Страница 18 из 54
В течение первых пяти-шести недель линия Нормандского фронта была стабильной. Воспользовавшись отсутствием немецкого сопротивления в начальный период вторжения, союзники захватили ее, в сущности, с одного удара. Но продвижение к важным объектам, какими были города Кан и Сен-Ло, где сходились узлы нормандских дорог, надолго застопорилось. Попытка овладеть Каном не удалась в самом начале. Британская парашютная дивизия не сумела захватить севернее Кана холмы, господствующие над городом. Немцы воспользовались неудачей парашютистов и быстро укрепили эти возвышенности; борьба за них продолжалась до второй половины июля и стоила городу больших разрушений. Американцы, нацеленные на Сен-Ло, не осмеливались атаковать немецкие позиции, прикрывающие город, без поддержки авиации, но командующий наземными войсками генерал Монтгомери держал все ее силы на участке под Каном.
Кан был краеугольным камнем стратегии Монтгомери. От этого крупного промышленного города, соединенного с морем большим каналом, дороги расходились веером. Они открывали союзникам не только прямые магистрали на Париж, но и обходные пути к сердцу Франции. По плану Монтгомери, изложенному нам несколько позже начальником его разведки бригадным генералом Вильямсом, Кану отводилась особая роль. Высадившись в Нормандии, союзные армии оказались на линии, идущей через весь полуостров с востока на запад, — это была почти прямая. Подобно радиусу, упирающемуся в центр — город Кан, она должна была повернуться против часовой стрелки примерно на 270 градусов. 3-я американская армия, находившаяся на самом правом фланге «радиуса», спускалась вдоль юго-западного берега Нормандии, достигала Бретани, пересекала ее, затем поворачивалась прямо на восток, устремляясь к Парижу, однако обходя его несколько южнее. 1-я американская армия, поддерживающая правый фланг, получила задачу держать равнение направо, не забывая о своем левом плече, где действовала на узком участке 2-я британская армия. У самого центра канадцы поворачивались вокруг оси.
Затем весь этот фронт, прикрывая свой правый фланг рекой Луарой, а левый — водами Английского канала, должен был двинуться в северо-восточном направлении, все время занося вперед свой правый фланг. Фронт, по замыслам Монтгомери, охватывал все немецкие вооруженные силы в северной Франции, отрезал их связи через Бельгию с Германией и сбрасывал в море. («План Шлиффена наизнанку», — острили офицеры.)
На деле получилось иначе. Монтгомери пытался соединить линию фронта с самым «центром наступления»— Каном. В первых боях в Нормандии немцы сравнительно легко отражали атаки союзников в направлении на Кан и Сен-Ло. Мало помогал союзникам их численный и материальный перевес. Они создали большое превосходство в людях в первый же день высадки: разрозненным гарнизонам мелких нормандских городов они противопоставили девять своих первоклассных дивизий. А немцы увидели первую дивизию своих подкреплений только через семь дней после вторжения союзников; в дальнейшем они могли получать одну дивизию каждые полтора дня. Союзники высаживали две дивизии ежедневно. К этому следует прибавить, что среди немецких частей не было ни одной воинской единицы полного состава: пехотным дивизиям недоставало по нескольку тысяч человек, танковые и эсэсовские дивизии были представлены лишь отдельными полками и еще чаще- батальонами.
Союзников поддерживали два флота тактической авиации, которая базировалась на Нормандию и южную Англию, и мощный бомбардировочный флот, оперирующий с английских баз. У них было огромное превосходство в танках, в артиллерии, которая обладала изобилием снарядов. Наконец, в распоряжении союзных армий находился транспортный парк в составе 300 тысяч машин.
Однако союзное командование не реализовало своего превосходства. Немцы чувствовали себя самоуверенно и держались нагло. После трех недель боев командир 130-й немецкой танковой дивизии Леер состряпал рапорт командующему корпусом, в котором он давал характеристику боевых качеств британских войск, встреченных его дивизией. Указав сначала, что «успешный прорыв не используется англичанами для успешного наступления», немецкий генерал отмечал «бесхребетность» британской пехоты, которая не борется без поддержки танков и артиллерия. Мораль ее невысока: лишенная авиационной и артиллерийской поддержки пехота ретируется, упорно избегает ближнего боя; атакованная в ближнем бою — сдается… О танковых войсках союзников отзывался со смесью восхищения и пренебрежения. Он считал, что они полны наступательного духа, но материальная часть их бедна. «Черчилли» боялись «тигров», как огня. Их броня была толста, по не надежна. Немецкие противотанковые пушки «88» безжалостно крушили их.
Авиация союзников, многочисленная и разнообразная, заставляла Леера рекомендовать германским войскам зарываться в землю да выражать надежду, что скоро Гитлер выполнит свое обещание и пришлет в Нормандию «должное количество» самолетов. Генерал, как и вся немецкая нормандская армия, напрасно ждал обещанную Гитлером авиацию. Белоруссия, где решалась тогда судьба не только Восточной Пруссии, но и всей германской военной машины, удерживала немецкие воздушные (и не только воздушные!) силы. Западный немецкий фронт был обречен оставаться без «воздушной крыши» от первых дней его возникновения до самого конца.
Немцы вели себя в Нормандии вызывающе и нагло отнюдь не потому, что они чувствовали свою силу: по сравнению с союзниками их силы были невелики. По некоторым «тактическим и стратегическим» соображениям генерал Монтгомери не форсировал развитие военных событий в Нормандии. Монтгомери откровенно заявлял, что время само работает на западных союзников, Германия, надломленная и все более изматываемая постоянными и тяжелыми боями на Восточном фронте, истекала кровью. Удар Советской Армии в центре немецкого фронта (белорусское наступление) создал не только военный, но и политический кризис в Германии. Попытка группы кадровых офицеров германского рейхсвера убить Гитлера показывала намерение некоторых слоев внутри Германии найти политический выход из военного тупика. Было известно, что антигитлеровские заговорщики рассчитывали избежать войны на два фронта, договорившись с англо-американскими союзниками.
Английское руководство считало, что по мере продвижения Советской Армии на запад Германия будет слабеть в военном отношении и разлагаться политически, что его мнению, разумно было ожидать, что внутренняя борьба за выход Германии из войны путем капитуляции на Западе еще более обострится. Поэтому союзники, по словам английских штабных офицеров, надеялись, что гитлеровская Германия упадет им в руки, как спелый плод, без серьезных жертв и расходов с их стороны. Это целиком соответствовало черчиллевской теории «дешевой войны».
Монтгомери не отступал от этой «теории». Когда после провала наступления на Кан его обвиняли в медлительности, Монтгомери в узком кругу британских корреспондентов признался, что ему приказано беречь английскую кровь.
— Джентльмены, — говорил он, — я имею приказ беречь каждую каплю английской крови. Вы знаете, нас только 48 миллионов, а не 200, как русских, и даже не 150, как американцев. Мы не можем ускорять события ценою будущего Британской империи…
Центр тяжести наступления переносился в воздух, где союзники чувствовали себя полными хозяевами. Немцы цеплялись за французские городки и деревушки с их прочными каменными домами. В течение полутора-двух часов, используя из всех фортификационных инструментов только ломы, немцы ухитрялись создавать в любом населенном пункте «опорный пункт». Проще говоря, проделывали в стенах амбразуры для пулеметов и противотанковых пушек. Встретив сопротивление у какой-нибудь деревушки, союзные войска откатывались назад и вызывали из Англии бомбардировочную авиацию.
Немцы, быстро освоившиеся с такой тактикой, отходили к следующей деревне, оставляя в обреченном опорном пункте лишь небольшой заслон. После разрушения этого опорного пункта заслон присоединялся к своей части, уже приспособившей к обороне очередной населенный пункт. Овладев руинами деревушки. союзники упирались в новый «опорный пункт». Игра повторялась снова и снова.