Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 55 из 80

— Время коктейля. Час до обеда. Коктейли — в библиотеке, здание номер четыре.

Библиотека, которая служила одновременно местом всех собраний, была переполнена. Большинство людей разместились за длинным столом, накрытым листами прозрачного, похожего на стекло пластиката, который сняли со стен в одном из полуразрушенных зданий.

Марта налила себе стакан здешнего мартини и подсела к Селиму, сидевшему в одиночестве в конце стола. Они заговорили о здании, которое только что закончили обследовать, а затем, как всегда, вернулись к воспоминаниям о раскопках на Земле. Селим копал в Малой Азии царство хеттов, а Марта в Пакистане — хараппскую культуру.

Они допили до конца мартини — смесь спирта и ароматических веществ, получаемых из марсианских овощей, — и Селим взял стаканы, чтобы наполнить их снова.

— Знаете, Марта, — сказал он, когда вернулся, — Тони прав в одном: вы ставите на карту свою научную репутацию и положение. Думать, что язык, который так давно мертв, — может быть дешифрован, — противоречит всем археологическим правилам. Между всеми древними языками было какое-то связующее звено. Зная греческий, Шамполион мог прочесть египетские надписи, а с помощью египетских иероглифов был изучен хеттский язык. Ни вы, ни ваши коллеги так и не смогли расшифровать иероглифы из Хараппы, потому что там не было преемственности, и, если вы будете настаивать на том, что этот мертвый язык может быть изучен, это явно нанесет ущерб вашей репутации.

— Я слышала, как однажды полковник Пенроуз сказал, что офицер, который боится рисковать своей репутацией, вряд ли сохранит ее. Это вполне применимо и к нам: если мы действительно хотим до чего-нибудь докопаться, приходится не бояться ошибок. Меня гораздо больше интересует суть открытия, чем собственная репутация.

Она посмотрела туда, где рядом с Глорией Стэндиш сидел Тони Латтимер, что-то с жаром ей объяснявший. Глория медленно потягивала из стакана густой напиток и внимательно его слушала. Она была основным претендентом на звание “Мисс Марс” 1996 года, если в моде будут пышногрудые, крупные блондинки. Что касается Тони, то его внимание к ней не ослабело бы, будь она даже похожей на злую колдунью из детской сказки: Глория была комментатором федеральной телевизионной системы при экспедиции.

— Да, я знаю, что это так, — сказал Селим, — и именно поэтому, когда меня просили назвать кандидатуру второго археолога, я назвал вас,

Кандидатура Тони Латтимер была выдвинута университетом, в котором он работал. Очевидно, тому было много всяких причин. Марта хотела бы знать всю историю этого дела. Сама она всегда стремилась держаться в стороне от университетов с их путаной, сложной политикой. Ее раскопки финансировались обычно неакадемическими учреждениями, чаще всего художественными музеями.

— У вас прекрасное положение, Марта, гораздо лучше, чем было у меня в ваши годы. Вы многого добились, и поэтому я всегда волнуюсь, когда вижу, как вы ставите все на карту из-за упорства, с которым пытаетесь доказать, что марсианские надписи можно прочесть. Я не вижу, каким образом вы собираетесь это сделать.

Марта пожала плечами, допила остатки коктейля и закурила. Она вдруг почувствовала, что ей смертельно надоели разговоры о том, что и сама она смутно ощущала.





— Я пока не знаю как, но я сделаю это. Может быть, мне удастся найти книжку с картинками — то, о чем говорила Сахико, детский учебник. Наверняка у них было что-нибудь в этом роде. Мы ведь здесь только шесть месяцев. Я могу ждать весь остаток жизни, если понадобится, но в конце концов я все же найду разгадку.

— А я не могу так долго ждать, — сказал Селим. — Остаток моей жизни — это всего несколько лет, и, когда “Скьяпарелли” выйдет на орбиту, я вернусь на борту “Сирано” на Землю.

— Мне бы не хотелось, чтобы вы уезжали — Ведь перед нами — целый неизведанный археологический мир. В самом деле, Селим.

— Это так, — он допил коктейль и посмотрел на свою трубку, как бы раздумывая, стоит ли курить до обеда, затем положил ее в карман. — Да, целый неизведанный мир. Но я стар, и он уже не для меня. Я истратил жизнь на изучение хеттов. Я могу разговаривать на языке хеттов, хотя и не вполне уверен, что хеттский царь Нуватталис одобрил бы мое современное турецкое произношение. Но здесь мне нужно заново изучать химию, физику, технику, научиться проверять прочность стальных балок и разбираться в берилло-серебряных сплавах, пластических массах, кремниевых соединениях. Я куда увереннее чувствую себя в изучении культур, при которых ездили в колесницах, бились мечами и только начинали осваивать обработку железа. Марс — для молодых. А я лишь старый кавалерийский генерал, который уже не способен командовать танками и Авиацией. У вас достаточно времени, чтобы как следует изучить Марс, а у меня его уже нет.

Марта подумала, что его-то репутация, как главы хеттологической школы, была вполне прочной и устойчивой, но она тут же устыдилась своих мыслей. Нельзя же ставить Селима на одну доску с Тони Латтимером.

— Я приехал сюда только начать работы, — продолжал Селим. — Федеральное правительство считало, что это должно быть сделано опытной рукой. Теперь дело налажено, а уж продолжать будете вы и Тони и те, кто прибудут на “Скьяпарелли”. Вы сами сказали, что это — целый неизведанный мир. А ведь это-лишь один город марсианской цивилизации. Не забывайте, что есть еще поздняя культура Нагорий и Строителей каналов. А сколько было еще рас, цивилизаций, империй вплоть до марсианского каменного века! — После некоторого колебания он добавил: — Вы даже не представляете, сколько вам предстоит узнать, и именно поэтому сейчас не время узкой специализации.

Все вышли из грузовика, разминая затекшие ноги. Перед ними было огромное здание, увенчанное странным конусом. У стены копошились четыре фигурки. Потом они подошли к стоящему на дороге недалеко от здания джипу и сели в него. Машина медленно двинулась назад по дороге. Самая маленькая из четырех — это была Сахико — разматывала электрический кабель. Когда джип поравнялся с грузовиком, они вышли из машины. Сахико прикрепила свободный конец кабеля к электроатомной батарее, и тотчас же фонтан серого грязного дыма, смешанного с оранжевым песком, вырвался из стены здания. Через мгновенье последовал многоголосый гул взрыва. Марта, Тони Латтимер и майор Линдеманн взобрались на грузовик, который двинулся к зданию, оставив джип на дороге. Подъехав, они увидели, что в стене образовался довольно широкий пролом. Латтимер расположил взрывчатку в простенке между окнами: оба окна были выбиты вместе со стеной и лежали в полной сохранности на земле. Марта хорошо помнила, как они впервые входили в марсианское здание. Один из офицеров Космической службы поднял тогда камень и бросил в окно, уверенный, что этого будет достаточно. Но камень отскочил обратно. Тогда он вытащил пистолет и выстрелил четыре раза подряд. Пули со свистом отскакивали от стекол, оставляя лишь слабые царапины. Кто-то пустил в ход скорострельное ружье. Здесь, на Марсе, все носили оружие, считая, что неизвестность полна опасностей. Однако и на этот раз пуля ударилась о стекловидную массу, не пробив ее. Пришлось прибегнуть к помощи кислородно-ацетиленового резака, и только через час стекло поддалось. Таков был их первый опыт. Тони пошел впереди, освещая дорогу фонарем. Они с трудом различали его искаженный микрофоном голос.

— Я думал, мы пробили проход в коридор, а это — комната. Осторожно. Пол почти на два фута понижается к двери. Здесь — куча щебня от взрыва, — и он исчез в проломе. Остальные начали снимать с грузовика оборудование — лопаты, кирки, ломы, портативные фонари, аппаратуру, бумагу, альбомы для зарисовок, складную лестницу и даже альпинистское снаряжение. Хаберт Пенроуз нес на плече электроатомный отбойный молоток, похожий на пулемет. Марта выбрала для себя остроконечный альпинистский ледоруб, который мог одновременно служить и киркой, и лопатой, и палкой.

В стекла въелась тысячелетняя пыль, они едва пропускали дневной свет. Луч, проникший через пробитую брешь, падал на пол светлым пятном. Кто-то из присутствующих поднял фонарь и осветил потолок: огромная комната была совершенно пуста, пыль толстым слоем лежала на полу и окрашивала в красный цвет лёсса некогда белые стены. Должно быть, здесь находилось большое учреждение, но не было никаких следов, указывающих на его назначение.