Страница 81 из 97
Нет конца людскому потоку! Когда самые выносливые и сильные достигли опушки бьёрнского леса, то замыкающие шествие калеки, изнуренные старики и женщины с детьми только миновали церковь в Брубю.
Но вот наконец вереница людей исчезает в глухом лесу. Утреннее солнце освещает землю под соснами; вечернее солнце встретит этих людей, когда они выйдут из леса.
Вот уже третий день продолжаются поиски. Люди ищут и ищут. Они ищут в расселинах между крутыми скалами, с которых легко сорваться в пропасть, под бурелом, где легко сломать ногу, под густыми ветвями раскидистых елей, среди мягкого мха, который так и манит присесть и отдохнуть.
Чего только не попадается им на пути: берлога медведя, лисья нора, глубокое логово барсука, черная яма для обжига угля, склоны, поросшие красной брусникой, серебристая ель, горы, опустошенные недавним лесным пожаром, камень, брошенный великаном... Но они не видят, что под скалой что-то чернеет. Никому и в голову не приходит посмотреть — муравейник ли это, упавшее дерево или человек? А ведь это был человек, но никто не догадался заглянуть туда.
Вечернее солнце застает людей по другую сторону леса, но молодая девушка, которую господь лишил разума, так и не найдена. Что же им теперь делать? Неужели снова обыскивать весь лес? Лес во мраке опасен: там глубокие топи и крутые обрывы. И что смогут они найти в темноте, если ничего не нашли днем, при солнечном свете?
— Пойдем в Экебю! — раздается вдруг крик из толпы.
— В Экебю! — подхватывают остальные.
— Пойдем в Экебю!
— Пойдем спросим кавалеров, почему они натравили собак на ту, которую бог лишил разума, почему они довели безумную до отчаяния! Наши дети голодны и плачут, наши одежды изорваны, наши хлеба брошены и осыпаются на полях, наш картофель гниет в земле, наши лошади одичали, и некому ходить за коровами, мы сами едва держимся на ногах от усталости, — и во всем этом виноваты они. Пойдем в Экебю и расправимся с ними! В Экебю! Что за проклятый год выдался для нас, бедняков! Тяжело карает нас бог, зимой нам не миновать голода. Но на кого же гневается господь? Пастор из Брубю тут ни при чем: его молитвы были услышаны богом. На кого же еще ему гневаться, если не на кавалеров?
— Пойдем в Экебю! Это они разорили имение, это они выгнали майоршу с нищенским посохом и сумой на большую дорогу. Из-за них мы сидим без работы, из-за них голодаем. Вот из-за кого мы терпим нужду. Пойдем в Экебю!
И угрюмые, озлобленные люди устремляются в Экебю; голодные женщины с плачущими детьми на руках следуют за мужчинами; а позади всех плетутся калеки и немощные старики. И, словно разливающийся поток, растет озлобление среди людей.
Они бурлят, словно осеннее половодье. А теперь с гор устремляется новый поток, новые опустошения грозят теперь чести и могуществу Экебю.
До хуторянина, который пашет у опушки леса, доносится неистовый рев толпы. Он отпрягает одну из лошадей и скачет на ней прямо в Экебю.
— Беда, беда! — кричит он. — На Экебю идут медведи, волки и тролли!
Обезумев от ужаса, он мечется по двору.
— Собралась вся нечисть из леса! — кричит он. — Тролли идут против Экебю! Спасайся, кто может! Они хотят поджечь Экебю и перебить всех кавалеров!
А вот уже слышится рев разъяренной толпы. Осеннее половодье угрожает Экебю.
Знают ли эти озлобленные люди сами, чего хотят: пожара, грабежа, убийства?
Это даже не люди — это лесные тролли, это дикие звери. Темные силы, которые скрываются под землей, вырвались на свободу. Жажда мести освободила их.
Это призраки тех, кто добывает руду в горах, это призраки тех, кто валит деревья в лесу и обжигает уголь, это призраки тех, кто выращивает хлеба на полях; и теперь они вырвались на свободу, готовые все вокруг предать разрушению. Смерть Экебю, смерть кавалерам!
А в Экебю водка льется рекой. В подвалах лежат груды золота. Кладовые ломятся от зерна и мяса. Почему же честные люди должны голодать, а преступники наслаждаться всеми благами жизни?
Но теперь, кавалеры, вам пришел конец, чаша терпения переполнилась. Вы — белоручки, которые никогда не пряли, вы — птицы, которые никогда ни о чем не заботились, — и теперь чаша народного терпения переполнилась. В лесу лежит та, которая вынесла вам приговор; мы ее посланцы. Не лагман, не ленсман, а та, что лежит в лесу, вынесла вам приговор.
Кавалеры стоят в большом доме и видят, как толпа все приближается и приближается. Они уже знают, в чем обвиняют их. Но на этот раз они впервые не виноваты. Если бедная девушка и пошла в лес, чтобы там умереть, то это вовсе не потому, что на нее натравили собак, — этого они никогда и не делали, — а потому, что Йёста неделю тому назад женился на графине Элисабет.
Но есть ли смысл оправдываться и объяснять все это озлобленным людям? Они устали и голодны, жажда мести подстрекает их, их подгоняет жажда грабежа. Они несутся с дикими криками, а перед ними скачет верхом обезумевший от страха хуторянин.
— Медведи идут, волки идут, тролли идут на Экебю!
Кавалеры спрятали графиню Элисабет в самую отдаленную комнату. Лёвенборг и дядюшка Эберхард остались ее охранять, а остальные выходят к народу. Они стоят на крыльце — безоружные, улыбающиеся — и встречают надвигающуюся с шумом толпу.
И народ останавливается перед этой небольшой группой спокойных людей. Они шли сюда озлобленные, горя желанием опрокинуть кавалеров и истоптать их каблуками, как это сделали пятьдесят лет назад с управляющим и инспектором в Сюнде. Но что это? Они ожидали сопротивления и борьбы, а не видят ни запертых дверей, ни направленного на них оружия.
— Дорогие друзья, — говорят кавалеры, — дорогие друзья, вы устали и голодны, позвольте же накормить вас и предложить домашней водки!
Народ не обращает внимания на эти слова, люди кричат и угрожают. Кавалеры, однако, не теряют присутствия духа.
— Подождите, — говорят они, — подождите одну секунду! Смотрите, перед вами открыты все двери Экебю. Открыты все погреба, амбары и кладовые. Ваши жены падают с ног от усталости, дети плачут. Накормите сначала их! А потом вы можете с нами расправиться. Мы не убежим. У нас на чердаке полно яблок. Пойдемте принесем детям яблок!
Час спустя пир в Экебю был в полном разгаре, самый большой пир, какой только знало это имение, и происходил он осенней ночью, при свете полной луны.
Откуда-то приносят дрова, и вскоре во дворе пылают костры. Наслаждаясь теплом и покоем, люди, осыпанные всеми дарами земными, сидят у костров.
Более решительные идут на скотный двор и берут там все, что находят необходимым. Они режут телят и овец и даже крупный рогатый скот. Туши тут же разделывают и зажаривают. Сотни голодных людей с жадностью набрасываются на еду. Животных выводят из хлева и убивают. Кажется, что весь скотный двор опустеет за одну ночь.
Незадолго перед тем в Экебю заготовили припасы на зиму. С тех пор как здесь появилась графиня Элисабет, дела в домашнем хозяйстве стали налаживаться. Казалось, молодая женщина совсем забыла о том, что она теперь жена Йёсты Берлинга. Оба они, и он и она, делали вид, будто и не вспоминают об этом, но зато она теперь стала хозяйкой Экебю. Как и подобает хорошей и домовитой хозяйке, она старалась положить конец расточительству и бесхозяйственности, господствовавшим в имении. И ее слушались. Люди были довольны, что у них снова появилась хозяйка.
Но какой прок с того, что с появлением ее весь сентябрь здесь пекли хлебы, заготовляли сыры, сбивали масло и варили пиво? К чему было все это?
Подавайте теперь все этим людям, выносите припасы, лишь бы они не сожгли Экебю и не убили кавалеров! Подавайте сюда хлеб, масло, сыр! Подавайте бочки с вином и пивом, выносите из кладовых окорока, бочонки с водкой и яблоки!
Хватит ли богатств Экебю, чтобы умилостивить народ? Только бы они не бесновались и убрались отсюда подобру-поздорову.
Все, что здесь происходит, делается только ради нее, новой хозяйки Экебю. Кавалеры — мужественные, умеющие владеть оружием люди, и если бы они думали только о себе, то стали бы обороняться; если бы не она, такая нежная и кроткая, которая так заступается за людей, они несколькими меткими выстрелами обратили бы в бегство всю эту алчную толпу.