропы, безлюдны дороги по выжженным сопкам, тишина в дремучей тайге — сучок не хрустнет.

Днем — тишина. Солнечные лучи жгут землю. Но как только сгущаются сумерки, по дорогам, ведущим к границе Маньчжурии, начинается движение: идут пехота, артиллерия, понтонные и саперные части. Мчатся легендарные «катюши», громыхают танки и самоходные орудия. Едва забрезжит рассвет — движение прекращается, и до солнца на дорогах оседает густая серая пыль.

В конце июля радио принесло весть: Советское правительство совместно с правительствами союзных стран предложило Японии капитуляцию. Ждали, что японские милитаристы, понимая безнадежность сопротивления, сложат оружие. Но ответа не было.

Вечером в батальон прибыли автомашины для переброски личного состава. Сопровождавший их инженер-капитан передал Карпову приказание: отобрать и принять из санбата для ударной группы людей и машины.

— Поговорите с бойцами лично, — сказал Плотников и сокрушенно вздохнул: — В рейд идти все хотят. Вот, — и он показал пачку рапортов. — Просьба одна — зачислить в передовую группу...

Карпов перед строем сказал, что в рейд могут пойти от санбата только три машины и одна — из санроты полка. Тут он вспомнил, что Ольга прикреплена к этой машине, и быстро взглянул на девушку, стоявшую в первом ряду. Ольга улыбнулась ему.