Девчонки и мальчишки

У Владимира Сергеевича было совсем юношеское лицо с румянцем на щеках и без единой морщинки на лбу. Спал он на боку, поджав под себя ноги и подложив под щеку ладонь, как будто, задумавшись и закрыв глаза, слушал музыку. Правая рука у него была вытянута вдоль бедра, и даже во сне она была будто напряжена: на ней были вздутые жилы и твердые узлы мускулов.

…После ведра холодной колодезной воды, которое Владимир Сергеевич поочередно вылил нам на спины, и после бутербродов с холодной курицей мы, захватив с собой Зойку, отправились в лес.

Когда мы проходили по деревне, из-за забора одной дачи показались две головы. Нарик и Гарик нам вдогонку крикнули:

— Зоя, ты поедешь с нами на пляж?

Зойка, обернувшись, отрицательно помахала рукой.

В лесу неподвижно стоял тугой сосновый воздух, смешанный с резким запахом раздавленной бузины и папоротника. Маленькие полусозревшие ягодки земляники с белыми пупырышками то и дело похрустывали под ногами. Земляники было так много, что Лешка решил больше не собирать ее пригоршнями, а стал ползать на четвереньках от куста к кусту и губами захватывать ягоды.

Потом мы пошли в орешник срезать удилища. Владимир Сергеевич шел впереди, раздвигая кусты и задерживая в руках упругие тоненькие ветви, чтобы они не хлестнули Зойку по глазам.

Гроза подошла внезапно. Гром уже давно перекатывался где-то далеко на востоке, и казалось, что непогода пройдет стороной. Но Владимир Сергеевич был иного мнения.

— А потопа нам не избежать… — сказал он. — Будет буря — мы поспорим и поборемся мы с ней! Кстати, в это время Илья Пророк всегда находится в отпуске, а его заместитель по проливной части немного глуховат. Вот люди и говорят: «Дождь идет не когда мы просим, а когда сено косим!»

— Интересно! — сказал Лешка. — Надо будет записать.

— А ты уже что-нибудь тут записал? — спросил я.

— А как же!

— А что?

— Сказку о курочке Рябе. Теперь я ее маме расскажу, а то они все время с папой ругаются.

Лешка как-то раз прочитал брошюрку «Как надо собирать фольклор» и с тех пор увлекся сказками, народными былинами и легендами. Читал он их без разбору, а потом решил сам записывать разные детские считалочки, присказки и частушки. Сам он тоже пытался сочинять фольклор, и, на мой взгляд, у него получалось неплохо. Ну, например:

Потом он записывал такие литературные переделки:

Однажды он мне предложил поехать с ним в загс, чтобы понаблюдать за свадебными церемониями. Но в загсе на Колхозной площади мы, к сожалению, никаких свадебных обрядов не обнаружили. Просто здесь стояла очередь из молодых и пожилых людей, а на столе, как в парикмахерской, лежали газеты и журналы, и все посетители их листали.

Но вот на Ваганьковском кладбище, куда мы отправились записывать похоронные причеты, было очень любопытно. Особенно нам запомнилась одна старушка в черном платке, которая убивалась по каждому покойнику. Нам казалось, что все умершие — это очень близкие ее родственники, так она безутешно кричала: «Ой, ты мой соколик, Петр Иванович, на кого ты оставил бедную сиротинушку!» Или: «Ой, родные, мои милые, посмотрите все на голубушку, на голубушку красну-девицу, что в цветах лежит, да лазоревых!» А затем мы увидели, что эта старушка за каждое свое причитание получала деньги от родственников усопшего, и поняли, что она специальная «плакальщица».

Лешка мечтал купить маленький магнитофон, чтобы ходить с ним к старожилам, участникам восстаний и народным сказителям. Но денег у него не было, и он довольствовался карандашом и тетрадкой.

…В лесу вдруг потемнело, по верхушкам деревьев пробежался ветер, обламывая суки и сучья, и вслед за этим сухо и оглушительно треснул гром.

Молния ударила где-то рядом, потому что наши лица на секунду стали голубыми.

— Быстрей, шалаш! — крикнул Владимир Сергеевич, выбираясь из орешника. — Полундра!

Мы кинулись врассыпную. Кто за елочными ветвями, кто за сухими слегами под крышу.

Работа шла лихорадочно. Шалаш рос на глазах.

От приближавшейся грозы на сердце было и весело и жутко, и тут мы уже не обращали внимания ни на колючки, ни на занозы.

И в тот момент, когда молния снова юркнула между черными мохнатыми тучами и разразился ливень, похожий на тропический, мы уже лежали в нашей новостройке на груде сухих листьев и очищали с пальцев смолу.

Владимир Сергеевич вытащил из кармана свою трубку, закурил — в шалаше запахло ирисками, — подумал минутку и вдруг сказал:

— Друзья! Как определили ученые, жизнь есть белковый обмен. И вот меня интересует, а где мы с вами достанем в обед эти необходимые белки для обмена? Курица, как вам известно, уже скончалась, денег у вас и у меня — только на обратную дорогу…

— Ну, это ерунда, — весело сказала Зойка. — Мы можем все вместе пойти к нам на дачу и там пообедать. У нас сегодня холодный свекольник со сметаной, а на второе пельмени. И даже третье есть — кисель из ягод.

— А в-четвертых, — сказал Владимир Сергеевич, — мы благодарим вас за приглашение и, как ни жалко, отказываемся.

— Ну, Владимир Сергеевич, — сказала Зойка, — вы еще не знаете моего папу. Он всегда очень любит гостей!

— Папы — они всегда любят, — улыбнулся Владимир Сергеевич. — А вот мамы, насколько я понимаю, не очень. Да еще на даче. Если гость понятливый, он всегда должен ехать на дачу со своими продуктами.

— Нет, я, честное слово, вас не понимаю, Владимир Сергеевич! — чуть ли не с обидой сказала Зойка. — Я же вас серьезно приглашаю.

— Ладно, Зоенька, не сердитесь, — ответил Владимир Сергеевич, — мы придем, придем… но со временем. Только не сегодня. Ну, как-то мне, например, неудобно. Входит неизвестный человек и говорит: «Здравствуйте, дайте поесть!» А этот человек уже давным-давно самостоятельная личность, с пятнадцати лет зарплату получает.

— Ну и что?

— А вот то — пускай ваша дача будет для нас как спасательный круг для тонущего! Мы ухватимся за нее в самый нужный момент. А пока-то мы ведь еще не тонем? И вообще я люблю как можно меньше тревожить людей своей персоной. Короче, давайте думать, где нам достать эти… белки.

— А мы можем стащить новую курицу! Подозвать ее к себе: «Цыпа! Цыпа!» — а потом как трахнуть ей палкой по загривку — и вот обед! — сказал Лешка.

— А-а… понятно, — усмехнулся Владимир Сергеевич. — Это тебя что, на уроке естествознания научили, куда бить курицу?

— Нет, я своим умом дошел.

— Вот и видно, что ты человек высокой проходимости. Только на этом далеко не уедешь.

— Уж и пошутить нельзя! — наконец сдался Лешка, почувствовав, что Владимир Сергеевич ведет серьезный разговор.

— М-да… вопрос родился сложный, — в раздумье сказал Владимир Сергеевич, а потом вдруг весело и лукаво посмотрел на нас. — Слушайте, а кто из вас может раздирать мясо руками и пить кровь из убитых буйволиц?

Этот вопрос застал всех врасплох. Мне, например, лично не приходилось в Москве заниматься таким делом. За Зойку и за Лешку я тоже ручался.

— Я готов пить кровь, — вдруг как-то тихо сказал Лешка. — Но на какие деньги мы будем покупать этих… как их… буйволиц и вообще где они водятся?

— Вот то-то и оно — где они водятся? — воскликнул Владимир Сергеевич. — Мы с вами живем в дебрях Кара-Бумбы, а буйволиц тут нет.

— Это еще что за такая Кара-Бумба? — удивленно спросил я.

— Ну, я так окрестил наш дремучий лес, — сказал Владимир Сергеевич.