У Белого Яра

Вячек устало поднял припухшие веки, из-под нависших мохнатых бровей блеснули живые с хитринкой глаза. Андрей как-то сразу обмяк, успокоился.

— Помню, — тихо заговорил он, — нашу роту построили как на парад и в боевом порядке под музыку привели на Путиловский. Десять дней мы охраняли ваш завод. За это время многие солдаты успели сдружиться с рабочими; они открыли нам глаза на то, что происходит в России, в чьих интересах ведется война. Я дежурил в чугунолитейном цехе. Здесь познакомился с подпольщиком Зайцевым...

— Зайцев?.. Случайно, не Евгений?

— Точно!

— Русый такой, с усиками?

— Да! А что?

— Ничего. Рассказывай...

— Долгие беседы с рабочими, — воодушевляясь, продолжал Андрей, — помогли нам понять, что у рабочих и солдат один враг — самодержавие. Нашу дружбу с рабочими заметило начальство. Однажды нас внезапно сняли с караула, привели в казармы и приказали лечь спать, не раздеваясь, с оружием. Строго запретили смотреть в окна. Нам было не до сна. Часам к десяти вечера двор полковой канцелярии заполнили казаки с пиками на ремне. На Измайловском проспекте около Фонтанки гремели колеса орудий: прибыла артиллерия. «Что будет дальше?» — спрашивали мы друг друга и, как клятву, повторяли про себя: «В рабочих стрелять не будем!». В полночь нашу роту по тревоге вывели во двор, выстроили возле стены казармы. Вдали слышалась песня: «Вставай, поднимайся, рабочий народ!..». Толпа все ближе.. Вот она вливается во двор. Люди остановились в нескольких шагах от нас. Из толпы вышел Зайцев, крикнул: «Товарищи солдаты! Переходите на сторону народа!». Командир роты подал команду: «По толпе ого...». Он не успел закончить. Правофланговый солдат прикладом по затылку свалил его с ног. Это послужило сигналом. Мы взяли винтовки на плечо и пошли вместе с рабочими, а за нами стали присоединяться к восставшим и другие роты. Так весь лейб-гвардии Измайловский полк перешел на сторону восставших рабочих столицы... В восемнадцатом мне снова пришлось встретиться с Евгением, но уже в Кургане, куда он прибыл по путевке ЦК партии. Зайцев был избран председателем Совдепа, а его заместителем по крестьянской секции работал мой родной брат, Дмитрий...

— А где сейчас Зайцев?

— Расстрелян в Кургане.

— Так... Ну, а что стало с твоим братом?

— Тоже погиб... Дмитрий и я, — после паузы снова заговорил Андрей, — многим обязаны Зайцеву. Он помог нам найти правильный путь в жизни. Мы стали членами партии...

— Так ты большевик, сынок?

— Да, большевик!

После этой беседы Андрею несколько дней не удавалось встретиться с Вячеком. Сразу после завтрака тот куда-то исчезал, появлялся лишь перед самой поверкой. Андрею стало казаться, что Вячек избегает его умышленно; он терялся в догадках о причине странного поведения товарища.

Встреча произошла неожиданно: Андрея и Вячека нарядили работать в лагерную кухню. Улучив момент, Андрей с обидой спросил:

— Где ты пропадаешь?

— Дела, — уклончиво ответил тот. — Потом поговорим.

Когда часовой, разомлевший от духоты, отлучился из кухни, а толстый повар сонно клевал у пышущей жаром плиты, Вячек шепотом поведал Андрею то, о чем в лагере знали немногие... В Омске действует подпольная большевистская организация. Она пользуется горячей поддержкой трудящихся города. Под руководством подпольного комитета рабочие для оказания помощи арестованным и их семьям создали легальную организацию «Красного Креста», внося по одному проценту от своего заработка. Через уполномоченных «Красного Креста», иногда допускавшихся в лагерь, поддерживается связь с группой Сопротивления, существующей в самом лагере.

Связь подпольщиков лагеря «с волей» осуществляется через чехов-коммунистов, охранников лагеря, и через родственников заключенных, которые, получив от колчаковского коменданта города пропуск на свидание, передавали им поддельные ордера на освобождение. Группа Сопротивления организовала несколько удачных побегов. С ее помощью удалось освободить видных товарищей. Некоторых заключенных вывезли в гробах, в мусорных ящиках и даже в ассенизационных бочках. Ведется тайный подкоп из шестого барака. За одну ночь предполагается вывести около двухсот человек.

— Вот это здорово! — запинаясь от волнения, воскликнул Андрей.

К счастью для них, задремавший повар не обратил на это внимания.

...Ветхий шестой барак под жилье не использовался. Когда-то, в дни выставки, в нем было нечто вроде ярмарочного балагана. Напротив стоял ресторан-поплавок. После шумного кутежа по случаю выгодной торговой сделки сибирские купцы и промышленники гурьбой направлялись по шаткому мостку, перекинутому через искусственный пруд, в балаган, чтобы поразвлечься представлением «с клубничкой».

Заброшенный барак к моменту создания лагеря по самые наличники окон осел в землю, покосился на один бок, а задняя половина его совсем завалилась и держалась на подпорках.

Колчак на первых порах прихода к власти, стремясь создать у иностранных корреспондентов видимость своего «гуманного» отношения к врагам, приказал отдать шестой барак под клуб для заключенных. Два раза в неделю, по средам и пятницам, заключенным разрешалось проводить в клубе спевки, читать белогвардейские газеты, пользоваться настольными играми.

Этим обстоятельством не преминули воспользоваться подпольщики. В каждом бараке были подобраны смелые, надежные товарищи. Они-то и начали рыть в клубе, под сценой, подземный ход. Направлялся он в сторону окраинной Степной улицы, примыкавшей к лагерю. В конце ее, в полуразвалившейся нежилой землянке, был установлен конспиративный наблюдательный пост подпольщиков. Работали по двое: один копал землю, другой оттаскивал, рассыпая и утаптывая ее под сценой. Пары менялись через каждый час. Вячек условным жестом подавал сигнал, люди становились в круг, загораживая суфлерскую будку, и незаметно для часового, обычно стоявшего снаружи барака, очередная пара бесшумно опускалась под сцену.

Андрею пришлось работать в паре с Вячеком, который копал не спеша, расчетливо тратя силы. Сильным взмахом вонзив в твердый глиняный грунт отточенное лезвие саперной лопатки, он четким, размеренным движением откалывал крупные комья, кидая их себе под ноги. Все это он проделывал, стоя на коленях, сильно согнувшись под низким сводом. В темноте Андрей нащупывал комья глины, укладывал в таз, волок его на вытянутых руках к выходу. За все время, пока не пришла смена, Вячек ни разу не прервал работы и не произнес ни одного слова. Как крот, он упрямо вгрызался в грунт, и Андрей едва успевал оттаскивать землю, ползая на животе и беспрестанно работая локтями.

— Устал? — ласково спросил Вячек, когда они поднялись на сцену. — Это с непривычки. В следующий раз будет полегче.

Работа эта, сопряженная с большим риском, подвигалась медленно: за «клубный» день удавалось прорыть метра два. Но вот, наконец, наступил день, когда общая длина подземного хода превысила тридцать метров. По расчетам выходило: еще немного, и подкоп будет выведен наружу.

— Сегодня, Андрюша! — взволнованно сообщил Вячек. — Подготовь своих ребят и будьте начеку!

Над лагерем опустились ранние зимние сумерки. Вечер тянулся для Андрея томительно. Он нетерпеливо посматривал на дверь. Вот уже съедена мутная «бурда», поданная на ужин, прошла вечерняя поверка, дан отбой на сон. Наступила ночь, полная тревог и ожиданий. А Вячек все еще не возвращался в барак. Где он? Уж не попал ли в беду?

На минуту вкралось сомнение: а вдруг Вячек предатель? Ведь он чужестранец, чех... Что для него интересы нашей родины?.. Нет, этого не может быть! Вячек давно живет в России, породнился со старым Путиловским заводом. Он коммунист!

Беспокойно ворочаются люди. За окнами неистовствует вьюга, бьется о тонкие дощатые стены, сквозь которые доносится каждый звук снаружи.

— Слышишь, Андрей! — шепчет Тишков, лежащий рядом. — Стреляют. Овчарки лают...

Андрей ответить не успел: дверь распахнулась, и в белесых клубах морозного воздуха он увидел на пороге начальника комендантского конвоя. Вслед, стуча сапогами, входят солдаты. Они держат за ошейники огромных со вздыбленной шерстью овчарок. Солдаты выстраиваются в две шеренги.