Страница 11 из 81
Тяжелое прошлое оставило глубокие шрамы и на теле социальной психологии, запечатлевшись в социально-психологических теориях и понятиях, таких, как, например, «коллектив». Коллектив по тем временам считался высшей формой объединения людей, которая могла существовать только в странах, движущихся социалистическим (как показали последующие события, — неправильным) курсом. А у теории коллектива была только одна проблема: если, скажем, экипаж советского космического корабля — это коллектив, а экипаж американского космического корабля — всего лишь малая группа, то чем считать смешанный советско-американский экипаж, интернациональный полет которого дал жизнь сигаретам «Союз-Апполон»? Нет нужды объяснять, что результатом глубокого социально-психологического анализа таких проблем, как, к примеру, мотивация советского человека, выезжающего за рубеж, были выводы о том, что им руководит не желание поднакупить побольше шмоток, а чувство гордости за свою Родину и желание быть ее достойным. В общем, подпитка идеологией окрыляла социально-психологическую мысль, позволяя ей далеко уноситься от реальности и гордо взмывать над ней.
Студентам-психологам тоже не чуждо желание разобраться, кто есть кто среди их преподавателей, и что они писали до 1991 г., а справедливые чувства в отношении старой психологии требуют выхода. Это приводит к таким акциям, как символическое сожжение ее чучела, которым студенты факультета психологии МГУ недавно отметили его юбилей. Данная акция повергла в шок представителей самой старой психологии, которые живо представили, что и сами могли оказаться на месте ее чучела. В общем, проблема отцов и детей сейчас стоит не менее остро, чем в тургеневские времена. А студенты часто не понимают, почему некоторые преподаватели занимают свои, точнее, чужие, места и вместо того, чтобы, скажем, подметать улицы, преподают в высших учебных заведениях.
Этот феномен действительно нуждается в очень серьезном осмыслении. Анализ показывает, что у него есть две причины, связанные с историческими особенностями нашей страны и нашей культуры. Во-первых, в советское время, как и сейчас, преподавать было не очень престижно и не очень денежно, и поэтому лучшие умы предпочитали оседать не в вузах, а в академических институтах (где тогда было и престижно, и достаточно денежно). И лишь в последние годы, в основном в связи с внедрением платного образования, началась обратная миграция. Во-вторых, нам свойственен совершенно уникальный и неведомый другим народам вид гуманизма: мы не можем уволить живого человека, даже если его профессиональная непригодность совершенно очевидна. Для нас это то же самое, что похоронить его заживо, и поэтому преподавателей, явно занимающих не свое место, у нас не трогают. И это мудро, поскольку, как учит исторический опыт, в нашей стране преподаватель, явно занимающийся не своим делом, более безвреден, чем безработный преподаватель.
Но любое наше сугубо национальное явление всегда вписано в интернациональный контекст, и здесь снова уместно обратиться к великой книге «Закон Паркинсона». Вот как описана в ней, например, армия — естественно, не наша, а английская. «На должность генерала претендуют, по сути, все старшие офицеры. Те, кто явно непригоден, сошли с дистанции давным-давно — их отправили в отставку, перевели в глушь, предали военному суду». То есть быть плохим генералом, да и вообще офицером практически невозможно, особенно в военное время: его либо убьет противник, либо посадят вышестоящие начальники, либо пристрелят в спину собственные солдаты. Примерно то же самое можно сказать и о большинстве других видов деятельности, представители которых всегда подвергаются естественному отбору. Иное дело — система образования. Считается, что плохо учить — дело безвредное, и плохие преподаватели не заслуживают такой суровой кары, как увольнение. Поэтому во всех университетах мира можно встретить людей, занимающих явно не свое место.
Наверное, пора остановиться в охаивании вузовских преподавателей всем скопом, т. е. пора воздать должное их индивидуальным различиям. Этих преподавателей, как и всех прочих людей, можно классифицировать по самым различным признакам. Но результат встречи студента с преподавателем, особенно на экзаменах, более всего сопряжен с их изложенной ниже типологией.
Самый неудобный для студентов тип — самоутверждающийся преподаватель (СП). Этот тип наименее предсказуем. К нему принадлежат преимущественно молодые преподаватели с неустойчивой самооценкой, которые очень чувствительны к тому, сколько студентов приходит на их лекции или семинары, как они сидят, насколько внимательно слушают, и к прочей ерунде. Некоторые из них откровенно самоутверждаются за счет студентов, заставляя себя уважать с помощью двоек и дисциплинарных мер. Существуют и вечно самоутверждающиеся преподаватели (ВСП), пребывающие в таком состоянии всю жизнь и не преодолевающие его с возрастом. СП, правда, может самоутверждаться и с помощью выгодных для студентов приемов, например, демонстрируя им свою доброту посредством выставления завышенных оценок. Но значительно чаще он укрепляет свою самооценку нежелательным для них образом.
Второй, по степени нежелательности для студентов, тип преподавателей — преподаватель-педант (ППд). К этому типу принадлежат наиболее ограниченные и догматичные личности. Они требуют от студента точного знания материала — даже в тех случаях, когда материал таков, что исключает точные знания. А любые попытки студентов компенсировать пробелы в своих знаниях за счет воображения и изобретательности вызывают у ППд лишь раздражение, поскольку неизбежно наводят на мысль об уровне его собственного воображения. Упорство ППд непреодолимо, и с ним лучше вообще не встречаться, по крайней мере, на экзаменах, особенно если Вы ничего не знаете.
Следующий, выделенный по тому же принципу, тип — это безразличный преподаватель (БП). Чаще всего за его безразличием стоит обилие субъективно более важных для него дел: регулярные поездки за рубеж, издание своих книг, получение грантов. Но могут стоять и какие-либо личные, чаще всего семейные, проблемы. Его очень просто вычислить: он часто отменяет лекции, опаздывает на них, забывает имена и фамилии студентов, имеет отсутствующее выражение лица и т. д. Для БП безразлично, что ставить студенту — двойку или пятерку, но, понимая, что двойка может вызвать дополнительные проблемы, он предпочитает более нейтральные оценки. В общем-то, его нетрудно и уговорить повысить балл, надо лишь сделать так, чтобы другие студенты этого не видели, поскольку он не любит связывать себя прецедентами.
К безразличному преподавателю весьма близок преподаватель-разгильдяй (ПРг). Он обычно небрит, часто дышит перегаром, всегда опаздывает на лекции, не вполне твердо знает, что именно он должен читать и т. п. Его держат на работе вследствие нашего описанного выше национального гуманизма, а также потому, что он либо считается талантливым, хотя и неорганизованным человеком, либо — когда-то подавал большие надежды. По природе своей он добр, физически не способен поставить плохую оценку, но надо бдительно следить за тем, чтобы он поставил ее в нужную графу.
Следующий тип — преподавателъ-панибрат (ППн) — всячески ищет способы сближения со студентами. Чаще всего он использует для этого совместные выпивки (и поощряет соответствующее поведение студентов), но практикует и другие формы близких контактов с ними. Одеваться он может не совсем так, как студенты, в некоторых случаях может даже надеть галстук, но их сленг явно предпочитает научным терминам. Двойки и тройки не ставит вообще, ибо это несовместимо с репутацией Своего Парня, к которой он стремится. Но, вынужденный лавировать между студентами и деканатом, где сплошь отличные оценки вызывают подозрения, за абсолютно идеальный ответ может поставить четверку — просто для того, чтобы разбавить однообразную массу пятерок.
Наибольшей симпатией студентов, как правило, пользуется преподаватель-романтик (ПРм). Как БП и ППн, в плане отношения к учебному процессу это — либерал, но, в отличие от ПРг, — не анархист. Он соблюдает некоторые основополагающие дисциплинарные правила, но главное для него — не дисциплина и оценки, а творчество и мышление студентов. Соответственно, в них он больше всего ценит именно способность мыслить, и, если приобрести в его глазах репутацию Мыслящего Студента (МС), можно вообще ничего не учить. Читать лекции и проводить семинары он предпочитает в режиме диалога, регулярно задавая студентам вопросы, заставляющие думать, и провоцируя их ломать мозги над неразрешимыми вопросами своей науки. Студенты его не только любят — за либеральный нрав, но и уважают — за хороший фанатизм и одухотворенное отношение к своей профессии, а некоторые даже заражаются и заряжаются его романтизмом.