Сплоченность

— Им самим надо послать кое-что, — отметил Струшня. — Противотифозные мероприятия на всякий случай следует провести во всех деревнях.

— Обязательно! — поддержал Камлюк и, найдя в кипе бумаг записку Ирины Адамовны, сказал: — Вы писали здесь, каких препаратов и сколько вам требуется… А достаточно этого?

— Маловато. Но где же больше взять? Хоть бы столько…

— Будет больше, — Камлюк вырвал из блокнота листок и, написав на нем несколько слов, протянул Ирине Адамовне. — Зайдите на склад… Кое-что выберете там. Мы уже радировали в Москву об этом случае. Сегодня ночью к нам высылают самолет с препаратами. Дальше. Заведующего отделом здравоохранения послали в областной подпольный центр. Он привезет оттуда специалиста по борьбе с тифом. Пришлем к вам в помощь врачей из других сельсоветов. Так, Пилип Гордеевич?

Струшня в знак согласия молча кивнул головой. Ирина Адамовна поднялась с кресла, стала прощаться:

— Спасибо. Вы меня ободрили…

На пороге показался Прокоп Калина. По-стариковски переваливаясь с ноги на ногу, он медленно подошел к столу.

— Ленинград — в блокаде, Калиновка, можно сказать, тоже в блокаде… Посоветуйте, что же нам, садоводам, делать?

Камлюк и Струшня дружески улыбнулись: они знали, о чем беспокоится старый Калина. Оба сразу вспомнили предвоенные годы, когда из Калиновщины каждое лето вывозились в Ленинград тысячи ящиков яблок.

— Садитесь, дядька Прокоп, посоветуемся, — посмотрел Камлюк на Калину теплым взглядом.

— Ночи не сплю — думаю… Пятьдесят гектаров сада. А какой урожай! Под каждой ветвью по две — три подпоры. Партизанам сдали около пяти тысяч пудов яблок. Выгаровцам подарили пудов пятьсот — погорельцы ведь. А что дальше? Конечно, кое-как рассовать продукт можно, но разве это порядок? Надо все устроить с толком. Ведь продукт-то какой! Вот попробуйте сами, — старик вынул из карманов своего пиджака несколько яблок и груш и положил их на стол.

— Действительно чудесные! — воскликнул Камлюк и, взяв одно из яблок, принялся с удовольствием рассматривать его, повертывая перед собой. — Какое прозрачное.

— Только любоваться ими, — поддержал Струшня, взяв большую краснобокую грушу. — Поверишь, Кузьма, даже жалко есть.

Все весело рассмеялись.

— Жалко… — покачал головой Калина. — А фашисты, как проходили здесь фронтом, вырубили у нас несколько гектаров сада… дрова нашли…

— Ничего, дядька Прокоп, им наши сады боком вылезают. — Камлюк положил яблоко на стол и спросил: — Что вы сами думаете об уборке фруктов?

— Вот и прислали меня люди к вам посоветоваться… Сказали, чтобы вы дали приказ — пусть партизаны на свои базы возьмут еще… Ну и сушить будем, прятать.

— Правильно… Смотри, скоро и Ленинград, и Калиновка не будут в блокаде… Вот тогда и сможем опять послать наш подарок.

— Везите на рынок в Калиновку, — добавил Струшня. — Продавайте населению.

— Да мы об этом и сами думали, — подхватил Калина. — Наш председатель наказал, чтоб я спросил у вас.

— Продавайте, обязательно продавайте. Это ведь только всем на пользу, — проговорил Камлюк. — Пришлем и людей из отрядов. Передайте нашу благодарность колхозникам за заботы о партизанах.

— Передам… Оставайтесь здоровы, — Калина поднялся и своей медлительной, старческой походкой направился к выходу; у порога он оглянулся. — А эти чуда все-таки съешьте, не жалейте.

— Да уж придется, — улыбнулся ему в ответ Камлюк и, когда старик скрылся за дверью, воскликнул: — Вот они, наши люди! — Он приветственно кивнул головой вошедшему в кабинет Малявке и, взглянув на Струшню, добавил: — Надо будет поинтересоваться садами других колхозов… Прошу, дядька Антон, — пригласил он Малявку. — Как вы там?

— Как?.. Сами знаете… Нет нашей баньки, — как-то некстати усмехнулся Малявка, пожав, плечами. — Захотелось мне, товарищи начальники, одно дело сделать. Хочу, как бы вам это сказать… хочу со временем вперегонки поиграть…

— Слушаем вас, — Камлюк переглянулся со Струшней.

— Вот скажите, если мы поставим новое здание, может ли оно сгореть, если снова налетит на Выгары какая-нибудь фашистская экспедиция или фронт будет проходить?

Камлюк вопросительно вскинул брови и опять переглянулся со Струшней. А старый Малявка спокойно продолжал:

— Думаю, что может сгореть, а может и не сгореть. Но тут есть риск. Жаль, если от этой работы останутся одни только мозоли да головешки… А вот если в лесу сделать сруб и разбросать его, по бревну разнести по канавам и болотам, — словом, спрятать. Может ли погибнуть такой труд?.. Вот скоро придет наша армия. Тогда мы готовый сруб возьмем из лесу — и на колхозную усадьбу. Пока другие будут со срубами возиться, мы свои оборудуем и на другую работу кинемся… Вот так и перехитрим время. — Малявка пододвинулся ближе к столу и заговорил более определенно: — До войны была у нас бригада строителей. Командовал ею я. Решили мы теперь снова организовать бригаду. Нет мужчин — женщин научим плотничать. Решили строиться! Прежде всего за общественные здания возьмемся… Подумайте, сколько срубов сделаем к приходу кашей армии.

— Разумно, дорогой приятель! — воскликнул Струшня, откинувшись на спинку стула. — Около двух тысяч домов сожгли оккупанты в районе. Велика нужда… Люди вас поддержат, еще как поддержат, Антон Демьянович!

— А как же… Только, товарищи начальники, сначала пусть поддержит нас один человек…

— Это о ком вы? — насторожился Камлюк.

— О нашем начальнике лесхоза.

— А что он, возражает?

— Был у него, лесу просил. И не отказывает и не дает, хоть и похвалил задуманное нами. Говорил, согласовать надо, посоветоваться. А чего же волынить? Разве отклад идет на лад?

— Не волнуйся, дядька Антон. По такому делу, конечно, надо посоветоваться. Но лес вам отпущен будет. — Камлюк подошел к телефону и покрутил ручку аппарата. — Позовите начальника лесхоза… В Заречье?.. Вернется — передайте: прошу его зайти ко мне в одиннадцать… — Камлюк положил трубку, взглянул на Малявку: — В бондарную артель поехал… Словом, сегодня ночью решим. Завтра через сельсовет получите разрешение.

— Вот и хорошо. Сразу начнем работать. Да, может, и партизаны помогут… Как на косьбе…

— Постараемся, — пообещал Камлюк.

— Как там ваши люди на пожарищах? Не упали духом? — спросил Струшня.

— Некоторые сначала нос повесили, а потом опомнились… Что поделаешь? Живому — о живом думать… Комиссар Новиков со своими агитаторами часто наезжает, — Малявка поднялся со стула и добавил: — Вот еще просьба у выгаровцев. Мы уж и Новикову говорили. Это насчет нашей районной газеты. До новостей теперь люди жадные, а газета иногда не доходит до нас, в нашем сельсоветском центре разбирается.

— Беспорядок! — возмутился Камлюк и, раскрыв блокнот, что-то записал. — Хорошо, дядька Антон, что сообщили.

— Дайте им проборку, Кузьма Михайлович. Пусть обо всех одинаково заботятся, — протягивая на прощание руку, сказал старый Малявка.

У Змитрока Кравцова, вошедшего на прием следующим, дел нашлось больше, чем у кого-либо другого. Как руководителя деревни его беспокоила и уборка урожая, и на какую партизанскую базу отвезти остатки хлебозаготовок, и многое другое. А как начальник дружины самообороны он беспокоился об усилении охраны деревни, о пополнении вооружения, настойчиво просил, чтоб выдали ему «хоть один» станковый пулемет.

— Ну и загребистый же ты, дорогой приятель, — усмехнувшись, заметил Струшня. — Ты думаешь, пулеметов у нас тьма?

— Знаю. Но не мешало бы нам в дружине иметь максима. Очень я полюбил его на Карельском перешейке… Ну, ничего. Позже, может, дадите, — Кравцов взглянул на дверь и заговорил о другом: — Там, в приемной, девочка… В нашей деревне жила, у одной старушки… спасти надо.

— Что такое? Чья она? — вскинул бровями Камлюк.

— Дочка вдовы лесника. Помните, я вам когда-то рассказывал.

— Как не помнить! Это весь район облетело… Что с девочкой?

— Очень больна. Была слабенькой, а тут такой испуг, смерть матери… Ну и совсем зачахла. Вот справка от докторов, — протянул Кравцов бумажку Камлюку. — Они говорят, что можно спасти ребенка, если немедленно дать специальное лечение.