Женька-Наоборот

Завмастерскими Савелий Матвеевич уважал занятия клуба и, если мог, в помощи не отказывал. Он утром сказал: «Заходи, Звонкова, после обеда». Обещал подбросить столярного клею, серебристой — обязательно серебристой! — проволоки и много чего еще.

Только бы застать его в мастерских в условленный час!

Войдя в вестибюль, сверившись с прикрепленными под карнизом потолка электрическими часами, Таня почти побежала по коридору. Где же Савелий Матвеевич? На дверях слесарной висел замок. Столярка хотя и была открыта, но и в ней ни души. Успокаивало одно: если полная всякого добра мастерская не на запоре, значит, сюда скоро придут. Бросив на верстак сумку, стряхнув с некрашеного табурета горстку опилок, Таня села и принялась ждать.

В столярной мастерской было тихо. И душновато. Пахло клеем, спиртовым лаком, свежими стружками. Будто изображая в тысячекратном увеличении движение молекул, пылинки плясали в столбе солнечных лучей. Таня смотрела на них, смотрела и начала клевать носом. Перед ее глазами смутно проплывали картины, запавшие в память при чтении грустных сказок и повестей. Столько было на белом свете сирот, столько подкидышей да оборвышей…

И всюду мачехи, и оборачиваются они злыми колдуньями, и надо быть доброй феей, чтобы их одолеть. Таня вдруг ощутила в руке волшебную палочку. Гладко обструганную, крытую лаком…

Однако нельзя допускать, чтобы тебя самого околдовывала дремота. Современные люди обходятся без волшебства. Действовать надо разумно, сколько раз она это слышала от Алеши. И от мамы. И от многих других. Говоря о Жене, Валентина Федоровна очень советовала прибегнуть к помощи «Клуба пытливых», вовлечь его туда, поскольку этот клуб дает работу не только голове, но и рукам.

Вовлечь? На это нелегко было решиться: ведь Женька с первых же дней насмешничает над «пытливыми». Подумать только, назло классу (он так и выразился: «Назло вам»!) остался неохваченным ни одной секцией клуба!

И все же втянуть его надо. Только куда, в какую секцию? Секция «М» — так она значится в расписании — отпадает. Уж очень Женька противно свистит, немузыкально. Секция «П» тем более не подходит. Разве представишь рядом поэзию и Женьку-Наоборот? К проблеме покорения космоса с такими отметками не подпустят.

Неужели в секцию «А», в секцию по изучению архитектуры? В ту, которую Таня так любит… Неужели тащить его туда своими руками? Скажут ли ей спасибо ребята, Алеша Рязанцев? Хотя Алешка не раз говорил, что долг важнее собственных интересов…

Как Таня ни углублена в свои мысли, что-то мешает ей сосредоточиться. Странно, ужасно странно… В пустом помещении, где к тому же затворены окна и дверь, как известно, не бывает шуршания и загадочных скрипов. Другая бы девочка определенно струхнула.

Оглядевшись, Таня убеждается, что шумят и вздыхают либо листы фанеры, прислоненные к дальней стене, либо кушетка, обитая черной клеенкой. Один ее краешек робко высовывается из-за фанерных листов.

Ой! Кушетка не только кряхтит — она ворочается! Есть же разница между неодушевленным предметом и живым существом… На кушетке, конечно, мог укрыться заплаканный, провинившийся пятиклашка. А вдруг кто-нибудь, кто втрое сильнее Тани, — любитель казенного инструмента и строительных материалов, просто-напросто жулик? Однако будущий медик не имеет права испытывать страх. Когда-нибудь Таня совершенно спокойно, с поднятой головой будет входить в анатомичку, в операционную. Она уже сейчас тренирует себя — смело шагает навстречу опасности.

— Эй, кто там? — громко говорит Таня. — Вылезай!

Фанера вздрогнула, черный лежак скрипнул, и Таня увидела того, кого меньше всего ожидала здесь встретить. Увидела Женю Перчихина.

8. Получилось очень солидно

Женя Перчихин лежал на кушетке, подтянув ноги чуть ли не к подбородку. Длинное заспанное лицо было на редкость унылым. На скуле, возле глаза, синяк, на губе не то лихорадка, не то ссадина. Таня деликатно отвела взгляд и задала вопрос, прозвучавший не очень умно:

— Что ты здесь делаешь?

— А ты? Небось староста поручил?

— Что поручил?

— Шпионить за мной. «Почему здесь? Почему не пришел на уроки?»

Спустив ноги на пол, упершись руками в кушетку, Женя принялся демонстративно покачиваться. Кушетка заскрипела и застонала, как бы напоминая, что перекочевала сюда из кабинета врача на капитальный ремонт, а не для того чтобы ее окончательно доконали. Но Женю ничем не проймешь. Покачиваясь, он выпячивает поврежденную губу и свистит. И вызывающе смотрит на Таню: «Отстанешь ты или нет?»

Женя нарочно свистит во весь дух, чтобы не говорить. Он не обязан выкладывать каждой девчонке, почему он здесь очутился. Кому какое дело, отведал он отцовского ремня или нет. Если что и случилось, то по милости классного руководителя, который приходит к тебе домой и натравливает на тебя родителей. Ей же хуже, Валентине Федоровне! Сегодня у Жени прогул, завтра ожидай двойку. А кому неприятно, кто отвечает? Классный руководитель! Правильно. Сама виновата. Женя возьмет да пропустит еще штук двадцать уроков. Не будет ходить, пока не пройдет синяк. Чем дольше, тем лучше.

А может, все уже зажило? Иной раз поспишь вволю, и готово — здоров! Танька-то не спросила: «Кто тебя так отделал?» Значит, уже не видно.

Таня ничего не спросила, даже вскользь не коснулась больного вопроса. Ей с одного взгляда на Женю привиделась чужая рука — пухлая, с острыми, сверкающими лаком ногтями. Тане картина ясна. Она готова сделать для Жени все что угодно. Она добьется, чтобы сегодняшний вечер прошел у него в веселой компании «Клуба пытливых».

Словно бы нехотя Таня подходит к одному из окон мастерской, заставленному щитом-витриной. «Породы древесины в отделке». Издали коллекция, созданная шестиклассниками под руководством Савелия Матвеевича, смахивает на огромный гербарий.

— А что, неплохие образчики, — говорит Таня. — Хотя с нашими экспонатами не сравнишь.

Женя охотно поддерживает разговор на нейтральную тему:

— С какими экспонатами?

— Видел бы ты, Женька, что у нас за выставка получается! Представь, всё изучили. От пещерных времен и до самого коммунизма! Показать приглашение? Тут Петька много чего понаписал…

Таня довольна: думая дома о Жене, она прихватила квадратик плотной бумаги с зеленым пингвином в углу.

В школе любят эту комичную птицу. Толстая, неуклюжая фигурка пингвина сопутствует всем веселым событиям — праздникам, вечерам. Всегда одинаковая и всегда совершенно новая, оттого что каждый раз меняет окраску. То она голубая, то оранжевая, то ярко-красная. Пингвинов породил Алеша Рязанцев. Купил в магазине «Художник» большую резинку, вырезал на ней печать — контур забавной птицы — и открыл им уголок юмора в стенной газете.

— На, Женя, смотри.

— Ладно, давай… Вот дураки! Опять взялись за стиляг?

— Спятил!

— Заголовочек: «Основные стили»?

— Не кривляйся! Сам ты стиляга, раз такой неуч. — Одного взгляда на подбитую скулу Жени оказалось достаточно, чтобы Таня сменила тон. — Мы сами были не лучше. Ничего не смыслили в этих стилях. Зато как начали озеленять парк, сразу захотелось узнать, что такое садово-парковая архитектура.

— Не заливай! — машет тощей рукой Женя. — Архитектура это не сады, а дома.

— Вот, вот… Мы тоже так думали. Оказалось, что и парки закладываются по планам, по чертежам. Честное слово! Теперь-то мы разбираемся в эпохах и стилях, а прежде не могли отличить регулярный парк от пейзажного.

— Подумаешь!.. Всюду одно: «По газонам ходить воспрещается».

— Не паясничай. Давай я тебе все объясню… Представь себе рядышком Лиду и Веру. Вернее, предстань их прически.

— Это зачем?

— Надо.

Девчачьими прическами Женя сроду не интересовался. Но раз уж Таня заныла, пожалуйста. Лишь бы с чем другим не пристала. У Лиды косы прямые как палки; пробор — словно натянутый белый шнур. Зато Верочка… Ее кудри до того всегда встрепаны, что даже завуч Клавдия Васильевна не знает, как с ними бороться.