Гибель дракона

— Переживу тебя! — презрительно ответил тот. — Я бессмертен, как народ!

Генерал усмехнулся и, радостно потирая руки, обратился к Иосимуре:

— Лечить всеми известными способами. Выбрать самые эффективные. Заражение — только половина опыта. Если исход не смертелен, то над культивацией сибирской язвы предстоит еще работать. Оружие императора должно быть неотразимым.

Исии ходил последнее время довольный: работы отряда шли успешно. Принята на вооружение авиабомба. Приняты распылители микробов — авторучка и тросточка. Они утверждены высшим военным советом при императоре в качестве основного вооружения рот «особого состава», или, как их пока называли, «отдельных санитарных рот, подчиненных штабам дивизий». При отряде созданы краткосрочные курсы, на которых рядовой и командный состав обучаются владению новым видом оружия.

Радовало профессора и то, что по новому «Уведомлению об особых отправках Токуи-Ацукаи» значительно увеличивалась категория лиц, подлежащих этим отправкам: не будет недостатка в «бревнах»!

В лаборатории первого отдела выведена новая культура холеры. Движения микробов этого штамма гораздо оживленнее. Погибают эти микробы при более высокой температуре. Некоторые оживают после замерзания. Значит, можно добиться применения их и зимой.

В хранилище во много рядов стоят тщательно упакованные банки. Они застыли на полках, будто солдаты в строю. Профессору вспомнилось лицо генерала Ямады, и он довольно усмехнулся. Теперь он, Исии, и его отряд крепко стоят на ногах!

На границе шел бой. Восемь пограничников и двадцать два солдата стрелкового батальона сдерживали японцев, которые рвались на сопку. Японцы появились из густой тьмы. На фланге зачавкал японский пулемет. В резкий вой ветра ворвался злой посвист пуль. Солдаты отдыхающей смены караула, поднятые по тревоге, бежали к границе, с трудом преодолевая бьющий в грудь ветер.

Карпов принял взвод и направился к сопке на правом фланге заставы. Начальник караула, капитан Макаровский, распределял батальон по границе. Встретив смену часовых, приказал разводящему:

— Пулемет и одно отделение к знаку у камня. Часового за патронами! Старший разводящий — Золотарев. Остальные за мной! — в расстегнутом ватнике, с пистолетом в руке он ринулся в ночь.

Золотарев с солдатами свернули налево к камню. Теперь ветер дул справа. Лед под ногами ломался. Противно хлюпала вода. Снятый с поста Заварзин, бросив тулуп и полушубок, в одной телогрейке, налегке, побежал за патронами. Золотарев, разместив отделение, проверил установку пулемета и только тогда присел за камни. «Может быть, и не пойдут здесь японцы», — подумал он, в то же время подсчитывая патроны и прикидывая, скоро ли вернется Заварзин. Шуршал камыш. Совсем близко слышались выстрелы и крики. Золотарев обошел отделение, проверяя готовность к бою. Солдаты неторопливо устраивались поудобнее, маскировались, готовили гранаты. Тянулись минуты. Камалов переставил увязавший в болоте пулемет на камень и снова лег в воду, громыхнув смерзшимися полами полушубка. Гурин открыл коробку и подал конец ленты, ворча что-то сердитое о ветре, морозе и болотной топи.

— Идут, — шепнул кто-то, а Золотареву показалось — крикнул.

— Ш-ш-ш... — остановил он, прислушиваясь.

Сквозь вой ветра и выстрелы явственно доносились шаги людей. По всей вероятности, двигалась колонна.

Из темноты постепенно начали вырисовываться силуэты японцев в круглых шлемах и звенящих на морозе коротких шубах с поднятыми меховыми воротниками. Шли не таясь, уверенные, что не встретят здесь часового. Их разведка никогда не видела поста около этого знака.

— Приготовить гранаты, — передал по цепи Золотарев.

Японцы остановились в нескольких шагах. Один из них, отделившись от группы, пригнулся и, стреляя, побежал к камню. Остальные, держа оружие наготове, шли следом.

— Огонь! — зло крикнул Золотарев и бросил гранату.

Взрывы на мгновение ослепили японцев. Они в беспорядке заметались, послышались стоны и крики. Камалов, забыв о морозе, голыми руками нажал гашетку. Застучал пулемет. Японцы валились в болото, и ветер тут же заметал их снегом.

Первые пули пригнули Золотарева, но он заставил себя подняться и пристально осмотрелся вокруг. Справа чернели неясные тени. Вскоре оттуда открыли огонь. Пули ударяли в камень, угрожающе взвизгивая. На левом фланге почти не переставая трещал автомат Шкорина. Золотарев с необыкновенной ясностью припомнил этот участок границы: правее идет ложбина, по ней можно пройти незамеченным и, если японцы догадаются об этом, то отделение окажется отрезанным от... своих. Золотарев широко раскрыл глаза. Их хотят отрезать от родной страны! Короткими перебежками Золотарев продвигался вправо. Только на полпути он вспомнил о Шкорине и сейчас же послал к нему двух солдат с ручным пулеметом. «Нужно сосредоточить огневые средства на флангах», — решил он.

Шкорину приходилось трудно. Японцы лезли напролом, не считаясь с потерями. Совсем недалеко за спиной, в каких-нибудь пяти-семи метрах — Шкорин это знал — лежали два валуна, они послужили бы ему хорошим укрытием. Он уже шевельнулся, намереваясь отползти назад, но понял, что не успеет, что потеряет решающие секунды, и остался на месте.

— Эх! — ненавидяще выдохнул он и закричал во весь голос: — Сколько вас там? А ну! — Бросив гранату, начал быстро перезаряжать автомат. Скинул мешавшую варежку, схватил диск: «Только бы успеть!» Из мрака вынырнули две фигуры в коротких шубах. «Японцы!» Мысль Шкорина работала предельно четко. Казалось, все, что происходит, было уже давно пережито. С коротким криком Шкорин бросился под ноги переднему японцу, и тот, вскрикнув, выстрелил — туда, где секунду назад была голова Шкорина. Щеку опалил огонь, в голове зазвенело. Коротким и сильным ударом автомата по коленям, Шкорин свалил японца. Второй растерянно замер. Этого мига было достаточно: Шкорин прикладом ударил его в лицо, японец вскрикнул, выронил винтовку, пошатнулся. Шкорин навалился на первого, мертвой хваткой сдавил ему горло. Но тут появился третий. «Все!» — горькой обидой мелькнуло в мыслях. Но сбоку раздалась пулеметная очередь, и японец свалился.

— Ага! — торжествующе крикнул Шкорин. — Наелся? — и, обернувшись, позвал: — Давай сюда, браток. Вот тут пулемету самое место! — и, когда пулеметчики подползли, признался: — Ну, спасибо. Чуть было не того...

— Чего «того»? — не понял пулеметчик, устанавливавший сошку. — Еще-то есть там они?

— Будут! — засмеялся Шкорин.

Японцы отошли. Наступила тишина, изредка нарушаемая надсадными криками раненых. Пользуясь короткой передышкой, Золотарев торопливо обежал отделение. Раненых не было. Минут через пять японцы, ломая хрусткий камыш, поползли вновь, на этот раз редкой цепочкой, охватывая отделение с трех сторон. Как далеко уходили их фланги, Золотарев не знал. И некого было послать в разведку: одиннадцать человек защищали полтораста метров. Но когда открыл огонь часовой с соседнего поста, сержант понял, что рассредоточиться нужно еще больше.

Торопливо отдавая приказания, Золотарев не переставал наблюдать. Звуки выстрелов то глохли, относимые ветром, то неожиданно приближались: начинало покалывать в ушах. Где-то кричали «банзай», кто-то стонал, слышался пронзительный визг, топот и резкие гортанные выкрики. Золотарев стрелял в расплывчатые тени.

Японцы снова отошли. Но вот опять: «Банзай!» — и они беспорядочно, по-сумасшедшему стреляя, поднялись в атаку. Золотарев прижался к камню, выжидая, когда они подойдут поближе. Пропустив их за рубеж, солдаты открыли огонь. Японцы, пригибаясь, кинулись обратно. Один из них, задержавшись, бросил гранату. Она разорвалась недалеко от пулемета. Золотарев прыгнул к самураю и, забыв про автомат, яростно ударил его по голове незаряженной гранатой. Японец коротко гакнул и свалился. Придавив его коленом, сержант почувствовал, как обмякло его тело. Камалов медленно отвалился от пулемета и ткнулся лицом в снег. Пулемет замолк.