Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 26 из 67

— Через час Хьяма уедет, тогда и поговорим. Согласны?

Вторая океанка согласно кивнула, а первая сжалась, будто её огрели палкой. Чего дёргаться? Сказано же — отрезанный ломоть, и не стоит давить на жалость. Только хуже будет. А эта — хоть и красивая, не отнимешь, но вот не лежит у него к ней сердце. Так, холодное чувство эстетического любования. Словно на статуэтку в музее. Нет ни теплоты, ни желания, ничего. Словно неодушевлённый предмет. За едой время пролетело незаметно. Хьяма ушла наверх, собирать свои вещи. Гера так и осталась сидеть на кухне, наблюдая за ним. А чего тут наблюдать? Лучше бы помогла убраться. Словно прочитав его мысли, встала, подошла к раковине:

— Лучше убери со стола. Я помою.

Включила, уже довольно уверенно, воду, отрегулировала температуру, взялась за моющее средство. Ловкими движениями сполоснула чашки, промыла тарелки, аккуратно протёрла полотенцем, поставила на полочку. Он тем временем закончил убирать остатки в холодильник, протёр влажной тряпкой стол. Прополоскал, повесил на вешалку — пусть сохнет. Гера прислушалась к чему то, потом негромко произнесла:

— Хьяма идёт.

Едва заметно усмехнулся:

— Элементарная вежливость требует проводить гостя.

Шагнул из кухни в гостиную. Действительно, та, о ком шла речь, уже спустилась вниз, со своим рюкзачком за спиной. Остановилась, опустив голову:

— Мне пора. Счастливо вам… Оставаться…

— И тебе удачи.

Океанка произнесла что-то явно на своём языке, и от её слов Хьяма ещё ниже опустила голову. Потом вдруг решительно шагнула к ним, приподнялась на цыпочки, чмокнула Владимира в щёку, развернулась и буквально выбежала на улицу. Через минуту хлопнула калитка. Гера отчего-то облегчённо вздохнула, затем подошла к диванчику, стоящему у камина, уселась на мягкое сиденье и вытянула длинные стройные ноги. Перехватила его взгляд, машинально устремлённый на них, дразняще улыбнулась мимолётной улыбкой, но тут же сменила улыбку на тоскливое выражение лица.

— Вот и всё.

— Что значит — всё?

Она откинулась на спинку, запрокинула голову, глядя в потолок.

— Океания проиграла. Вы, нуваррцы, выходите на первые роли в этом мире.

Молодой человек позволил себе улыбнуться:

— Думаю, это как раз не повредит тем, кто живёт здесь. Скорее, наоборот.

— Почему ты так думаешь?

Он тоже сел на диван, только на другую сторону.

— Как бы тебе объяснить… Получше… Понимаешь, мы… В общем, у нас особый менталитет, не имеющий ничего общего ни с одним, имеющихся у тех народов, кто живёт здесь. Короче говоря, если поискать аналоги — некий комплекс старшего брата, защитника. Мы всегда готовы помочь тем, кто слабее, кто страдает от несправедливости или обиды. Для нас было всегда характерным не угнетать слабого, а наоборот, помочь ему стать сильнее. Мы строили города и заводы, обучали и воспитывали, лечили и восстанавливали. Таков наш характер. Наш обычай. Мы начинали войны сами очень редко. В основном лишь защищались, либо приходили на помощь тем, кто просил нас спасти их. Но в результате всегда оставались виноваты, получая через годы плевок в лицо от тех, кто даже живёт на свете лишь потому, что наши отцы и деды пролили свою кровь и отдали свои жизни за их никчёмное существование. Нашу доброту и желание помочь почему то считали за слабость. Наше нежелание обидеть — то же самое. А наше добродушие — за врождённую покорность. Это напоминало…

Покрутил рукой в воздухе, подбирая подходящий аналог, улыбнулся, найдя:

— Смотри. Это можно сравнить с тем, как если бы собака облаивала паровоз. Тот движется себе спокойно по рельсам, а мелкая шавка гавкает, считая себя сильной лишь на том основании, что паровоз не осмеливается сойти с рельсов, чтобы раздавить её. Но иногда наступает предел и терпению механизма, и тогда, просто походя, могучая машина начинает давить… Тогда во всём мире начинается вой, что мы действуем не по правилам, не даём себя спокойно уничтожить, отобрать свою землю, наши богатства, наши жизни, наконец. Потому все привыкли, что гиганта можно безнаказанно оболгать, обидеть, потому что тот не обращает внимания не их движения, кажущиеся им самим великими и могучими, а на деле — всего лишь вознёй муравьёв в песочнице…

Океанка расширенными глазами смотрела на вдруг разговорившегося парня. А тот неожиданно для себя сам увлёкся своими рассуждениями.

— …Мы, нуваррцы, не хотели ничьей гибели. Ни государств, ни людей. Прибыв в Русию, мой отец…

— Прости, но он действительно твой отец?

— А как же! Ты же видела, как мы похожи?

— Но между вами разница буквально в пару лет, не больше!

Улыбнулся:

— Вообще-то, в тридцать. Я — поздний ребёнок. Моя мама родила меня уже довольно…

Сглотнул. Осёкся. Океанка осторожно коснулась его руки, лежащей на подушке дивана:

— Прости. Не хотела тебя обижать… Если тебе неприятно, то не надо…

— Ничего. Моя мама погибла уже здесь.

— Сочувствую…

Пауза. Затем он, глубоко вздохнув, продолжил:

— Так вот, отец приехал в Русию без задания. Он просто должен был изучить страну, поискать точки соприкосновения, впоследствии — завязать официальные отношения между нашими государствами. А потребности в Империи у нас были большие.

— И какие, если не секрет?

— Какой там секрет!





Владимир махнул рукой.

— Никакого секрета нет. Женщины. Вот самая главная наша потребность.

— Женщины?!

Потрясение океанки было неподдельным. Ему даже стало смешно при виде её расширенных глаз.

— Да. А ты не заметила? На дискотеке? Большинство посетителей — молодые, крепкие ребята. Девушек — мизер. Да и те — русийки, гонведки, пруски. И ваши тоже.

Гера кивнула.

— Мужчин среди нас большинство. Причём — значительное. Даже подавляющее. И женского пола у нас острейшая нехватка. А у нас ни у кого нет ни малейшего желания уйти отсюда в мир иной бесплодными, не оставив продолжения своего рода.

— И у тебя?

— Разумеется!

— Тогда почему ты не оставил Хьяму?

— Я? Это она сделал свой выбор. И не в мою пользу. А теперь, потеряв своего мужа, решила вернуться ко мне? Я не спасательный круг, не убежище, где она может прийти в себя, отдохнуть, набраться сил, а потом снова сказать: 'Извини, но я так не хочу'. И уйти к кому-нибудь ещё.

Недоумевающий взгляд океанки показал, что ей сообщили другую версию истории.

— Тебе рассказали другое?

Она отвернулась в сторону:

— Скажем, немного не так, как ты. Но в целом всё совпадает…

— Может, ошибся в паре слов. Но суть была именно такой. Она ушла от меня. И это достаточно. Я, лично, не могу её простить и попробовать начать всё заново. Но ты уводишь разговор в сторону…

— Скорее, ты. Собственно говоря я хотела тебя спросить лишь об одном — действительно ли я не вызываю у тебя никаких чувств?

— Зачем тебе это? Или хочешь остаться среди нас?

— Мой вопрос совсем на другую тему. Не уходи, пожалуйста, от ответа.

— Действительно. Пусть тебе, наверное, обидно это слышать.

— Обидно.

Отвернулась к стенке. Потом буркнула:

— Это всё, что я хотела от тебя услышать.

— Действительно — всё?

— Да.

— Тогда ладно. Не желаешь прогуляться? Пока есть возможность?

Ответить она не успела. Мобильник завибрировал на столе…

Глава 10

…У-у-у! Могучий гудок заставил содрогнуться всю бухту. Марк, усмехнувшись, наклонился к капитану 'Свободы' и спросил:

— Поставить сирену с 'Бисмарка' было не слишком?

— Нормально. Зато теперь уважают.

Ухмыльнулся, увидев, как резко добавил ход неторопливо чухающий до рёва пароходной сирены лоцманский катер. Оба нуваррца переглянулись и рассмеялись. Первый рейс восстановленного 'Либерти' в Океанию после подписания мирного договора…

…- Значит, ты не хочешь оставаться военным?

Владимир отставил чашку с чаем, подтверждая свои слова, кивнул:

— Пап, конечно, быть сильным и умелым в этом деле важно. Но ты прекрасно знаешь, что я могу постоять за себя, и если придётся, без колебаний снова возьмусь за оружие. Но сейчас нам нужны промышленники и инженеры, рабочие и учёные, тем более, что ты сам хотел обеспечить будущее нашего Рода…